В юности он вынужден расстаться с любимой девушкой, в зрелые годы у него насильно забирают его лучшее творение - изваян­ную из дерева скульптуру Данаи, он чуть не погибает от чумы, умирает его жена, дом сожжен. И когда подсту­пает старость, происходит самое страшное для художника: его господин в приступе бешенства, желая отомстить «мятежному» Брюньону, предает огню все созданные им из дерева статуи.
Всем этим несчастьям Кола противопоставляет свое жизнелюбие и оптимизм. Именно это подчеркивает но­вая редакция оперы. «Не бывает мрачных времен, бы­вают только мрачные люди», - говорит в прологе оперы Брюньон. Он верит в лучшую жизнь. Склонив­шись над выздоравливающей после тяжелой болезни внучкой Глоди, он говорит ей: «Ты будешь красивее, лучше и счастливее меня, потому что станешь мне на плечи и будешь видеть дальше меня, шагая над моей мо­гилой».
Испытав бури и невзгоды, познав и радость и скорбь, Кола остается таким же жизнелюбцем, что и в юности, печалясь лишь об одном: «Жизнь хороша, друзья мои, одно лишь худо - коротка. Ах, как хотелось бы по­больше!»
И он смеется над смертью: ведь любовь сильнее ее, - она остается в детях, в потомках; искусство сильнее смерти, - оно продолжает жить в творениях художника, в его учениках; народ сильнее смерти - цари приходят и уходят, а народ вечен. Во всей своей сложности встает в опере философская тема жизни и смерти.
За создание этого выдающегося музыкального сочине­ния, а именно так оценила оперу «Кола Брюньон» му­зыкальная общественность, Дмитрий Борисович Кабалев­ский в 1972 году был удостоен Ленинской премии.
ОБРАЩЕНО К ЖИВЫМ...
Это произведение Дмитрия Борисовича Кабалевского, едва родившись, получило необыкновенный отклик в серд­цах слушателей нашей страны и далеко за ее пределами. За первые шесть лет своей жизни «Реквием» исполнялся около шестидесяти раз. Это большое и сложное сочинение для симфонического оркестра, двух хоров и двух солистов, звучащее непрерывно в течение полутора часов, держит в напряженном внимании любую аудиторию.
Чтобы понять секрет популярности произведения, его надо послушать. Но можно и должно рассказать о «Рек­виеме» Кабалевского, об истории его создания, о его жизни на концертных эстрадах мира, чтобы те, кто его не слышал, прониклись желанием встретиться с этим произведением.
В письме к артековцам композитор как-то писал, что «Реквием», быть может, самое серьезное из всего, что он когда-либо сочинял. Работая над произведением, Кабалев­ский не раз говорил друзьям, что оно поглощает букваль­но все его духовные и физические силы.
Давайте мысленно представим себе, что мы присут­ствуем на исполнении «Реквиема».
...Сцена концертного зала заполнена до отказа - на ней разместился большой симфонический оркестр и хор. Впереди, рядом с дирижерским пультом, солисты - муж­чина и женщина. За дирижерским пультом автор - Д. Б. Кабалевский. Когда он сам дирижирует своим про­изведением, это придает исполнению «Реквиема» какую-то особую торжественность и взволнованность.
Внешне дирижер спокоен, хотя лицо кажется немного бледнее, чем обычно. Он еще не поднял рук и молча смот­рит на музыкантов, которые приготовились к игре.
О чем он думает сейчас? Волнуется или нет? Слуша­тель, пришедший на этот концерт, не знает, например, что однажды композитор незадолго перед концертом пи­сал друзьям:
«...А сейчас надо отдохнуть, так как через несколько часов предстоит страшная минута, надо будет поднять руки и попросить альты, виолончели и контрабасы про­изнести первый си-бемоль, с которого начинается звуча­ние «Реквиема». И потом - полтора часа невероятного напряжения...»
И вот он поднял руки.
Вслед за тихим вступлением оркестра так же тихо, словно вздохом, хор произносит:
Помните...
Опять тихо звучит оркестр, и еще тише произно­сит хор:
Помните...
Но потом оркестр вдруг резко усиливает звучность, словно стараясь вывести из состояния оцепенения хор и солистов, которым предстоит сегодня рассказать проник­новенную и печальную историю о тех, кого нет теперь среди нас. И вот солист начинает рассказ:
Помните!
Через года,
через века...
Его речь продолжает солистка - меццо-сопрано. Низ­ким грудным голосом она словно умоляет слушателей:
О тех,
кто уже не придет
никогда, -
Помните!
И вот они уже поют вместе:
Памяти
павших
будьте достойны!
Короткое вступление закончилось. Теперь слово тому, что настойчиво рвалось из души, - хор поет;
Вечная слава героям!
Вечная слава!
Вечная слава!
Оркестр мощными аккордами поддерживает этот клич. Но его аккорды скорее трагичны, чем жизнеутверждаю­щи, - они падают вниз обвалом, как траурные орудий­ные залпы. И женщина с горечью спрашивает:
...Но зачем она им,
эта слава, -
Мертвым?
Женский хор поддерживает ее:
Для чего она им,
эта слава, -
Павшим?
Мужские голоса стоят на своем:
Знаю:
солнце
в пустые глазницы
не брызнет.
Знаю:
песня
тяжелых могил
не откроет.
Но от имени сердца,
от имени жизни
повторяю:
Вечная слава героям!..
Побеждают мужские голоса. Ведь главное, чтобы лю­ди помнили о не вернувшихся с войны, о тех, кто погиб, защищая мир от фашизма, - вечно помнили о подвиге павших и славили их.
Но эта слава не безлика - она принадлежит каждо­му, кто не вернулся с поля битвы. И потому:
Вспомни всех поименно,
горем вспомни своим...
Это нужно - не мертвым!
Это надо - живым!
Много лет думал Кабалевский над тем, как выразить в музыке то, что волнует людей до сих пор. В нашей стра­не, пожалуй, не найти семьи, которой бы не коснулась война, где бы не потеряли родных или близких. А в мире опять неспокойно: подняли голову реваншисты, недоби­тые гитлеровцы, и войны затягивают дымом небосклон в странах то одной, то другой части света...
Дмитрий Борисович искал поэта, которому эта тема тоже была бы лично близка. И нашел. Правда, не участ­ника войны, а человека, который по возрасту был даже моложе сына композитора. Этот человек сумел написать необыкновенные по глубине чувства стихи, которые будто сами просились на музыку, выношенную сердцем компо­зитора за многие годы. Этим поэтом был Роберт Рожде­ственский.
Вот что ответил поэт, когда его спросили, как он на­шел в себе такой душевный накал, такое верное ощуще­ние трагедии войны:
- У моей матери было шесть братьев. Все они ушли воевать. Младшему было семнадцать. Пришел с войны один. Я долго думал, как выразить это. Не знал слова, в которое можно все вложить. А потом нашел его - Реквием...
Так в средние века называлось крупное музыкальное произведение для хора и оркестра, предназначенное для отпевания умерших. Потом реквием перестал быть чисто церковным произведением. Великие композиторы прошло­го Моцарт, Берлиоз, Верди вложили в эту музыку боль­шое гуманистическое содержание, человечность, лириче­ские и даже героические мотивы. Но, однако, традицион­ный латинский текст реквиемов оставался прежним.
Реквием, задуманный Кабалевским и Рождественским, должен был быть принципиально иным. Да, это оплаки­вание павших героев, но не только. Дмитрий Борисович ярко и образно раскрыл идею произведения: «Сочинение это написано о погибших, но обращено к живым, расска­зывает о смерти, но воспевает жизнь, рождено войной, но всем своим существом устремлено к миру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38