Но когда настало утро, создавшееся положение показалось мне настолько
забавным, что я отбросил все колебания. Норсмор был в моей власти, и я
задумал подшутить над ним, хотя и знал, что с таким человеком, как он,
шутить рискованно. Заранее радуясь своей затее, я устроился среди зарос-
лей бузины так, что мне видна была дверь павильона. Все ставни были сно-
ва прикрыты, что, помнится, показалось мне странным, а самое здание при
утреннем свете, озарявшем его белые стены и зеленые жалюзи, выглядело
привлекательным и уютным. Часы проходили за часами, а Норсмор не подавал
признаков жизни. Я знал, что он соня и лежебока, однако к полудню терпе-
ние мое истощилось. Сказать по правде, я уже решил позавтракать в па-
вильоне, и меня стал мучить голод. Как мне ни досадно было упускать воз-
можность подшутить над Норсмором, голод взял свое, и я, с огорчением по-
жертвовав шуткой, вышел из лесу.
Когда я подошел поближе, вид дома чем-то обеспокоил меня. По-видимо-
му, с вечера ничего не изменилось, а я почему-то надеялся встретить ка-
кие-нибудь внешние признаки присутствия человека. Но нет: ставни были
плотно прикрыты, из труб не шел дым, и на входной двери висел большой
замок. Норсмор, очевидно, вошел через заднюю дверь - таково было естест-
венное и единственно приемлемое объяснение, - и вы можете судить, как я
был изумлен, когда, обогнув дом, я нашел и заднюю дверь на запоре.
Я вернулся к прежнему предположению о грабителях и досадовал на себя
за вчерашнее бездействие. Я осмотрел все окна нижнего этажа и не нашел
никаких повреждений; я попробовал замки, но они не поддавались. Возникал
вопрос: каким путем грабители (если это были грабители) проникли в дом?
Они могли пробраться, думал я, по крыше пристройки, где Норсмор занимал-
ся фотографией, а оттуда, взломав окно кабинета или моей бывшей комнаты,
им легко было забраться в дом.
Я сам последовал этому вымышленному примеру - взобрался на крышу и
попробовал ставни. Обе были заперты, но я не сдавался и, нажав по-
сильнее, чтобы приоткрыть одну из них, поцарапал при этом руку. Я помню,
что приложил руку ко рту и с минуту зализывал ранку, как собака. При
этом я машинально глядел на отмели и на море и заметил в нескольких ми-
лях к северовостоку большую парусную яхту. Потом поднял раму и проник
внутрь.
Я прошел по всему дому, и удивление мое усилилось. Нигде ни малейшего
беспорядка - наоборот, комнаты необычно чисты и прибраны. В каминах ле-
жали дрова и растопка; три спальни были убраны с роскошью, непривычной
для Норсмора; умывальники были налиты водой, кровати оправлены на ночь;
стол накрыт на три прибора, а на буфете - множество холодных закусок,
салатов и соусов. Ясно было, что здесь ждали гостей. Но какие же гости,
если Норсмор ненавидел общество? И, кроме того, зачем понадобилось гото-
вить дом к этому приему тайно, под покровом ночи? И почему ставни были
закрыты и двери заперты? Я уничтожил все следы своего посещения и выб-
рался из дома отрезвленный и сильно встревоженный.
Яхта была все на том же месте, и мне на миг пришло в голову, что это,
может быть, "Рыжий граф", на котором прибыли хозяин и гости. Однако нос
корабля был обращен в открытое море.
ГЛАВА ВТОРАЯ
О НОЧНОЙ ВЫСАДКЕ С ЯХТЫ
Я вернулся в ложбинку, чтобы приготовить себе поесть, в чем я сильно
нуждался, и дать корм лошади, о которой я не позаботился утром. Время от
времени я выходил на опушку, но в павильоне перемен не было, и на отме-
лях за весь день не показалось ни души. Одна только яхта в открытом море
напоминала о человеке. Она дрейфовала без видимой цели, то приближаясь,
то удаляясь, но с наступлением сумерек решительно двинулась к берегу.
Это укрепило меня в мысли, что на борту ее Норсмор и его гости и что
они, по-видимому, высадятся только ночью. Это не только соответствовало
таинственности приготовлений, но вызывалось и тем обстоятельством, что
лишь к одиннадцати часам прилив мог достаточно прикрыть Грэденские мели
и другие опасные места, которые ограждали берег от вторжений с моря.
В течение всего дня ветер ослабевал и море затихало, но к закату сно-
ва разыгралась вчерашняя непогода. Ночь сгустилась непроглядно-темная.
Свирепые порывы ветра разражались орудийными залпами, то и дело полосами
налетал дождь, и с наступлением прилива все крепчал прибой. Со своего
наблюдательного поста в кустарнике я увидел, как на верхушке мачты пока-
зался свет - яхта была много ближе, чем когда я последний раз видел ее в
сумерках. Я решил, что это сигнал помощникам Норсмора на суше, и, выйдя
из лесу, осмотрелся, ища подтверждения своей догадке.
Вдоль опушки леса вилась дорожка - кратчайший путь от усадьбы к па-
вильону, - и, взглянув в эту сторону, я увидел не более как в четверти
мили быстро приближавшийся огонек. Судя по его колеблющемуся свету, это
был фонарь в руках человека, шедшего по извилинам тропинки и то и дело
пережидавшего яростные порывы ветра. Я снова спрятался в кустарнике и
нетерпеливо ждал приближения нового лица. Это оказалась женщина, и, ког-
да она проходила шагах в трех от моей засады, я узнал ее. Сообщницей
Норсмора в этом таинственном деле была глухая и молчаливая женщина, нян-
чившая его в детстве, а потом ставшая его домоправительницей.
Я следовал за ней на коротком расстоянии, пользуясь для прикрытия
бесчисленными пригорками и впадинами и непроглядной тьмой. Даже если бы
она не была глуха, все равно ветер и прибой не дали бы ей расслышать шум
моих шагов. Она вошла в дом, поднялась во второй этаж и осветила одно из
окон, выходивших на мор" Тотчас же фонарь на мачте был опущен и погашен.
Он выполнил свою задачу: люди на борту удостоверились, что их ждут. Ста-
руха, по-видимому, продолжала готовиться к встрече. Хотя она и не откры-
вала других ставен, я видел, как свет мелькал то там, то здесь по всему
дому, и снопы искр, показывавшиеся из труб, говорили о том, что она за-
тапливала печи одну за другой.
Теперь я был уверен, что Норсмор и его гости высадятся на берег, как
только вода покроет мели. В такую погоду трудно было управлять шлюпкой,
и к моему любопытству примешивалась тревога, когда я думал о том, как
опасна сейчас высадка. Правда, мой приятель был величайший сумасброд, но
в данном случае сумасбродство принимало тревожный и угрожающий характер.
Движимый этими разнородными чувствами, я направился к бухте и лег ничком
в небольшой впадине шагах в шести от тропки к павильону. Оттуда я легко
мог разглядеть вновь прибывших и тут же приветствовать их, если они ока-
жутся теми, кого я ожидал увидеть.
Незадолго до одиннадцати, когда прилив едва прикрыл отмели, у самого
берега вдруг появился свет лодочного фонаря. Напрягая зрение, я различил
и другой фонарь, мелькавший дальше от берега и то и дело скрываемый
гребнями волн. Ветер, все крепчавший с наступлением ночи, и опасное по-
ложение яхты у подветренного берега, должно быть, заставили поторопиться
с высадкой.
Вскоре на тропинке показались четыре матроса, тащившие очень тяжелый
сундук; пятый освещал им дорогу фонарем. Они прошли совсем рядом со
мной, и старуха впустила их в дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87