Запасы соли, не возобновлявшиеся со време-
ни первого опыта, начали иссякать. Я послал купить ее и смешал питье -
жидкость закипела, цвет переменился, но второй перемены не последовало;
я выпил, но состав не подействовал. Пул расскажет вам, как я приказывал
обшарить все аптеки Лондона, но тщетно, и теперь я не сомневаюсь, что в
той соли, которой я пользовался, была какая-то примесь, и что именно эта
неведомая примесь придавала силу питью.
С тех пор прошло около недели, и я дописываю это мое объяснение под,
действием последнего из прежних моих порошков. Если не случится чуда,
значит, Генри Джекил в последний раз мыслит, как Генри Джекил, и в пос-
ледний раз видит в зеркале свое лицо (увы, изменившееся до неузнаваемос-
ти!). И я не смею медлить с завершением моего письма - до сих пор оно
могло уцелеть лишь благодаря величайшим предосторожностям и величайшей
удаче. Если перемена застигнет меня еще за письмом, Хайд разорвет его в
клочки, но если я успею спрятать его заблаговременно, невероятный эгоизм
Хайда и заботы его нынешнего положения могут спасти письмо от его
обезьяньей злобы. Да, тяготеющий над нами обоими рок уже изменил и раз-
давил его. Через полчаса, когда я вновь и уже навеки облекусь в эту не-
навистную личину, я знаю, что буду, дрожа и рыдая, сидеть в кресле или,
весь превратившись в испуганный слух, примусь без конца расхаживать по
кабинету (моему последнему приюту на земле) и ждать, ждать, что вот-вот
раздадутся звуки, предвещающие конец. Умрет ли Хайд на эшафоте? Или в
последнюю минуту у него хватит мужества избавить себя от этой судьбы?
Это ведомо одному богу, а для меня не имеет никакого значения: час моей
настоящей смерти уже наступил, дальнейшее же касается не меня, а друго-
го. Сейчас, отложив перо, я запечатаю мою исповедь, и этим завершит свою
жизнь злополучный
Генри Джекил.
САТАНИНСКАЯ БУТЫЛКА
На одном из Гавайских островов жил человек, которого мы будем назы-
вать Кэаве, так как, правду сказать, он жив до сих пор, и его настоящее
имя должно остаться тайной; родился же он неподалеку от Хонаунау, где в
пещере покоятся останки Кэаве Великого. Человек этот был беден, деятелен
и храбр, знал грамоту не хуже школьного учителя и слыл к тому же отлич-
ным моряком; он плавал и на каботажных судах и водил вельбот у берегов
Хамакуа, пока не взбрело ему на ум поглядеть белый свет и чужие города,
и тогда он нанялся на судно, уходившее в рейс до Сан-Франциско.
Сан-Франциско - красивый город с красивым портом, и богачей в нем ви-
димо-невидимо, и есть там холм - сплошь одни дворцы. Как-то раз Кэаве,
позвякивая монетами в кармане, прогуливался на этом холме и любовался
домами по обеим сторонам улицы.
"Какие красивые дома! - думал Кэаве. - И какие, верно, счастливые лю-
ди в них живут, не зная забот о завтрашнем дне!"
Так размышлял он, когда поравнялся с домом, который был хоть и по-
меньше остальных, но нарядный и красивый, как игрушка; ступени крыльца
блестели, будто серебряные, живые изгороди походили на цветущие гирлян-
ды, окна сверкали, словно алмазы, и Кэаве остановился, дивясь такому со-
вершенству, открывшемуся его глазам. И, стоя так перед домом, заметил
он, что какойто человек смотрит на него из окна, стекло которого было
столь прозрачно, что Кэаве видел этого человека не хуже, чем мы видим
рыбу, стоящую в лужице, оставшейся на камнях в час отлива. Человек этот
был уже в летах, лыс, с черной бородой; лицо его казалось печальным и
хмурым, и он горестно вздыхал. И вот Кэаве смотрел на этого человека, а
тот смотрел из окна на Кэаве, и оба они - подумать только! - позавидова-
ли друг Другу.
Вдруг незнакомец улыбнулся, кивнул и, поманив Кэаве, встретил его в
дверях дома.
- Мой дом очень красив, - сказал человек с тяжким вздохом. - Не поже-
лаешь ли ты осмотреть покои?
И он провел Кэаве по всему дому - от погреба до чердака, и все здесь
казалось столь совершенным, что Кэаве был поражен.
- Поистине, - сказал Кэаве, - это прекрасный дом.
Жил бы я в таком доме, так, верно, смеялся бы от радости с утра до
вечера. А ты вот вздыхаешь, почему бы это?
- И ты тоже, - сказал человек, - можешь иметь дом, во всем схожий с
этим, стоит тебе только пожелать. У тебя, надо полагать, есть деньги?
- У меня есть пятьдесят долларов, - сказал Кэаве, - но такой дом дол-
жен стоить много дороже.
Человек что-то прикинул в уме.
- Жаль, что у тебя так мало денег, - сказал он. - Это причинит тебе
лишние хлопоты в будущем, но тем не менее можешь получить и за пятьдесят
долларов.
- Этот дом? - спросил Кэаве.
- Нет, не дом, - отвечал человек, - а бутылку. Видишь ли, должен тебе
признаться, что все мое богатство, хоть, может, я и кажусь тебе великим
богачом и удачником, - этот дом и этот сад, - все возникло из бутылки
величиной чуть больше пинты. Вот она.
И, отперев какой-то шкафчик, он достал оттуда круглую пузатую бутылку
с длинным горлышком. Бутылка была из белого молочного стекла, переливав-
шегося всеми цветами и оттенками радуги. А внутри бутылки светилось и
трепетало что-то неуловимое, подобное то тени, то языку пламени.
- Вот она, эта бутылка, - сказал человек и, когда Кэаве рассмеялся,
добавил: - Ты не веришь мне? Так испытай ее сам. Попробуй-ка ее разбить.
И тогда Кэаве взял бутылку и стал швырять ее об пол, пока не утомил-
ся, но бутылка отскакивала от пола, словно детский мяч, и хоть бы что.
- Удивительное дело, - сказал Кэаве. - Поглядеть да потрогать, так
кажется, будто эта бутылка из стекла.
- Она и есть из стекла, - еще горестней вздохнув, отвечал человек, -
да только стекло закалилось в адском пламени. В этой бутылке живет черт
- видишь, там что-то движется, словно тень какая-то. Это черт, или так
по крайней мере я думаю. Человек, который приобретет другу бутылку, бу-
дет повелевать чертом, и чего бы он отныне себе ни пожелал, все - лю-
бовь, слава, деньги, дома, подобные этому, да, да, и даже города, подоб-
ные этому, - все получит он по первому своему слову. Наполеон владел
этой бутылкой, и она сделала его властелином мира, но потом он продал ее
и пал. Капитан Кук владел этой бутылкой, и она открыла ему путь ко мно-
гим островам, но и он тоже продал ее, и был убит на Гавайях. Ибо, как
только продашь бутылку, сразу лишаешься ее могущественной защиты, и если
не удовольствуешься тем, что имеешь, к тебе приходит беда.
- А как же ты сам говоришь, что хочешь ее продать? - спросил Кэаве.
- У меня есть все, чего я могу пожелать, и ко мне подкрадывается ста-
рость, - отвечал человек. - Только одного не может сделать черт в бутыл-
ке: он не может продлить человеку жизнь. И было бы нечестно утаить от
тебя, что у этой бутылки есть недостаток: если человек умрет, не успев
ее продать, он обречен вечно гореть в аду.
- Да, уж это и впрямь недостаток, спору нет, - воскликнул Кэаве. - Я
бы нипочем не стал связываться с такой чертовщиной. Могу, слава тебе
господи, прожить и без дома. А вот накликать вечное проклятие на свою
голову - это уж нет, не согласен.
- Полно, не торопись, зачем так далеко заглядывать вперед, - возразил
человек. - Нужно только разумно воспользоваться услугами черта, а затем
продать бутылку кому-нибудь еще, как я сейчас продаю ее тебе, и ты за-
кончишь дни свои в покое и довольстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
ни первого опыта, начали иссякать. Я послал купить ее и смешал питье -
жидкость закипела, цвет переменился, но второй перемены не последовало;
я выпил, но состав не подействовал. Пул расскажет вам, как я приказывал
обшарить все аптеки Лондона, но тщетно, и теперь я не сомневаюсь, что в
той соли, которой я пользовался, была какая-то примесь, и что именно эта
неведомая примесь придавала силу питью.
С тех пор прошло около недели, и я дописываю это мое объяснение под,
действием последнего из прежних моих порошков. Если не случится чуда,
значит, Генри Джекил в последний раз мыслит, как Генри Джекил, и в пос-
ледний раз видит в зеркале свое лицо (увы, изменившееся до неузнаваемос-
ти!). И я не смею медлить с завершением моего письма - до сих пор оно
могло уцелеть лишь благодаря величайшим предосторожностям и величайшей
удаче. Если перемена застигнет меня еще за письмом, Хайд разорвет его в
клочки, но если я успею спрятать его заблаговременно, невероятный эгоизм
Хайда и заботы его нынешнего положения могут спасти письмо от его
обезьяньей злобы. Да, тяготеющий над нами обоими рок уже изменил и раз-
давил его. Через полчаса, когда я вновь и уже навеки облекусь в эту не-
навистную личину, я знаю, что буду, дрожа и рыдая, сидеть в кресле или,
весь превратившись в испуганный слух, примусь без конца расхаживать по
кабинету (моему последнему приюту на земле) и ждать, ждать, что вот-вот
раздадутся звуки, предвещающие конец. Умрет ли Хайд на эшафоте? Или в
последнюю минуту у него хватит мужества избавить себя от этой судьбы?
Это ведомо одному богу, а для меня не имеет никакого значения: час моей
настоящей смерти уже наступил, дальнейшее же касается не меня, а друго-
го. Сейчас, отложив перо, я запечатаю мою исповедь, и этим завершит свою
жизнь злополучный
Генри Джекил.
САТАНИНСКАЯ БУТЫЛКА
На одном из Гавайских островов жил человек, которого мы будем назы-
вать Кэаве, так как, правду сказать, он жив до сих пор, и его настоящее
имя должно остаться тайной; родился же он неподалеку от Хонаунау, где в
пещере покоятся останки Кэаве Великого. Человек этот был беден, деятелен
и храбр, знал грамоту не хуже школьного учителя и слыл к тому же отлич-
ным моряком; он плавал и на каботажных судах и водил вельбот у берегов
Хамакуа, пока не взбрело ему на ум поглядеть белый свет и чужие города,
и тогда он нанялся на судно, уходившее в рейс до Сан-Франциско.
Сан-Франциско - красивый город с красивым портом, и богачей в нем ви-
димо-невидимо, и есть там холм - сплошь одни дворцы. Как-то раз Кэаве,
позвякивая монетами в кармане, прогуливался на этом холме и любовался
домами по обеим сторонам улицы.
"Какие красивые дома! - думал Кэаве. - И какие, верно, счастливые лю-
ди в них живут, не зная забот о завтрашнем дне!"
Так размышлял он, когда поравнялся с домом, который был хоть и по-
меньше остальных, но нарядный и красивый, как игрушка; ступени крыльца
блестели, будто серебряные, живые изгороди походили на цветущие гирлян-
ды, окна сверкали, словно алмазы, и Кэаве остановился, дивясь такому со-
вершенству, открывшемуся его глазам. И, стоя так перед домом, заметил
он, что какойто человек смотрит на него из окна, стекло которого было
столь прозрачно, что Кэаве видел этого человека не хуже, чем мы видим
рыбу, стоящую в лужице, оставшейся на камнях в час отлива. Человек этот
был уже в летах, лыс, с черной бородой; лицо его казалось печальным и
хмурым, и он горестно вздыхал. И вот Кэаве смотрел на этого человека, а
тот смотрел из окна на Кэаве, и оба они - подумать только! - позавидова-
ли друг Другу.
Вдруг незнакомец улыбнулся, кивнул и, поманив Кэаве, встретил его в
дверях дома.
- Мой дом очень красив, - сказал человек с тяжким вздохом. - Не поже-
лаешь ли ты осмотреть покои?
И он провел Кэаве по всему дому - от погреба до чердака, и все здесь
казалось столь совершенным, что Кэаве был поражен.
- Поистине, - сказал Кэаве, - это прекрасный дом.
Жил бы я в таком доме, так, верно, смеялся бы от радости с утра до
вечера. А ты вот вздыхаешь, почему бы это?
- И ты тоже, - сказал человек, - можешь иметь дом, во всем схожий с
этим, стоит тебе только пожелать. У тебя, надо полагать, есть деньги?
- У меня есть пятьдесят долларов, - сказал Кэаве, - но такой дом дол-
жен стоить много дороже.
Человек что-то прикинул в уме.
- Жаль, что у тебя так мало денег, - сказал он. - Это причинит тебе
лишние хлопоты в будущем, но тем не менее можешь получить и за пятьдесят
долларов.
- Этот дом? - спросил Кэаве.
- Нет, не дом, - отвечал человек, - а бутылку. Видишь ли, должен тебе
признаться, что все мое богатство, хоть, может, я и кажусь тебе великим
богачом и удачником, - этот дом и этот сад, - все возникло из бутылки
величиной чуть больше пинты. Вот она.
И, отперев какой-то шкафчик, он достал оттуда круглую пузатую бутылку
с длинным горлышком. Бутылка была из белого молочного стекла, переливав-
шегося всеми цветами и оттенками радуги. А внутри бутылки светилось и
трепетало что-то неуловимое, подобное то тени, то языку пламени.
- Вот она, эта бутылка, - сказал человек и, когда Кэаве рассмеялся,
добавил: - Ты не веришь мне? Так испытай ее сам. Попробуй-ка ее разбить.
И тогда Кэаве взял бутылку и стал швырять ее об пол, пока не утомил-
ся, но бутылка отскакивала от пола, словно детский мяч, и хоть бы что.
- Удивительное дело, - сказал Кэаве. - Поглядеть да потрогать, так
кажется, будто эта бутылка из стекла.
- Она и есть из стекла, - еще горестней вздохнув, отвечал человек, -
да только стекло закалилось в адском пламени. В этой бутылке живет черт
- видишь, там что-то движется, словно тень какая-то. Это черт, или так
по крайней мере я думаю. Человек, который приобретет другу бутылку, бу-
дет повелевать чертом, и чего бы он отныне себе ни пожелал, все - лю-
бовь, слава, деньги, дома, подобные этому, да, да, и даже города, подоб-
ные этому, - все получит он по первому своему слову. Наполеон владел
этой бутылкой, и она сделала его властелином мира, но потом он продал ее
и пал. Капитан Кук владел этой бутылкой, и она открыла ему путь ко мно-
гим островам, но и он тоже продал ее, и был убит на Гавайях. Ибо, как
только продашь бутылку, сразу лишаешься ее могущественной защиты, и если
не удовольствуешься тем, что имеешь, к тебе приходит беда.
- А как же ты сам говоришь, что хочешь ее продать? - спросил Кэаве.
- У меня есть все, чего я могу пожелать, и ко мне подкрадывается ста-
рость, - отвечал человек. - Только одного не может сделать черт в бутыл-
ке: он не может продлить человеку жизнь. И было бы нечестно утаить от
тебя, что у этой бутылки есть недостаток: если человек умрет, не успев
ее продать, он обречен вечно гореть в аду.
- Да, уж это и впрямь недостаток, спору нет, - воскликнул Кэаве. - Я
бы нипочем не стал связываться с такой чертовщиной. Могу, слава тебе
господи, прожить и без дома. А вот накликать вечное проклятие на свою
голову - это уж нет, не согласен.
- Полно, не торопись, зачем так далеко заглядывать вперед, - возразил
человек. - Нужно только разумно воспользоваться услугами черта, а затем
продать бутылку кому-нибудь еще, как я сейчас продаю ее тебе, и ты за-
кончишь дни свои в покое и довольстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87