В этом письме ясно слышится глубокая симпатия писателя к Советской стране, к советским людям, которые, по его словам, несут «на своих плечах человечество».
И вот состоялась долгожданная премьера «Мастера из Кламси». Это произошло 22 февраля 1938 года в Ленинградском Малом оперном театре. Новая советская опера и первая опера Дмитрия Кабалевского была встречена с большим воодушевлением. Музыка, веселая, искристая, сердечная, пленила слушателей.
Опера с успехом шла в театре. Однако появился человек, которому она все больше и больше не нравилась. Это был сам автор.
Теперь, когда опера звучала на сцене, Дмитрий Борисович убедился, что Роллан был прав в своих деликатных, но в общем-то точных и глубоких критических замечаниях. И Кабалевский решил переделать произведение.
Когда началась Великая Отечественная война и театр, прекратив постановки, стал собираться в эвакуацию на восток, Дмитрий Борисович забрал из театра свою единственную партитуру. Понятно, что после этого оперу уже никто не мог поставить. И хотя к композитору впоследствии не раз обращались советские и зарубежные театры с просьбой прислать партитуру, он всем отказывал.
Правда, из музыки оперы композитор сделал симфоническую сюиту, в которую вошли увертюра и три музыкальных антракта. Достоинства этой сюиты оказались таковы, что она самостоятельно зажила на симфонических эстрадах мира. Звучали в концертах и отдельные вокальные номера оперы - хор сборщиц винограда, застольная Кола.
Дмитрий Борисович, задумав переделать оперу, долго не мог найти подхода к ней. А годы шли...
...Да, о многом напомнил Кабалевскому платок из Италии, подаренный ему через двадцать лет после создания «Мастера из Кламси». Напомнил этот платок композитору и об одном письме, которое он получил в 1944 году из США. Автор его, советский дипломат В. Базыкин, писал:
«...Ваша увертюра к «Кола Брюньону» вошла в репертуар почти всех лучших оркестров США и Канады и пользуется здесь большой популярностью...
Шестого февраля Артуро Тосканини дал в Филадельфии концерт в пользу пенсионного фонда Филадельфийского оркестра. Врачи не разрешают Тосканини выезжать из Нью-Йорка, и этот единственный концерт вне Нью-Йорка явился для филадельфийцев большим событием. Концерт был незабываемым. Музыканты, в пользу которых Тосканини давал этот концерт, вместе с публикой вставали при появлении маэстро и долго аплодировали ему.
Тосканини пригласил меня с женой в свою ложу, а после концерта мы собрались на квартире у концертмейстера оркестра, где, кроме хозяев и нас, были Тосканини, его жена, сын и небольшая группа лучших оркестрантов-концертмейстеров. Тосканини был в прекрасном настроении ...много шутил и рассказывал. Дружеская беседа затянулась почти до двух часов ночи. Маэстро рассказывал веселые истории из своей огромной музыкальной деятельности, вспоминал наиболее яркие концерты и касался отдельных симфонических произведений, исполняемых им...
В своих воспоминаниях он перешел к Вашим произведениям. «Увертюра Вашего Кабалевского, - обратился он ко мне, - прекрасна. Вы послушайте только!» И Тосканини своим хриплым глухим голосом начал напевать увертюру, дирижируя обеими руками и поворачивая из стороны в сторону свою красивую седую голову. Сидевшие вокруг стола концертмейстеры отдельных групп оркестра сразу стали подпевать соответственно партиям своих инструментов. И Ваша увертюра зазвучала в необычном «вокализном» исполнении при участии и под управлением Тосканини, знающего наизусть все исполненные им ранее произведения (как хотелось эту сцену запечатлеть на звуковую кинопленку!).
Продирижировав и пропев несколько любимых мест из увертюры, Тосканини посмотрел на всех и спросил: «Разве это не прекрасно?!» Музыканты наперебой стали расхваливать увертюру, напевая лучшие места в своих партиях...»
В 1953 году Дмитрий Борисович Кабалевский ездил во Францию, и ему посчастливилось посетить места, связанные с именем Ромена Роллана и его Кола Брюньона. «Я был в Кламси, - вспоминает Дмитрий Борисович, - родном городе Роллана и Брюньона, заезжал в Брэв, где около церкви, с паперти которой кюре Шамай произносил свои безбожные проповеди, белоснежные лилии склоняются над простой мраморной доской - могилой великого французского писателя. В Монреальском соборе я с интересом разглядывал «псов-монахов» и другую резьбу по дереву, волей Роллана приписываемую Брюньону. Погулял по парку вокруг замка Кенси, где кламсийцы, предводительствуемые Брюньоном, так великолепно посрамили герцога д'Ануа...»
Встретился Дмитрий Борисович и с женой Ромена Роллана, Марией Павловной, русской женщиной, ставшей самым близким другом великого французского писателя. Она очень много рассказала гостю о жизни и работе Роллана, показала рабочий кабинет писателя, где взволнованный композитор среди нот на полках увидел и свое детище - клавир «Мастера из Кламси», подаренный им Роллану.
Надо ли говорить, что впечатления от этой поездки были очень глубокими. Дмитрий Борисович словно встретился с Кола Брюньоном, вернее, чуть не встретился. Ему все время казалось, что вот-вот из-за поворота появится пожилой человек в помятой шляпе и старом плаще, крепкий, коренастый, с лукавой улыбкой, слушающий маленькую девчурку-внучку, которая лепечет без умолку, семеня рядом с дедом и крепко держась за его руку.
Дмитрий Борисович будто заново услышал здесь свою оперу, декорациями которой теперь стали голубое небо Франции, виноградные холмы Бургундии, тихий, солнечный городок Кламси, старый замок Ануа. (Забегая вперед, скажем, что снимки, сделанные Кабалевским в этой поездке, послужили основой для художника, который готовил декорации к постановке оперы в новой редакции.)
Поездка эта оказалась очень благотворной. Композитор понял, каким путем надо идти - ничего не выдумывая, отказавшись от изобретения внешне занимательного сюжета, направить свой взор в глубину замысла писателя. Это более трудный, но единственно правильный путь. Взявшись за переделку оперы, композитор увидел ее совсем другими глазами.
Последнюю точку в новой партитуре оперы Дмитрий Борисович поставил 22 февраля 1968 года.
В этот день в семье Кабалевских был тройной праздник - ровно тридцать лет назад состоялась премьера оперы, а сегодня родилась ее новая редакция и исполнилось восемнадцать лет дочери Дмитрия Борисовича Марии. Да, Маша успела родиться, вырасти, закончить школу, поступить в университет - и все это составило лишь часть времени, потребовавшегося ее отцу, чтобы дать жизнь новой опере.
Так какой же стала новая редакция оперы, получившая название не «Мастер из Кламси», а, как и повесть Ромена Роллана, «Кола Брюньон»? Либретто оперы сблизилось с повестью Роллана, «сконцентрировав» ее сюжет в рамках оперного спектакля. Появились персонажи, которых не было в первой редакции: жена Кола, его ученик Робине. Идя за Ролланом, композитор наделил образ Брюньона музыкой не только легкой и искристой, но и наполненной мудростью, философскими размышлениями о жизни.
В опере три действия, в которых раскрываются три периода жизни Кола - юность, зрелость и старость Жизнь наносит немало ударов Брюньону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
И вот состоялась долгожданная премьера «Мастера из Кламси». Это произошло 22 февраля 1938 года в Ленинградском Малом оперном театре. Новая советская опера и первая опера Дмитрия Кабалевского была встречена с большим воодушевлением. Музыка, веселая, искристая, сердечная, пленила слушателей.
Опера с успехом шла в театре. Однако появился человек, которому она все больше и больше не нравилась. Это был сам автор.
Теперь, когда опера звучала на сцене, Дмитрий Борисович убедился, что Роллан был прав в своих деликатных, но в общем-то точных и глубоких критических замечаниях. И Кабалевский решил переделать произведение.
Когда началась Великая Отечественная война и театр, прекратив постановки, стал собираться в эвакуацию на восток, Дмитрий Борисович забрал из театра свою единственную партитуру. Понятно, что после этого оперу уже никто не мог поставить. И хотя к композитору впоследствии не раз обращались советские и зарубежные театры с просьбой прислать партитуру, он всем отказывал.
Правда, из музыки оперы композитор сделал симфоническую сюиту, в которую вошли увертюра и три музыкальных антракта. Достоинства этой сюиты оказались таковы, что она самостоятельно зажила на симфонических эстрадах мира. Звучали в концертах и отдельные вокальные номера оперы - хор сборщиц винограда, застольная Кола.
Дмитрий Борисович, задумав переделать оперу, долго не мог найти подхода к ней. А годы шли...
...Да, о многом напомнил Кабалевскому платок из Италии, подаренный ему через двадцать лет после создания «Мастера из Кламси». Напомнил этот платок композитору и об одном письме, которое он получил в 1944 году из США. Автор его, советский дипломат В. Базыкин, писал:
«...Ваша увертюра к «Кола Брюньону» вошла в репертуар почти всех лучших оркестров США и Канады и пользуется здесь большой популярностью...
Шестого февраля Артуро Тосканини дал в Филадельфии концерт в пользу пенсионного фонда Филадельфийского оркестра. Врачи не разрешают Тосканини выезжать из Нью-Йорка, и этот единственный концерт вне Нью-Йорка явился для филадельфийцев большим событием. Концерт был незабываемым. Музыканты, в пользу которых Тосканини давал этот концерт, вместе с публикой вставали при появлении маэстро и долго аплодировали ему.
Тосканини пригласил меня с женой в свою ложу, а после концерта мы собрались на квартире у концертмейстера оркестра, где, кроме хозяев и нас, были Тосканини, его жена, сын и небольшая группа лучших оркестрантов-концертмейстеров. Тосканини был в прекрасном настроении ...много шутил и рассказывал. Дружеская беседа затянулась почти до двух часов ночи. Маэстро рассказывал веселые истории из своей огромной музыкальной деятельности, вспоминал наиболее яркие концерты и касался отдельных симфонических произведений, исполняемых им...
В своих воспоминаниях он перешел к Вашим произведениям. «Увертюра Вашего Кабалевского, - обратился он ко мне, - прекрасна. Вы послушайте только!» И Тосканини своим хриплым глухим голосом начал напевать увертюру, дирижируя обеими руками и поворачивая из стороны в сторону свою красивую седую голову. Сидевшие вокруг стола концертмейстеры отдельных групп оркестра сразу стали подпевать соответственно партиям своих инструментов. И Ваша увертюра зазвучала в необычном «вокализном» исполнении при участии и под управлением Тосканини, знающего наизусть все исполненные им ранее произведения (как хотелось эту сцену запечатлеть на звуковую кинопленку!).
Продирижировав и пропев несколько любимых мест из увертюры, Тосканини посмотрел на всех и спросил: «Разве это не прекрасно?!» Музыканты наперебой стали расхваливать увертюру, напевая лучшие места в своих партиях...»
В 1953 году Дмитрий Борисович Кабалевский ездил во Францию, и ему посчастливилось посетить места, связанные с именем Ромена Роллана и его Кола Брюньона. «Я был в Кламси, - вспоминает Дмитрий Борисович, - родном городе Роллана и Брюньона, заезжал в Брэв, где около церкви, с паперти которой кюре Шамай произносил свои безбожные проповеди, белоснежные лилии склоняются над простой мраморной доской - могилой великого французского писателя. В Монреальском соборе я с интересом разглядывал «псов-монахов» и другую резьбу по дереву, волей Роллана приписываемую Брюньону. Погулял по парку вокруг замка Кенси, где кламсийцы, предводительствуемые Брюньоном, так великолепно посрамили герцога д'Ануа...»
Встретился Дмитрий Борисович и с женой Ромена Роллана, Марией Павловной, русской женщиной, ставшей самым близким другом великого французского писателя. Она очень много рассказала гостю о жизни и работе Роллана, показала рабочий кабинет писателя, где взволнованный композитор среди нот на полках увидел и свое детище - клавир «Мастера из Кламси», подаренный им Роллану.
Надо ли говорить, что впечатления от этой поездки были очень глубокими. Дмитрий Борисович словно встретился с Кола Брюньоном, вернее, чуть не встретился. Ему все время казалось, что вот-вот из-за поворота появится пожилой человек в помятой шляпе и старом плаще, крепкий, коренастый, с лукавой улыбкой, слушающий маленькую девчурку-внучку, которая лепечет без умолку, семеня рядом с дедом и крепко держась за его руку.
Дмитрий Борисович будто заново услышал здесь свою оперу, декорациями которой теперь стали голубое небо Франции, виноградные холмы Бургундии, тихий, солнечный городок Кламси, старый замок Ануа. (Забегая вперед, скажем, что снимки, сделанные Кабалевским в этой поездке, послужили основой для художника, который готовил декорации к постановке оперы в новой редакции.)
Поездка эта оказалась очень благотворной. Композитор понял, каким путем надо идти - ничего не выдумывая, отказавшись от изобретения внешне занимательного сюжета, направить свой взор в глубину замысла писателя. Это более трудный, но единственно правильный путь. Взявшись за переделку оперы, композитор увидел ее совсем другими глазами.
Последнюю точку в новой партитуре оперы Дмитрий Борисович поставил 22 февраля 1968 года.
В этот день в семье Кабалевских был тройной праздник - ровно тридцать лет назад состоялась премьера оперы, а сегодня родилась ее новая редакция и исполнилось восемнадцать лет дочери Дмитрия Борисовича Марии. Да, Маша успела родиться, вырасти, закончить школу, поступить в университет - и все это составило лишь часть времени, потребовавшегося ее отцу, чтобы дать жизнь новой опере.
Так какой же стала новая редакция оперы, получившая название не «Мастер из Кламси», а, как и повесть Ромена Роллана, «Кола Брюньон»? Либретто оперы сблизилось с повестью Роллана, «сконцентрировав» ее сюжет в рамках оперного спектакля. Появились персонажи, которых не было в первой редакции: жена Кола, его ученик Робине. Идя за Ролланом, композитор наделил образ Брюньона музыкой не только легкой и искристой, но и наполненной мудростью, философскими размышлениями о жизни.
В опере три действия, в которых раскрываются три периода жизни Кола - юность, зрелость и старость Жизнь наносит немало ударов Брюньону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38