Но мне надо есть, надо пить, надо общаться с людьми.
Кой черт! Человек не отшельник - Cui Deus feminam tradit [2]. Сделайте
меня королевским кравчим, сделайте аббатом Сен-Дени или байи в вашем Па-
татраке, вот тогда жизнь моя изменится. Но пока Франсуа Вийон остается с
вашего соизволения бедным школяром, у которого ни гроша в кошельке, ни-
каких перемен в его жизни не ждите.
- Милость господня всемогуща!
- Надо быть еретиком, чтобы оспаривать это, - сказал Франсуа. - Ми-
лостью господней вы стали владетелем Бризету и байи в Пататраке. А мне
господь не уделил ничего, кроме смекалки и вот этих десяти пальцев. Мож-
но еще вина? Почтительнейше благодарю. Милостью господней у вас превос-
ходное винцо.
Владетель Бризету расхаживал по комнате, заложив руки за спину. Может
быть, он еще не успел освоить сравнение солдат с ворами; может быть, Ви-
йон вызывал в нем какое-то неисповедимое сочувствие, может быть, мысли
его смешались просто от непривычки к таким рассуждениям, - как бы то ни
было, ему почему-то хотелось направить этого молодого человека на путь
истинный, и он не мог решиться выгнать его на улицу.
- Чего-то я все-таки не могу тут понять, - наконец сказал он. - Язык
у вас хорошо подвешен, и дьявол далеко завел вас по своему пути, но
дьявол слаб перед господом, и все его хитрости рассеиваются от одного
слова истины и чести, как ночная темнота на рассвете. Выслушайте же ме-
ня. Давным-давно я постиг, что дворянин должен быть исполнен рыцарского
благородства, должен любить бога, короля и даму своего сердца, и, хотя
много неправедного пришлось мне повидать на своем веку, я все же стре-
мился жить согласно этим правилам. Они записаны не только в мудрых кни-
гах, но и в сердце каждого человека, лишь бы он только удосужился прочи-
тать их. Вы говорите о пище и вине, я знаю, что голод - тяжкое испыта-
ние, которое трудно переносить, но как же не сказать о других нуждах, о
чести, о вере в бога и в ближнего, о благородстве, о незапятнанной люб-
ви? Может быть, мне и не хватает мудрости - впрочем, так ли это? - но,
на мой взгляд, вы человек, сбившийся с пути и впавший в величайшее заб-
луждение. Вы заботитесь о мелких нуждах и полностью забываете о нуждах
великих, истинных. Вы уподобляетесь человеку, который будет лечить зуб-
ную боль в день Страшного суда. А ведь честь, любовь и вера не только
выше пищи и питья, но, как мне кажется, их-то мы алчем сильнее и острее
мучимся, если лишены их. Я обращаюсь к вам потому, что, кажется мне, вы
меня легко можете понять. Стремясь набить брюхо, не заглушаете ли вы в
сердце своем иного голода? И не это ли причина того, что вместо радости
жизни вы испытываете лишь чувство горечи?
Вийон был явно уязвлен этими наставлениями.
- Так, по-вашему, я лишен чувства чести? - воскликнул он. - Да, бог
тому свидетель, я нищий! И мне тяжело видеть, что богачи ходят в теплых
перчатках, а я дую в кулак. С пустым брюхом жить нелегко, хотя вы гово-
рите об этом с таким пренебрежением. Потерпи вы с мое, вы бы, может, за-
пели иначе. Да, я вор, ополчайтесь на меня за это! Но, клянусь господом
богом, я вовсе не исчадие ада. Знайте же, что есть у меня своя честь, не
хуже вашей, хоть я и не хвастаю ею с утра до вечера, словно чудом гос-
подним. Нет в этом ничего примечательного, и я держу свою честь в суме,
пока она мне не понадобится. Смотрите, вот вам пример: сколько времени я
провел здесь с вами, в вашей комнате? Разве вы не сказали мне, что одни
в доме? А эта золотая утварь! Вы сильны духом - допускаю, но вы старик,
безоружный старик, а у меня с собой нож. Что стоит мне разогнуть руку в
локте и всадить вам клинок в кишки, а там ищи меня по всем улицам с ва-
шими кубками за пазухой! Думаете, не хватило у меня на это смекалки?
Хватило! А все-таки я от этого отказался. Вот они, ваши проклятые кубки,
целехоньки, как в ризнице. И у вас сердце отстукивает ровно, как часы. А
я сейчас уйду отсюда таким же бедняком, каким и вошел, с единственной
беляшкой, которой вы меня попрекаете. И вы еще говорите, что чувство
чести мне неведомо, да разразит меня бог!
Старик поднял правую руку.
- Знаете, кто вы такой? - сказал он. - Вы разбойник, милейший, бесс-
тыдный и бессердечный разбойник и бродяга. Я провел с вами только час.
И, поверьте мне, я чувствую себя опозоренным! Вы ели и пили за моим сто-
лом, но теперь мне тошно видеть вас. Уже рассвело, и ночной птице пора в
дупло. Пойдете вперед или за мной?
- Это как вам угодно, - сказал поэт, вставая со стула. - В вашей по-
рядочности я не сомневаюсь. - Он задумчиво осушил свой кубок. - Хотел бы
я уверовать и в ваш ум, - продолжал он, постучав себя пальцем по лбу, -
но годы, годы! Мозги плохо работают, размягчаются.
Из чувства самоуважения старик пошел вперед; Вийон последовал за ним,
посвистывая и заткнув большие пальцы за кушак.
- Да смилуется над вами господь, - сказал на пороге владетель Бризе-
ту.
- До свиданья, папаша, - ответил ему Вийон, зевая. - Премного благо-
дарен за холодную баранину.
Дверь за ним захлопнулась. Над белыми крышами занимался рассвет. Сту-
деное, хмурое утро привело за собой пасмурный день. Вийон стал посреди
улицы и потянулся всем телом.
"Нудный старичок, - подумал он. - А любопытно, сколько могут стоить
его кубки?"
ДОМ НА ДЮНАХ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
О ТОМ, КАК Я ЗАНОЧЕВАЛ В ГРЭДЕНСКОМ ЛЕСУ И ЗАМЕТИЛ СВЕТ В ПАВИЛЬОНЕ
В юности я был очень нелюдим. Я гордился тем, что держусь особняком и
не нуждаюсь в обществе; в сущности, у меня не было ни друзей, ни близ-
ких, пока я не встретил ту, которая стала мне и другом, и женой, и ма-
терью моих детей.
Я был относительно близок только с одним человеком - это был Р. Норс-
мор, владелец Грэден Истера в Шотландии. Мы с ним вместе учились, и хотя
не питали особой симпатии друг к другу или склонности к откровенным бе-
седам, но нас роднило сходство темпераментов. Мы считали себя мизантро-
пами, а теперь я вижу, что мы были просто надутые юнцы. Это нельзя было
назвать дружбой, скорее это было содружество двух нелюдимов. Исключи-
тельная вспыльчивость Норсмора не позволяла ему уживаться с другими
людьми; а так как он уважал мою молчаливую сдержанность и не навязывал
мне своих мнений, я тоже мирился с его обществом. Помнится, мы даже на-
зывали себя друзьями.
Когда Норсмор получил свой диплом, а я решил бросить университет, он
пригласил меня погостить к себе в Грэден Истер, и тогда-то я впервые
познакомился с местом моих позднейших приключений. Помещичий дом стоял
на открытом и мрачном пустыре, милях в трех от берега Северного моря.
Большой и неуклюжий, как казарма, он был выстроен из мягкого камня и,
подверженный ветрам и туманам побережья, снаружи весь обветшал, а внутри
в нем было сыро и дуло изо всех углов. Расположиться в нем с комфортом
нечего было и думать. Но на северной оконечности поместья, среди пустын-
ных отмелей и сыпучих дюн, между морем и рощей, стоял небольшой павильон
современной постройки, как раз отвечавший нашим вкусам. В этом уединен-
ном убежище, мало разговаривая, много читая и встречаясь лишь за обеден-
ным столом, мы с Норсмором провели четыре ненастных зимних месяца. Может
быть, я прожил бы там и дольше, но однажды мартовским вечером у нас про-
изошла размолвка, которая принудила меня покинуть Грэден Истер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Кой черт! Человек не отшельник - Cui Deus feminam tradit [2]. Сделайте
меня королевским кравчим, сделайте аббатом Сен-Дени или байи в вашем Па-
татраке, вот тогда жизнь моя изменится. Но пока Франсуа Вийон остается с
вашего соизволения бедным школяром, у которого ни гроша в кошельке, ни-
каких перемен в его жизни не ждите.
- Милость господня всемогуща!
- Надо быть еретиком, чтобы оспаривать это, - сказал Франсуа. - Ми-
лостью господней вы стали владетелем Бризету и байи в Пататраке. А мне
господь не уделил ничего, кроме смекалки и вот этих десяти пальцев. Мож-
но еще вина? Почтительнейше благодарю. Милостью господней у вас превос-
ходное винцо.
Владетель Бризету расхаживал по комнате, заложив руки за спину. Может
быть, он еще не успел освоить сравнение солдат с ворами; может быть, Ви-
йон вызывал в нем какое-то неисповедимое сочувствие, может быть, мысли
его смешались просто от непривычки к таким рассуждениям, - как бы то ни
было, ему почему-то хотелось направить этого молодого человека на путь
истинный, и он не мог решиться выгнать его на улицу.
- Чего-то я все-таки не могу тут понять, - наконец сказал он. - Язык
у вас хорошо подвешен, и дьявол далеко завел вас по своему пути, но
дьявол слаб перед господом, и все его хитрости рассеиваются от одного
слова истины и чести, как ночная темнота на рассвете. Выслушайте же ме-
ня. Давным-давно я постиг, что дворянин должен быть исполнен рыцарского
благородства, должен любить бога, короля и даму своего сердца, и, хотя
много неправедного пришлось мне повидать на своем веку, я все же стре-
мился жить согласно этим правилам. Они записаны не только в мудрых кни-
гах, но и в сердце каждого человека, лишь бы он только удосужился прочи-
тать их. Вы говорите о пище и вине, я знаю, что голод - тяжкое испыта-
ние, которое трудно переносить, но как же не сказать о других нуждах, о
чести, о вере в бога и в ближнего, о благородстве, о незапятнанной люб-
ви? Может быть, мне и не хватает мудрости - впрочем, так ли это? - но,
на мой взгляд, вы человек, сбившийся с пути и впавший в величайшее заб-
луждение. Вы заботитесь о мелких нуждах и полностью забываете о нуждах
великих, истинных. Вы уподобляетесь человеку, который будет лечить зуб-
ную боль в день Страшного суда. А ведь честь, любовь и вера не только
выше пищи и питья, но, как мне кажется, их-то мы алчем сильнее и острее
мучимся, если лишены их. Я обращаюсь к вам потому, что, кажется мне, вы
меня легко можете понять. Стремясь набить брюхо, не заглушаете ли вы в
сердце своем иного голода? И не это ли причина того, что вместо радости
жизни вы испытываете лишь чувство горечи?
Вийон был явно уязвлен этими наставлениями.
- Так, по-вашему, я лишен чувства чести? - воскликнул он. - Да, бог
тому свидетель, я нищий! И мне тяжело видеть, что богачи ходят в теплых
перчатках, а я дую в кулак. С пустым брюхом жить нелегко, хотя вы гово-
рите об этом с таким пренебрежением. Потерпи вы с мое, вы бы, может, за-
пели иначе. Да, я вор, ополчайтесь на меня за это! Но, клянусь господом
богом, я вовсе не исчадие ада. Знайте же, что есть у меня своя честь, не
хуже вашей, хоть я и не хвастаю ею с утра до вечера, словно чудом гос-
подним. Нет в этом ничего примечательного, и я держу свою честь в суме,
пока она мне не понадобится. Смотрите, вот вам пример: сколько времени я
провел здесь с вами, в вашей комнате? Разве вы не сказали мне, что одни
в доме? А эта золотая утварь! Вы сильны духом - допускаю, но вы старик,
безоружный старик, а у меня с собой нож. Что стоит мне разогнуть руку в
локте и всадить вам клинок в кишки, а там ищи меня по всем улицам с ва-
шими кубками за пазухой! Думаете, не хватило у меня на это смекалки?
Хватило! А все-таки я от этого отказался. Вот они, ваши проклятые кубки,
целехоньки, как в ризнице. И у вас сердце отстукивает ровно, как часы. А
я сейчас уйду отсюда таким же бедняком, каким и вошел, с единственной
беляшкой, которой вы меня попрекаете. И вы еще говорите, что чувство
чести мне неведомо, да разразит меня бог!
Старик поднял правую руку.
- Знаете, кто вы такой? - сказал он. - Вы разбойник, милейший, бесс-
тыдный и бессердечный разбойник и бродяга. Я провел с вами только час.
И, поверьте мне, я чувствую себя опозоренным! Вы ели и пили за моим сто-
лом, но теперь мне тошно видеть вас. Уже рассвело, и ночной птице пора в
дупло. Пойдете вперед или за мной?
- Это как вам угодно, - сказал поэт, вставая со стула. - В вашей по-
рядочности я не сомневаюсь. - Он задумчиво осушил свой кубок. - Хотел бы
я уверовать и в ваш ум, - продолжал он, постучав себя пальцем по лбу, -
но годы, годы! Мозги плохо работают, размягчаются.
Из чувства самоуважения старик пошел вперед; Вийон последовал за ним,
посвистывая и заткнув большие пальцы за кушак.
- Да смилуется над вами господь, - сказал на пороге владетель Бризе-
ту.
- До свиданья, папаша, - ответил ему Вийон, зевая. - Премного благо-
дарен за холодную баранину.
Дверь за ним захлопнулась. Над белыми крышами занимался рассвет. Сту-
деное, хмурое утро привело за собой пасмурный день. Вийон стал посреди
улицы и потянулся всем телом.
"Нудный старичок, - подумал он. - А любопытно, сколько могут стоить
его кубки?"
ДОМ НА ДЮНАХ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
О ТОМ, КАК Я ЗАНОЧЕВАЛ В ГРЭДЕНСКОМ ЛЕСУ И ЗАМЕТИЛ СВЕТ В ПАВИЛЬОНЕ
В юности я был очень нелюдим. Я гордился тем, что держусь особняком и
не нуждаюсь в обществе; в сущности, у меня не было ни друзей, ни близ-
ких, пока я не встретил ту, которая стала мне и другом, и женой, и ма-
терью моих детей.
Я был относительно близок только с одним человеком - это был Р. Норс-
мор, владелец Грэден Истера в Шотландии. Мы с ним вместе учились, и хотя
не питали особой симпатии друг к другу или склонности к откровенным бе-
седам, но нас роднило сходство темпераментов. Мы считали себя мизантро-
пами, а теперь я вижу, что мы были просто надутые юнцы. Это нельзя было
назвать дружбой, скорее это было содружество двух нелюдимов. Исключи-
тельная вспыльчивость Норсмора не позволяла ему уживаться с другими
людьми; а так как он уважал мою молчаливую сдержанность и не навязывал
мне своих мнений, я тоже мирился с его обществом. Помнится, мы даже на-
зывали себя друзьями.
Когда Норсмор получил свой диплом, а я решил бросить университет, он
пригласил меня погостить к себе в Грэден Истер, и тогда-то я впервые
познакомился с местом моих позднейших приключений. Помещичий дом стоял
на открытом и мрачном пустыре, милях в трех от берега Северного моря.
Большой и неуклюжий, как казарма, он был выстроен из мягкого камня и,
подверженный ветрам и туманам побережья, снаружи весь обветшал, а внутри
в нем было сыро и дуло изо всех углов. Расположиться в нем с комфортом
нечего было и думать. Но на северной оконечности поместья, среди пустын-
ных отмелей и сыпучих дюн, между морем и рощей, стоял небольшой павильон
современной постройки, как раз отвечавший нашим вкусам. В этом уединен-
ном убежище, мало разговаривая, много читая и встречаясь лишь за обеден-
ным столом, мы с Норсмором провели четыре ненастных зимних месяца. Может
быть, я прожил бы там и дольше, но однажды мартовским вечером у нас про-
изошла размолвка, которая принудила меня покинуть Грэден Истер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87