При этом мы сталкиваемся со специфическими проявлениями общих законов эволюции живых форм, которое происходит в диалектическом противоречии энтропийных и негэнтропийных процессов, то есть процессов нарушения организации систем и рождения в ходе этого нарушения новых форм организации. Отсюда проистекает и противоречивая природа адаптивных процессов вообще и процессов человеческой адаптации в частности. Как справедливо отмечает В.В. Трушков, процесс приспособления человека к окружающей среде является постоянным, непрерывным и все время изменяющимся. Это диалектический процесс, представляющий собой бесконечное единство нарушения и восстановления равновесия между человечеством и природой. Как осуществляется этот процесс в современных условиях, мы рассмотрим подробно во второй главе. Сейчас же целесообразно рассмотреть примеры разрешения этой проблемы такими разными традициями как чань-буддизм и средневековая алхимия.
Школа чань-буддизма сформировалась на рубеже V-VI в.в. н.э. в процессе синтеза буддизма махаяны (Индия) с традиционно китайскими учениями. Но в отличие от конфуцианства, культивировавшего по преимуществу экстравертный тип поведения, опирающийся на достаточно жесткие социальные нормы и предписания, противопоставлявшего культурное природному, социальное естественному, чань-буддизм пытался выработать модель поведения, открытую для импровизации, позволяющую учитывать неповторимую индивидуальность и непрерывную изменчивость, динамизм каждой конкретной ситуации.
Чань-буддизм делал акцент на ведущей к «просветлению» практике психической саморегуляции и своеобразного психотренинга. Представители этой школы стремились решить проблему регуляции социоприродного взаимодействия не путем поиска оптимального варианта отражения субъекта объектом, а через выход за рамки субъект - объектных отношений вообще, то есть путем их слияния и снятия какой-либо дистанции или оппозиции между ними. Движение субъекта и объекта с этой точки зрения обусловливается не их взаимодействием (взаимовлиянием), а целостным схватыванием ситуации во всем ее противоречивом единстве и ее развитием в соответствии с внутренней закономерностью. Такой подход, характерный для культуры многих дальневосточных народов, определил стремление к естественности самовыражения, сочетающейся с жестким самоконтролем, стремление интегрировать бессознательно-природное начало с сознательно-культурным и найти оптимальное равновесие между «естественным» и «культурным» началами.
Разрешить эту проблему стремилась и средневековая алхимия. Причем сам факт тысячелетнего существования алхимической традиции не позволяет рассматривать ее как простое заблуждение или шарлатанство. Заслуга алхимиков в том, что они нарушали, расшатывали фундаментальную предпосылку средневекового мышления - принципиальное отделение теоретического умозрения от практического действия. Природа понималась в средневековой схоластике как видимое, символическое выражение трансцендентного замысла, сверхприродного начала, а ее познание - как созерцание и истолкование тех знаков, которые оставил в ней творец. Алхимия же добивается синтеза этих двух полюсов средневековой культуры, она - «посредник меж средневековым ремеслом и средневековым теологическим умозрением».
Этот синтез, уравнивающий творца-бога и творца-человека, естественное, как оболочку сверхъестественного, и искусственное, созданное человеком, выглядит варварским и запретным с точки зрения ученой схоластики. Так он и оценивался Авиценной, Фомой Аквинским и другими ее представителями. В то же время, все элементы этого синтеза присутствовали в средневековой культуре, а социально-психологическое искушение его было столь велико, что, несмотря на преследования, алхимией занимались многие тысячи людей. Причем алхимия лишь в своей вульгарной форме может рассматриваться как шарлатанство. Если попытаться к последнему причислить всех, кто имел отношение к алхимии и астрологии, то в шарлатаны попадут и признанные отцы-основатели современной науки - Дж.Бруно, И.Кеплер, Ф.Бэкон, И.Ньютон и многие другие ученые.
Алхимия представляла для большинства из этих ученых своеобразную инонаучную форму знания. Характерной чертой, ярко проявляющейся в алхимии, но в той или иной степени присутствующей во всех инонаучных традициях, является наличие в них сакрального ядра. Упуская его из виду и оценивая алхимию лишь по успехам и неудачам, мы не можем рассчитывать на ее адекватное понимание. Из противоречивых требований - эзотеризма и необходимости освоения и трансляции традиции - вытекает ряд специфических особенностей инонаучного познания: отсутствие институционализированных форм обучения, сакрализация отношений «учитель-ученик», герметичность сообщества, связанная с феноменом «посвященности» в традицию, ее защиты от непосвященных и неприятие критики со стороны последних. Актуальность исследования такого рода форм инонаучного знания вызвана по-разному фиксируемыми сейчас процессами перестройки и переосмысления научного знания о социоприродном взаимодействии (ее гуманитаризации, космизации и т.п.) и формированием новой картины мира, которым не уготованы наезженные, гарантированные пути. В подобных ситуациях, как это показывает исторический опыт (примером аналогичной ситуации может служить эпоха XV -XVI в.в.), возможно и даже неизбежно оживление инонаучных и вненаучных форм познания окружающего мира, появление, отстаивание и отбор общепризнанной наукой приемлемых альтернатив.
На помощь в этом случае приходит такой способ познания, который М.Полани называет личностным знанием. Такое знание предполагает не абстрактное проникновение в суть вещей самих по себе, но соотнесение реальности с человеческим миром. Именно такого рода знание объективно, поскольку позволяет установить контакт со скрытой реальностью; контакт, определяемый как условие предвидения неопределенной области неизвестных (и возможно, до сей поры непредставимых, согласно М.Полани) подлинных сущностей. Причем в его претензии на истинность имеется существенная доля риска. «Объективное знание такого рода может содержать лишь утверждения, для которых не исключена возможность оказаться ложным». Сохранить и передать запас личностного знания можно следуя традициям, которые передаются посредством личного примера, от учителя к ученику. Наблюдая учителя и стремясь превзойти его, ученик бессознательно осваивает нормы и способы деятельности, включая и те, которые неизвестны самому учителю. Прерывание такой практики, даже в одном поколении, приводит к безвозвратной потере конкретной традиции, определенного способа освоения мира. В качестве примера автор приводит бесконечные попытки при помощи микроскопа и химии, математики и электроники воспроизвести единственную скрипку, сделанную среди прочих полуграмотным Страдивари двести лет назад.
В актуальности такого подхода и в двадцатом веке я и мои коллеги - философы, культурологи и социологи убедились при посещении Соловецких островов и знакомстве с функционированием островных культурно-природных комплексов. Несмотря на уникальную систему хозяйствования и природопользования, формировавшуюся более четырехсот лет культуру жизнеобеспечения, произошедшие за семь десятилетий двадцатого века разрывы в традиции функционирования и воспроизводства социоприродного взаимодействия на архипелаге, привели к необратимым последствиям, которые нанесли ущерб не только природе, но и исказили в определенном смысле, нашу, человеческую перспективу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32