В отличие от обычной оперы-буффа, состоящей из отдельных музыкальных номеров и разговорных эпизо­дов, Штраус со свойственным ему симфоническим скла­дом мышления построил непрерывную цепь диалогов, арий и ансамблей, изобретательно развивая более или менее определенный круг «итальянизированных» интона­ций. Подобно Верди, в возрасте 80 лет написавшему оча­ровательно-веселую, упоительно звучащую оперу «Фаль­стаф», Штраус с неистощимой щедростью, словно играя, развертывает в «Молчаливой женщине» все богатство своего нестареющего мелодического воображения. 70-летний музыкант стремился выполнять то, в чем ви­дел жизненное назначение, - «доставлять радость». Но опера неожиданно принесла автору вовсе не радостные переживания. Началось с почетных предложений наци­стского правительства.
Захватив власть, Гитлер и его сообщники старались привлечь видных деятелей немецкой культуры к укреп­лению «нового порядка». Не спрашивая согласия, Геб­бельс назначил Штрауса главой так называемой Импер­ской музыкальной камеры, учреждения, призванного ру­ководить музыкальной жизнью Германии. Политическая беспечность Штрауса сыграла с ним злую шутку: он принял новый пост и оказался, таким образом, связан­ным с гитлеровской властью, о чем вскоре пришлось горько пожалеть. Впоследствии он оправдывал свой по­ступок желанием «делать добро и предотвращать еще большие бедствия» (в письме к Цвейгу 17 июня 1935 г.). Но вскоре ему пришлось убедиться в утопичности этих намерений. Нацистские правители не постеснялись нане­сти первому музыканту Германии грубое оскорбление: ему была запрещена поездка в Австрию на Зальцбургский фестиваль, являвшийся его детищем. Причина за­прета была ясна: в Австрии, еще сохранявшей независи­мость, не действовали расистские законы, и к участию приглашались немецкие эмигранты, в том числе извест­ные музыканты «неарийского» происхождения - Бруно Вальтер и др. Штраус, поглощенный заботами о поста­новке «Молчаливой женщины», не реагировал на уни­жение.
Премьера была назначена па 24 июня 1935 года в Дрездене. Накануне спектакля он попросил корректуру афиши. С негодованием увидел он, что не указан автор либретто Ст. Цвейг. Штраус покраснел от волнения и, не повышая голоса, сказал: «Делайте что хотите, но за­втра же утром я покидаю Дрезден, и премьера пройдет без меня». Это вызвало тревогу, директор театра позвонил в Берлин, и оттуда последовало разрешение восстановить имя Цвейга, во избежание пуб­личного скандала. Спек­такль прошел с триум­фом, однако негодование Штрауса не унималось. Он написал Цвейгу пись­мо, в котором осудил шо­винистическую политику нового режима и доволь­но язвительно отозвался о расистской демагогии, что в условиях III импе­рии являлось государственным преступлением: «Считаете ли вы, будто я когда-либо руководст­вовался в своих действи­ях мыслью о том, что я германец? Думаете ли вы, что Моцарт сознательно сочинял «по-арийски»? Для ме­ня существуют только две категории людей: обладающие талантом и лишенные его... Состоит ли публика из ки­тайцев, жителей Верхней Баварии, Новой Зеландии или Берлина, мне совершенно безразлично».
Письмо Штрауса не попало к адресату. Чиновники гестапо следили за перепиской видных деятелей, письмо было вскрыто и доставлено Гитлеру. Прочитав его, фю­рер впал в бешенство и приказал запретить постановку «Молчаливой женщины». От более решительных мер в отношении строптивого композитора пришлось воздер­жаться во избежание международного скандала, чего на первых порах нацисты избегали. Опальная опера бы­ла возобновлена лишь в 1947 году. В письме к руковод­ству Дрезденского театра Штраус заметил, что его опе­ра наконец-то «освобождена из концлагеря Имперской музыкальной камеры».
Вскоре после запрещения «Молчаливой женщины» в Гармиш явился гитлеровский чиновник, от имени прави­тельства предложивший Штраусу подать в отставку с поста президента Музыкальной камеры по состоянию здоровья. Штраус не заставил себя просить, его недол­гая служба у нацистского государства закончилась. Этот эпизод остался мрачным пятном на его биографии, политическое безразличие стоило ему многих горьких дней. После конфликта первый композитор Германии уходит в тень. Изредка он гастролирует как дирижер в Европе, лечится на курортах, отдыхает в Италии. Ему снова присуждают за рубежом почетные звания (Лон­дон, Вена), устраивают фестивали его имени. Большую часть времени он проводит в кругу семьи, в Гармише. Но и здесь, в провинциальном уединении, расисты не оставляют его в покое. Они вторгаются в его семейную жизнь. Невестка Алиса, жена его сына Франца, была еврейкой. Любимые внуки композитора, Рихард и Хри­стиан, оказались полукровками, бесправными жителями III империи. В лицее Гармиша, где они учились, над ни­ми издевались, на улицах вслед им плевали, грозили. Штраус мог, по примеру многих немецких интеллиген­тов, переехать с семьей в любую страну, где был бы с почетом принят. Но он не решился покинуть родные ме­ста и привычную обстановку. В Германии и «присоеди­ненной» Австрии продолжались ужасы нацистского ре­жима. Члены семьи Алисы, жившие в Вене и Праге, бы­ли брошены в концлагерь Освенцим.
Опальный композитор совсем замкнулся в своем уединении. Он мало выезжал и почти не принимал уча­стия в музыкально-общественной жизни. Германию за­ливал поток низкопробных нацистских песен, гимнов, маршей. С чувством отвращения Штраус наблюдал за разгулом варварства. Впервые он испытывал столь мрачные, безнадежные чувства. В своих записках он горько сетовал: «Печально то время, когда художник моего масштаба вынужден, как мальчишка, спрашивать у министра, что он должен сочинять и исполнять. Я при­надлежу к нации слуг и кельнеров и почти завидую мо­ему другу Стефану Цвейгу, подвергающемуся расист­ским преследованиям...» Но даже в этих условиях Штраус не мог отказаться от музыки. Перешагнув за 70 лет, он все еще чувствовал творческую силу. В по­исках либретто Штраус снова обратился к Ст. Цвейгу.
Писатель наметил интересный сюжет из времен 30-лет­ней войны, и композитор восторженно откликнулся. Учи­тывая варварские нравы нацистской Германии, Штраус предложил вести совместную работу тайно и скрывать написанное до лучших времен. Цвейг отказался. «Это было бы ниже вашего достоинства, - писал он. - Такой человек, как Рихард Штраус, должен открыто пользо­ваться своими правами и не совершать ничего тайного... Ваши грандиозные, несравненные создания возлагают на вас обязанность не допускать ничего, что могло бы ограничить вашу свободную волю и художественную инициативу». Пришлось прекратить сотрудничество с Цвейгом, приносившее Штраусу истинную радость и удовлетворение. Известна трагическая участь талантли­вого писателя. Спасаясь от нацистских преследовате­лей, он несколько лет скитался по Европе, а затем на­правился в Южную Америку. Мучимый отчаянием, стра­шившийся победы фашизма, он вместе с женой покон­чил жизнь самоубийством.
В поисках литературного сотрудника Штраус обра­тился к австрийскому писателю, историку искусства Иозефу Грегору. Их совместная работа продолжалась несколько лет, но требовательный композитор часто вы­ражал недовольство новым либреттистом, с грустью вспоминая о дружбе с Гофмансталем и Цвейгом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26