Нет, это деревенский дурак Миша Горбачёв победил Россию. И это аппаратный подлец свердловский секретарь обкома неуклюжим аппаратным манёвром разрубил СССР на 15 частей, а всего лишь хотел отобрать должность у Горбачёва. Впрочем, Горбачёв оставил Ельцину уже воюющую, кипящую кровью страну конфликтов. Уже в 1988 были созданы первые незаконные вооружённые формирования в Карабахе. Вначале "правитель слабый и лукавый"-Горбачёв приказал арестовать "Комитет Карабаха", что и сделал генерал Альберт Макашов. Но на следующий день Горбачёв испугался своего решения и приказал освободить членов Комитета. Всему миру стало ясно, что правитель слаб.
Ещё раз объясню своё умонастроение тех лет. Для меня была важна Россия прежде всего. Её политический строй я находил несовершенным, было ясно, что строй устарел. Но я преувеличил для себя степень стабильности огромного государства, простиравшегося от Брандебургских ворот в Берлине до Берингова пролива, откуда была видна Аляска. Я не опасался за Россию. Это вообще странное и мало объяснимое инстинктивное чувство-тревога за Родину. Так вот, до 1988 года у меня не было тревоги за Родину.
Помню я попал на мировую конференцию писателей в Венгрии, организованную американской Wheatland foundation. Она проходила в отеле "Хилтон" в Будапеште. На второй день нас повезли в большом туристском автобусе на экскурсию в средневековый замок. Рядом со мной на сидении поместился седобородый Ален Роб-Грийе, чуть поодаль его жена Жанн де Берг и молодой Жан Эшеноз, все они из французской делегации. Рядом с автобусом вдруг пристроился на дороге и не отставал военный фургон. Выглянув из окна я увидел лейтенантский погон. Лейтенант в советской форме оживлённо беседовал о чём-то с шофёром. Рука лейтенанта с сигаретой была выставлена в окно. "L'Armee Sovietique, L'Armee Souvietique..."-испуганно опознали фургон французы. А я спокойно улыбался. Я же говорю, я был в те годы спокоен за свою страну. Я думал она заморожена в глыбу. Оказалось под коркой-была жидкая грязь.
И вот состоялось самоубийство. И я с тех пор потерял покой. Они никто не ведали что творили. Это не извинение. Я лишь хочу сказать, что узкие, конкретные, местные, мелкие сиюминутные интересы заставляли их действовать самоубийственно. В феврале 1992 года я познакомился с полковником Алкснисом (в начале этой недели он навещал меня в тюрьме) и он рассказал мне, что за самороспуск СССР голосовали все почти 2200 депутатов ВС СССР и только восемь-против! В их числе Алкснис, Умалатова, Коган, Авалиани, Шашиашвили, Носов, имена ещё двоих не помню. Подумать только, соотношение 2200 к 8! И из этих восьми-латыш, чеченка, еврей из Латвии, два грузина и один сибиряк Вавил Носов! И верховный совет России, 1100 депутатов единогласно проголосовали за роспуск СССР. Состав двух Советов общим числом 3300 человек угробили Великую Родину, оставив себе Вечную мерзлоту, худшие земли! Как могло это случиться? Дело в том, что их не воспитывали должным образом в восхищении перед завоеваниями России, перед воинской славой солдат, полководцев и царей и большевистских цезарей. Дело в том, что обывательский цинизм занял место идеологии. Дело в том, что нравы обкомов партии, всех этих забулдыжных свиней-возобладали. Семья и корысть погубили государство. Манипуляции и аппаратные ходы в борьбе за власть победили и идеологию, и государственность, и здравый смысл.
В "Убийстве Часового" я цитировал великого философа Чиорана "Великие Империи никогда не бывают побеждены. Они кончают самоубийством"-понял великий аферист, наш современник. Вот и Российская Империя покончила с собой, пулю ей в лоб пустили сами русские.
Я понял, что это проблема кадров. Все потрясения 1988-1993 годов не выдвинули ни единого по-настоящему нового мира. Все советские ни хера не понимали в мире. Им вновь был нужен Ленин-эмигрант и пломбированный вагон с развитыми эмигрантами. Россию погубила тупость профессиональных аппаратчиков. Свежие: работница фабрики "Красный Молот" в Грозном Сажи Умалатова, полковник авиации Алкснис, народный депутат Носов, журналист Анпилов, подполковник Терехов обещали стать яркими вождями, но Система, со скрипом поворачиваясь, уже давила всё живое. Чиновники поднялись на борьбу с чужими. Система раздавила без жалости и демократический лагерь. Отец Глеб Якунин, Пономарёв, Орлов, Ковалёв, все они выброшены из власти, умер Сахаров, уехала в изгнание его жена Боннер, новые же чиновничьи лица не поощрялись.
Так что даже не то что пломбированный вагон приняли, но и тех немногих кто был, изгнали.
ГЛАВА II. ПЕРВЫЕ ШАГИ НА РОДИНЕ
Дата моего прибытия на ПМЖ в Россию: 26 марта 1994 года. До этого, в течении пяти лет-с декабря 1989 года, когда писатель Юлиан Семёнов пробил мой первый визит на Родину и до прибытия на ПМЖ, я появлялся на Родине периодически. Со всё большей частотой. В 1990 году, Артём Боровик пригласил меня на передачу "Камертон", я прилетел всего на четыре дня, поводом для приглашения послужили мои агрессивно антигорбачёвские статьи в "Собеседнике" и "Известиях". В 1991 году я вовсе не появился в России, меня захватила Сербия. 6 февраля 1992 года открылась новая эра моих взаимоотношений с Родиной, они стали физическими. Я прилетел для участия в съезде Народно-Патриотических сил, он открылся в эти дни в кинотеатре "Россия". Я познакомился тогда с ведущими политиками России, пришёл на Рыбников переулок к Жириновскому. Познакомился с Анпиловым. В первых числах марта познакомился с Зюгановым. 23 февраля участвовал в первой схватке оппозиции с демократическим ОМОНом на Тверской улице, о чём неплохо рассказал впоследствии в одной из глав "Убийства Часового". Дальнейшие, после весны 1992 года, мои появления в России были настолько частыми, что отследить их теперь невозможно. Я не переехал тогда на ПМЖ в Россию только потому, что от Родины меня отвлекали горячие точки. Три сербские войны, Приднестровье, Абхазия,-я был всецело поглощён, очарован локальными конфликтами, был влюблён в войну, боготворил, я думаю, тогда людей войны. Правда, знакомый вкус,-предчувствие войны, я почувствовал 23 февраля 1992 года и на московской центральной улице, на Тверской, но механизм тогда не сработал.
Прежде чем последовать дальше, следует вернуться в 1989 год, к итогам моей поездки в Россию. Россия мне тотально не понравилась. Чужая, морозная, бедная страна похожая одновременно на Германию (только грубо увеличенную в сотни раз) и на Турцию. Люди с глазами голодных шакалов в Шереметьево. Самоуправные лица на улицах. Повальное незнание внешнего мира, наглое требование "жить как все", как цивилизованный мир и осуществить своё желание мгновенно. Тяжёлые души. Неприметные криминальные нравы поездов и вокзалов и улицы. Едва-едва сохранилась на поверхности корочка культуры, а то бы пожирали друг друга. (Я был недалёк от истины, о многочисленных случаях людоедства тогда писали газеты.) Я написал о своём путешествии в смутное время документальную книгу, лишь слегка припудрив главного героя под имя "Индиана", но уже в последствии снял с него имя и обнажил себя. Книга называлась "Иностранец в смутное время". (По-французски она называлась "Иностранец в родном городе"). Однако морозная и бедная, Родина, оказалось, обладает могучим магнетизмом и очарованием. Вернувшись в Париж, я погрузился в свою писательскую работу, а ещё более-в журналистскую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Ещё раз объясню своё умонастроение тех лет. Для меня была важна Россия прежде всего. Её политический строй я находил несовершенным, было ясно, что строй устарел. Но я преувеличил для себя степень стабильности огромного государства, простиравшегося от Брандебургских ворот в Берлине до Берингова пролива, откуда была видна Аляска. Я не опасался за Россию. Это вообще странное и мало объяснимое инстинктивное чувство-тревога за Родину. Так вот, до 1988 года у меня не было тревоги за Родину.
Помню я попал на мировую конференцию писателей в Венгрии, организованную американской Wheatland foundation. Она проходила в отеле "Хилтон" в Будапеште. На второй день нас повезли в большом туристском автобусе на экскурсию в средневековый замок. Рядом со мной на сидении поместился седобородый Ален Роб-Грийе, чуть поодаль его жена Жанн де Берг и молодой Жан Эшеноз, все они из французской делегации. Рядом с автобусом вдруг пристроился на дороге и не отставал военный фургон. Выглянув из окна я увидел лейтенантский погон. Лейтенант в советской форме оживлённо беседовал о чём-то с шофёром. Рука лейтенанта с сигаретой была выставлена в окно. "L'Armee Sovietique, L'Armee Souvietique..."-испуганно опознали фургон французы. А я спокойно улыбался. Я же говорю, я был в те годы спокоен за свою страну. Я думал она заморожена в глыбу. Оказалось под коркой-была жидкая грязь.
И вот состоялось самоубийство. И я с тех пор потерял покой. Они никто не ведали что творили. Это не извинение. Я лишь хочу сказать, что узкие, конкретные, местные, мелкие сиюминутные интересы заставляли их действовать самоубийственно. В феврале 1992 года я познакомился с полковником Алкснисом (в начале этой недели он навещал меня в тюрьме) и он рассказал мне, что за самороспуск СССР голосовали все почти 2200 депутатов ВС СССР и только восемь-против! В их числе Алкснис, Умалатова, Коган, Авалиани, Шашиашвили, Носов, имена ещё двоих не помню. Подумать только, соотношение 2200 к 8! И из этих восьми-латыш, чеченка, еврей из Латвии, два грузина и один сибиряк Вавил Носов! И верховный совет России, 1100 депутатов единогласно проголосовали за роспуск СССР. Состав двух Советов общим числом 3300 человек угробили Великую Родину, оставив себе Вечную мерзлоту, худшие земли! Как могло это случиться? Дело в том, что их не воспитывали должным образом в восхищении перед завоеваниями России, перед воинской славой солдат, полководцев и царей и большевистских цезарей. Дело в том, что обывательский цинизм занял место идеологии. Дело в том, что нравы обкомов партии, всех этих забулдыжных свиней-возобладали. Семья и корысть погубили государство. Манипуляции и аппаратные ходы в борьбе за власть победили и идеологию, и государственность, и здравый смысл.
В "Убийстве Часового" я цитировал великого философа Чиорана "Великие Империи никогда не бывают побеждены. Они кончают самоубийством"-понял великий аферист, наш современник. Вот и Российская Империя покончила с собой, пулю ей в лоб пустили сами русские.
Я понял, что это проблема кадров. Все потрясения 1988-1993 годов не выдвинули ни единого по-настоящему нового мира. Все советские ни хера не понимали в мире. Им вновь был нужен Ленин-эмигрант и пломбированный вагон с развитыми эмигрантами. Россию погубила тупость профессиональных аппаратчиков. Свежие: работница фабрики "Красный Молот" в Грозном Сажи Умалатова, полковник авиации Алкснис, народный депутат Носов, журналист Анпилов, подполковник Терехов обещали стать яркими вождями, но Система, со скрипом поворачиваясь, уже давила всё живое. Чиновники поднялись на борьбу с чужими. Система раздавила без жалости и демократический лагерь. Отец Глеб Якунин, Пономарёв, Орлов, Ковалёв, все они выброшены из власти, умер Сахаров, уехала в изгнание его жена Боннер, новые же чиновничьи лица не поощрялись.
Так что даже не то что пломбированный вагон приняли, но и тех немногих кто был, изгнали.
ГЛАВА II. ПЕРВЫЕ ШАГИ НА РОДИНЕ
Дата моего прибытия на ПМЖ в Россию: 26 марта 1994 года. До этого, в течении пяти лет-с декабря 1989 года, когда писатель Юлиан Семёнов пробил мой первый визит на Родину и до прибытия на ПМЖ, я появлялся на Родине периодически. Со всё большей частотой. В 1990 году, Артём Боровик пригласил меня на передачу "Камертон", я прилетел всего на четыре дня, поводом для приглашения послужили мои агрессивно антигорбачёвские статьи в "Собеседнике" и "Известиях". В 1991 году я вовсе не появился в России, меня захватила Сербия. 6 февраля 1992 года открылась новая эра моих взаимоотношений с Родиной, они стали физическими. Я прилетел для участия в съезде Народно-Патриотических сил, он открылся в эти дни в кинотеатре "Россия". Я познакомился тогда с ведущими политиками России, пришёл на Рыбников переулок к Жириновскому. Познакомился с Анпиловым. В первых числах марта познакомился с Зюгановым. 23 февраля участвовал в первой схватке оппозиции с демократическим ОМОНом на Тверской улице, о чём неплохо рассказал впоследствии в одной из глав "Убийства Часового". Дальнейшие, после весны 1992 года, мои появления в России были настолько частыми, что отследить их теперь невозможно. Я не переехал тогда на ПМЖ в Россию только потому, что от Родины меня отвлекали горячие точки. Три сербские войны, Приднестровье, Абхазия,-я был всецело поглощён, очарован локальными конфликтами, был влюблён в войну, боготворил, я думаю, тогда людей войны. Правда, знакомый вкус,-предчувствие войны, я почувствовал 23 февраля 1992 года и на московской центральной улице, на Тверской, но механизм тогда не сработал.
Прежде чем последовать дальше, следует вернуться в 1989 год, к итогам моей поездки в Россию. Россия мне тотально не понравилась. Чужая, морозная, бедная страна похожая одновременно на Германию (только грубо увеличенную в сотни раз) и на Турцию. Люди с глазами голодных шакалов в Шереметьево. Самоуправные лица на улицах. Повальное незнание внешнего мира, наглое требование "жить как все", как цивилизованный мир и осуществить своё желание мгновенно. Тяжёлые души. Неприметные криминальные нравы поездов и вокзалов и улицы. Едва-едва сохранилась на поверхности корочка культуры, а то бы пожирали друг друга. (Я был недалёк от истины, о многочисленных случаях людоедства тогда писали газеты.) Я написал о своём путешествии в смутное время документальную книгу, лишь слегка припудрив главного героя под имя "Индиана", но уже в последствии снял с него имя и обнажил себя. Книга называлась "Иностранец в смутное время". (По-французски она называлась "Иностранец в родном городе"). Однако морозная и бедная, Родина, оказалось, обладает могучим магнетизмом и очарованием. Вернувшись в Париж, я погрузился в свою писательскую работу, а ещё более-в журналистскую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66