Оба они преклонялись перед талантом Чехо­ва и искренне любили его, как человека. Рахманинов играл для писателя в его доме свои фортепьянные произведения. Кстати, одно из сочинений Рахманинова, «Фантазия для оркестра» ор. 7 было связано с рассказом Чехова «На пу­ти». На изданных Юргенсоном нотах (переложение для фортепьяно) после титула напечатано: «Фантазия эта на­писана под впечатлением стихотворения Лермонтова «Утес». Автор избрал эпиграфом к своему сочинению на­чальные слова стихотворения:
Ночевала тучка золотая
На груди утеса великана.
А на экземпляре, преподнесенном Рахманиновым Че­хову, композитор сделал надпись:
«Дорогому и глубоко уважаемому Антону Павловичу Чехову, автору рассказа «На пути», содержание которого, с тем же эпиграфом, служило программой этому музыкаль­ному сочинению. - С. Рахманинов. 9 ноября 1898 г.».
Позднее Рахманинов написал романс «Мы отдохнем» на чеховские слова из пьесы «Дядя Ваня».
Когда композитор после смерти Чехова читал изданное М. П. Чеховой эпистолярное наследие писателя, он гово­рил: «Что за человек был Чехов! Теперь я читаю его пись­ма. Их шесть томов, я прочел четыре и думаю: «Как ужас­но, что осталось только два! Когда они будут прочтены, он умрет, и мое общение с ним кончится. Какой человек!..» Так глубока была его любовь к Чехову.
Всегда с удовольствием пел в чеховском доме Ф. И. Шаляпин. Антон Павлович особенно любил слушать в его великолепном исполнении русские народные песни. Интерес­но, что великий артист, самоуверенно державшийся с любыми высокопоставленными лицами, привыкший к пре­клонению перед ним толпы, пока еще не был знаком с Че­ховым, страшно боялся и смущался представиться ему. Бунин рассказывает в своих воспоминаниях о Шаляпине:
«Помню, как горячо хотел он познакомиться с Чехо­вым, сколько раз говорил мне об этом. Я, наконец, спросил:
- Да за чем же дело стало?
- За тем, - отвечает он, - что Чехов нигде не показы­вается, все нет случая представиться ему.
- Помилуй, какой для этого нужен случай! Возьми извозчика и поезжай.
- Но я вовсе не желаю показаться ему нахалом! А кроме того, я знаю, что я так оробею перед ним, что пока­жусь дураком. Вот если бы ты свез меня как-нибудь к нему...
Я не замедлил сделать это и убедился, что все была правда: войдя к Чехову, он покраснел до ушей, стал что-то бормотать... А вышел от него в полном восторге:
- Ты не поверишь, как я счастлив, что, наконец, узнал его, и как очарован им! Вот это человек, вот это писатель!»
Шаляпин смотрел в Художественном театре каждую чеховскую пьесу, а потом обычно посылал Антону Павлови­чу телеграммы. Вот телеграмма в Ялту за 9 января 1899 го­да: «Вчера смотрел Чайку и был подхвачен ею, унесен в неведомый мне мир. Спасибо, дорогой Антон Павлович. Спа­сибо. Как много в этой маленькой птичке содержания. Ис­кренне от всей души целую создателя необычайного произ­ведения, которое поставлено Художественным театром уди­вительно хорошо. Федор Шаляпин».
Помимо деятелей литературы и искусства, к Чехову час­то заходили и малознакомые или даже совсем незнакомые люди. Далекие от интересов писателя, они своими обыва­тельскими разговорами утомляли его и мешали работать. Положение Чехова отягощалось еще и тем, что в силу своей деликатности он ни одним словом, ни намеком не давал по­нять, как мучительны для него эти отрывающие от дела пустые, ненужные разговоры. Единственно, что делал Че­хов, - просил домашних не принимать и не пускать к нему подобного рода посетителей, но они все-таки прихо­дили.
Режиссер Московского Художественного театра Л. А. Суллержицкий опубликовал записанную им со слов артист­ки театра Н. А. Бутовой такую деталь о Чехове:
«Будучи в Ялте, я зашла к Антону Павловичу. Он си­дел на балконе, а возле него на перилах лежал большой мор­ской бинокль.
- Это мой спаситель, - посмеялся он, указывая на би­нокль.
- То есть, как спаситель?
- А так. Когда ко мне приходят и начинают умные разговоры, я беру бинокль и начинаю смотреть в него. Ес­ли это днем, - то на море, а ночью - в небо. Тогда гостям кажется, что я думаю о чем-то важном, глубоком, они бо­ятся помешать мне и тоже умолкают.
Через некоторое время мы сошли вниз в сад и сидели там на скамье... Пришла одна дама и стала говорить о его произведениях. Долго он смотрел то в одну сторону, то в другую, а потом встал и просительно проговорил:
- Маша! Принеси мне бинокль!..»
Популярность Чехова в Ялте причиняла ему и другие неудобства. Он не мог попросту, в одиночестве погулять у моря - на него сейчас же обращали внимание. А от «анто­новок» ему буквально не было прохода. Так в семье писа­теля и среди друзей в шутку называли многочисленных бе­зобидных поклонниц Антона Павловича, всегда стремив­шихся оказать писателю какое-либо внимание, встретить его, проводить до дома, помочь что-нибудь донести и т. д. Некоторые из них, чтобы «увидеть Чехова», иногда часами висели на железной ограде, окружающей его дачу. Поэтому Чехов всегда стремился идти на прогулку в обществе ко­го-нибудь из близких знакомых или друзей.
Профессор Бобров, создатель санатория для детей, больных костным туберкулезом (в Алупке-Саре), иногда устраивал в пользу санатория концерты с участием извест­ных артистов и музыкантов. Чехов с удовольствием посещал эти концерты. Они обычно происходили в Алупке, на Льви­ной террасе Воронцовского дворца. Однажды, по рассказу сестры писателя М. П. Чеховой, там произошел такой ха­рактерный для Чехова случай.
Приехав на концерт, в ожидании начала Антон Павло­вич, Мария Павловна и Ольга Леонардовна сидели за сто­ликом и пили чай. Было много народа. Кто-то из присут­ствовавших, сидевших за одним из соседних столов, нео­жиданно поднялся и, обратившись к публике, громко, в напыщенных выражениях приветствовал «находящегося сре­ди нас» писателя Чехова - «гордость русской литературы» и т. д. Покрасневший, растерявшийся Антон Павлович не­медленно встал из-за стола и ушел. Мария Павловна и Оль­га Леонардовна через некоторое время также вынуждены были уйти. Разыскав расстроенного Антона Павловича в парке, они уехали домой, так и не послушав концерта.
„АКАДЕМИЧЕСКИЙ ИНЦИДЕНТ"
В ялтинский период жизни, 8 января 1900 года, Антон Павлович Чехов был избран в почетные академики Россий­ской Академии наук по только что организованному тогда разряду изящной словесности. Вместе с ним в академики были избраны Л. Н. Толстой, В. Г. Короленко, А. М. Жемчужников и ряд других писателей.
Избрание в почетные академики для Чехова было при­ятным событием, но серьезного значения этому он не при­давал и к своему новому положению относился чаще всего с иронией, шутливо подписываясь в письмах «академику-сом» или «академиком Тото».
В одном из писем Чехов так оценивал положение писа­телей в императорской Академии наук при существовавших в ней кастовых порядках: «Действительных академиков из писателей не будет. Писателей-художников будут делать почетными академиками, обер-академиками, архи-академиками, но просто академиками - никогда или нескоро. Они никогда не введут в свой ковчег людей, которых они не знают и которым не верят». В другом месте он писал: «Зва­нию академика рад... Но еще более буду рад, когда утеряю это звание после какого-нибудь недоразумения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32