Надо, однако, сказать, что сам
лорд-помещик первый указал пастору на Дженет, а в те времена наш пастор
сделал бы все что хочешь, лишь бы угодить помещику. Когда люди ему стали
говорить, будто эта самая Дженет связалась с дьяволом, он ответил, что
это, на его взгляд, одно суеверие, а когда ему упомянули про Библию и
про Эндорскую волшебницу, он сказал, что эти дни давно миновали, а
дьявол с тех пор укрощен; все это, мол, сущие предрассудки.
Ну, ладно. Когда по деревне прошел слух, что Дженет Макклоур будет
служанкой в пасторском доме, то народ и на нее и на него сильно осердил-
ся. Некоторые наши женщины не придумали ничего лучше, как пойти к ее до-
му и выложить ей вслух все то, в чем ее обвиняли, и все, что про нее бы-
ло известно - от солдатского младенца до двух коров Джона Томсона. Гово-
рить она была не охотница. Когда люди ее не трогали, она им давала волю
болтать сколько хотят, а сама молчок - ни "здравствуйте", ни "прощайте",
но уж если, бывало, ее заденут за живое, так язык у нее начинал молоть,
что твоя мельница. Вот и тут Дженет взбеленилась (припомнила все старые
сплетни и мало ли еще что), они ей слово, а она им два; в конце концов
женщины-до нее добрались, стащили с нее платье и поволокли по деревне к
реке, посмотреть: ведьма она или нет, потонет или выплывет? Шум поднялся
такой, что слышно было под Хэнгин-Шоу; сама Дженет дралась за десятерых,
и долго после этого, чуть ли не по сию пору, у многих наших женщин видны
следы от ее когтей; и как бы вы думали, кто подоспел к самому разгару
драки? Новый наш пастор (должно быть, за грехи бог его наказал).
- Женщины! - крикнул он (а голос у него был зычный). - Заклинаю вас
именем господа, отпустите ее!
Дженет бросилась к нему, едва живая от страха, и стала его молить,
Христа ради, чтоб он ее спас от погибели, а женщины тоже не отставали и
рассказали ему все, что знали про Дженет, а может, даже и больше того.
- Женщина, - спросил он у Дженет, - правда ли все это?
- Как господь меня видит, как господь меня сотворил, ни слова правды
тут нету! И про ребенка тоже, - прибавила она. - Я всегда была порядоч-
ной женщиной.
- Хочешь ли ты отречься от дьявола и дел его во имя божие передо
мной, его недостойным слугою?
Что ж, надо прямо сказать: когда пастор ее спрашивал, она так ух-
мыльнулась, что всех, кто это видел, бросило в дрожь от страха, и всем
было слышно, как зубы у нее застучали друг об дружку; но ничего иного ей
делать не оставалось, и Дженет, подняв кверху руку, отреклась от дьявола
и от дел его перед всеми.
- А теперь, - сказал мистер Соулис, - идите по домам, все до одной, и
будем молить бога, чтоб он помиловал нас.
Он подал Дженет руку, хоть из одежды на ней мало что оставалось, кро-
ме рубахи, и повел по деревне к ее собственному дому, будто леди-помещи-
цу; а она визжала и хохотала так, что совестно было слушать.
В ту ночь многие почтенные люди долго молились перед сном, а когда
наступило утро, такой страх одолел весь приход Болвири, что детишки поп-
рятались и даже взрослые мужчины не решались выйти за дверь. По улице
шла Дженет - она или ее подобие, - никто не мог бы сказать наверное: шея
у нее была свернута, голова скривилась набок, словно у висельника, и на
лице усмешка, словно у трупа, еще не снятого с виселицы. Мало-помалу лю-
ди к этому пригляделись и даже стали спрашивать у нее, что такое с ней
случилось, но с этого дня она уже не могла говорить, как подобает хрис-
тианке, а только пускала слюни да стучала зубами, словно ножницами; и
начиная с этого дня ни разу ее уста не произнесли имени божьего. Когда
она хотела его выговорить, ничего у ней не выходило: видно, ей было не-
возможно назвать, имя божье. Кто знал, в чем тут дело, помалкивал, но уж
больше никто не называл эту тварь именем Дженет Макклоур, ибо прежняя
Дженет, как все думали, давно была в аду кромешном. Но ведь пастору не
прикажешь и рот ему не заткнешь, а он только и твердил в своих пропове-
дях, что о жестокости людской, которая будто бы довела Дженет до парали-
ча, бранил мальчишек, которые ее дразнили и приставали к ней, и в тот же
самый вечер взял ее к себе, и стали они жить вдвоем в пасторском доме
под горой Хэнгин-Шоу.
Ну, ладно, прошло после этого довольно много времени, и люди праздно-
мыслящие начали было смотреть на это сквозь пальцы и стали даже забывать
о том черном деле. О священнике все были теперь самого хорошего мнения:
по вечерам он долго сидел за своим писанием. Люди видели, что свеча у
него в доме, на берегу Дьюлы, горит и за полночь, и сам он как будто был
доволен собой и держался так же, как и прежде, хотя всякому было видно,
что он теперь стал совсем не тот. А что касается Дженет, так она свобод-
но расхаживала всюду, и если она и раньше говорила мало, то теперь и по-
давно; правда, она никого не трогала, только смотреть на нее было страш-
но, и все у нас в Болвири удивлялись, как это ей доверили пасторский
дом.
К концу июля настала такая погода, какой отродясь не видывали в наших
местах: стояла жара, жестокая, гнетущая жара. Стада обессилели и не мог-
ли взобраться по склону Черной горы, дети не могли играть и скоро уста-
вали, а к тому же порывы горячего ветра шумели в листве, и временами на-
летал дождь, но не освежал нисколько. Каждый день мы думали, что к утру,
должно быть, соберется гроза, но наступило одно утро и другое утро, а
погода была все та же, ни на что не похожая, тяжкая для людей и живот-
ных. Из нас никто так не страдал от жары, как мистер Соулис: он не мог
ни спать, ни есть - так он говорил церковному совету - и, если он не пи-
сал свою книжку, то бродил по окрестностям, словно одержимый, и это в
такое время, когда все были рады сидеть дома, в прохладе.
Поблизости от Хэнгин-Шоу, там, где поднимается Черная гора, есть у
нас одно огороженное место с этакой чугунной решеткой: в старые времена
там как будто было кладбище прихода Болвири, основанное папистами еще до
того, как свет господень озарил наше королевство. Сад был большой и, во
всяком случае, подходящий для мистера Соулиса: в нем он, бывало, сидел и
обдумывал свои проповеди, да и вправду там всегда было пустынно и тихо.
Вот сидит он однажды на обрыве Черной горы и видит сначала двух, потом
четырех, а там и семерых воронов, они все летают да летают вокруг старо-
го кладбища. Летали они низко и тяжело и на лету каркали: мистер Соулис
понял, что они чего-то испугались и слетели с деревьев. Пастор наш был
неробкого десятка, взял да и пошел прямо туда, и как бы вы думали, что
он увидел? Внутри ограды, на могиле, сидел кто-то - то ли человек, то ли
одна видимость человека. Высокого роста, черный, как ад, и глаза ка-
кие-то очень странные [8]. Мистеру Соулису не раз приходилось слышать о
черных людях; но в этом черном человеке было что-то такое, отчего и пас-
тора бросило в дрожь. Как ни жарко было, его проняло холодом до мозга
костей, но он все-таки заговорил с ним и спросил:
- Друг мой, вы как будто нездешний?
Черный человек ничего ему не ответил, а вскочил на ноги и, хромая,
отбежал к дальней стене кладбища; однако он все оглядывался на пастора,
а тот стоял и глядел ему вслед до тех пор, пока черный человек, переб-
равшись через стенку кладбища, не побежал к березовой роще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
лорд-помещик первый указал пастору на Дженет, а в те времена наш пастор
сделал бы все что хочешь, лишь бы угодить помещику. Когда люди ему стали
говорить, будто эта самая Дженет связалась с дьяволом, он ответил, что
это, на его взгляд, одно суеверие, а когда ему упомянули про Библию и
про Эндорскую волшебницу, он сказал, что эти дни давно миновали, а
дьявол с тех пор укрощен; все это, мол, сущие предрассудки.
Ну, ладно. Когда по деревне прошел слух, что Дженет Макклоур будет
служанкой в пасторском доме, то народ и на нее и на него сильно осердил-
ся. Некоторые наши женщины не придумали ничего лучше, как пойти к ее до-
му и выложить ей вслух все то, в чем ее обвиняли, и все, что про нее бы-
ло известно - от солдатского младенца до двух коров Джона Томсона. Гово-
рить она была не охотница. Когда люди ее не трогали, она им давала волю
болтать сколько хотят, а сама молчок - ни "здравствуйте", ни "прощайте",
но уж если, бывало, ее заденут за живое, так язык у нее начинал молоть,
что твоя мельница. Вот и тут Дженет взбеленилась (припомнила все старые
сплетни и мало ли еще что), они ей слово, а она им два; в конце концов
женщины-до нее добрались, стащили с нее платье и поволокли по деревне к
реке, посмотреть: ведьма она или нет, потонет или выплывет? Шум поднялся
такой, что слышно было под Хэнгин-Шоу; сама Дженет дралась за десятерых,
и долго после этого, чуть ли не по сию пору, у многих наших женщин видны
следы от ее когтей; и как бы вы думали, кто подоспел к самому разгару
драки? Новый наш пастор (должно быть, за грехи бог его наказал).
- Женщины! - крикнул он (а голос у него был зычный). - Заклинаю вас
именем господа, отпустите ее!
Дженет бросилась к нему, едва живая от страха, и стала его молить,
Христа ради, чтоб он ее спас от погибели, а женщины тоже не отставали и
рассказали ему все, что знали про Дженет, а может, даже и больше того.
- Женщина, - спросил он у Дженет, - правда ли все это?
- Как господь меня видит, как господь меня сотворил, ни слова правды
тут нету! И про ребенка тоже, - прибавила она. - Я всегда была порядоч-
ной женщиной.
- Хочешь ли ты отречься от дьявола и дел его во имя божие передо
мной, его недостойным слугою?
Что ж, надо прямо сказать: когда пастор ее спрашивал, она так ух-
мыльнулась, что всех, кто это видел, бросило в дрожь от страха, и всем
было слышно, как зубы у нее застучали друг об дружку; но ничего иного ей
делать не оставалось, и Дженет, подняв кверху руку, отреклась от дьявола
и от дел его перед всеми.
- А теперь, - сказал мистер Соулис, - идите по домам, все до одной, и
будем молить бога, чтоб он помиловал нас.
Он подал Дженет руку, хоть из одежды на ней мало что оставалось, кро-
ме рубахи, и повел по деревне к ее собственному дому, будто леди-помещи-
цу; а она визжала и хохотала так, что совестно было слушать.
В ту ночь многие почтенные люди долго молились перед сном, а когда
наступило утро, такой страх одолел весь приход Болвири, что детишки поп-
рятались и даже взрослые мужчины не решались выйти за дверь. По улице
шла Дженет - она или ее подобие, - никто не мог бы сказать наверное: шея
у нее была свернута, голова скривилась набок, словно у висельника, и на
лице усмешка, словно у трупа, еще не снятого с виселицы. Мало-помалу лю-
ди к этому пригляделись и даже стали спрашивать у нее, что такое с ней
случилось, но с этого дня она уже не могла говорить, как подобает хрис-
тианке, а только пускала слюни да стучала зубами, словно ножницами; и
начиная с этого дня ни разу ее уста не произнесли имени божьего. Когда
она хотела его выговорить, ничего у ней не выходило: видно, ей было не-
возможно назвать, имя божье. Кто знал, в чем тут дело, помалкивал, но уж
больше никто не называл эту тварь именем Дженет Макклоур, ибо прежняя
Дженет, как все думали, давно была в аду кромешном. Но ведь пастору не
прикажешь и рот ему не заткнешь, а он только и твердил в своих пропове-
дях, что о жестокости людской, которая будто бы довела Дженет до парали-
ча, бранил мальчишек, которые ее дразнили и приставали к ней, и в тот же
самый вечер взял ее к себе, и стали они жить вдвоем в пасторском доме
под горой Хэнгин-Шоу.
Ну, ладно, прошло после этого довольно много времени, и люди праздно-
мыслящие начали было смотреть на это сквозь пальцы и стали даже забывать
о том черном деле. О священнике все были теперь самого хорошего мнения:
по вечерам он долго сидел за своим писанием. Люди видели, что свеча у
него в доме, на берегу Дьюлы, горит и за полночь, и сам он как будто был
доволен собой и держался так же, как и прежде, хотя всякому было видно,
что он теперь стал совсем не тот. А что касается Дженет, так она свобод-
но расхаживала всюду, и если она и раньше говорила мало, то теперь и по-
давно; правда, она никого не трогала, только смотреть на нее было страш-
но, и все у нас в Болвири удивлялись, как это ей доверили пасторский
дом.
К концу июля настала такая погода, какой отродясь не видывали в наших
местах: стояла жара, жестокая, гнетущая жара. Стада обессилели и не мог-
ли взобраться по склону Черной горы, дети не могли играть и скоро уста-
вали, а к тому же порывы горячего ветра шумели в листве, и временами на-
летал дождь, но не освежал нисколько. Каждый день мы думали, что к утру,
должно быть, соберется гроза, но наступило одно утро и другое утро, а
погода была все та же, ни на что не похожая, тяжкая для людей и живот-
ных. Из нас никто так не страдал от жары, как мистер Соулис: он не мог
ни спать, ни есть - так он говорил церковному совету - и, если он не пи-
сал свою книжку, то бродил по окрестностям, словно одержимый, и это в
такое время, когда все были рады сидеть дома, в прохладе.
Поблизости от Хэнгин-Шоу, там, где поднимается Черная гора, есть у
нас одно огороженное место с этакой чугунной решеткой: в старые времена
там как будто было кладбище прихода Болвири, основанное папистами еще до
того, как свет господень озарил наше королевство. Сад был большой и, во
всяком случае, подходящий для мистера Соулиса: в нем он, бывало, сидел и
обдумывал свои проповеди, да и вправду там всегда было пустынно и тихо.
Вот сидит он однажды на обрыве Черной горы и видит сначала двух, потом
четырех, а там и семерых воронов, они все летают да летают вокруг старо-
го кладбища. Летали они низко и тяжело и на лету каркали: мистер Соулис
понял, что они чего-то испугались и слетели с деревьев. Пастор наш был
неробкого десятка, взял да и пошел прямо туда, и как бы вы думали, что
он увидел? Внутри ограды, на могиле, сидел кто-то - то ли человек, то ли
одна видимость человека. Высокого роста, черный, как ад, и глаза ка-
кие-то очень странные [8]. Мистеру Соулису не раз приходилось слышать о
черных людях; но в этом черном человеке было что-то такое, отчего и пас-
тора бросило в дрожь. Как ни жарко было, его проняло холодом до мозга
костей, но он все-таки заговорил с ним и спросил:
- Друг мой, вы как будто нездешний?
Черный человек ничего ему не ответил, а вскочил на ноги и, хромая,
отбежал к дальней стене кладбища; однако он все оглядывался на пастора,
а тот стоял и глядел ему вслед до тех пор, пока черный человек, переб-
равшись через стенку кладбища, не побежал к березовой роще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87