Родители наших национал-большевиков были к этому времени настолько взвинчены, психопатичны и враждебны к партии и ко мне лично, что намеревались даже утаить от партии день выхода наших товарищей на свободу.
Рано утром, около семи в моей квартире раздались несколько телефонных звонков от "солдатских матерей" как я их стал называть за глаза. "Вы ни в коем случае не должны туда приезжать!" кричала мать Саши Дьяконова. Два её сына были членами партии. Сашка сидел в Севастополе, Стас позднее задержался в связи с нападением на посольства в Москве. Даже лояльная ко мне и к партии мать Кирилла Охапкина и та позвонила и просила не приходить, не устраивать манифестаций, так как "родители боятся что увидев манифестацию, увидев встречающих, их детей оставят в тюрьме". Мы не стали созывать всю парторганизацию к 3-й пересылке. Но всё же человек 40-50 ребят собрались. Чёрной цепочкой мы вышли из автобуса на конечной остановке среди заводских заметённых снегом заборов и направились к пересылке. Матери в шубейках и пальто, в сапогах, с сумками уже были там. Женщины неприязненно смотрели на меня. Таким же взглядом помню моя мать смотрела на Саню Красного, считая что он увёл у неё сына. На самом деле я сам лип к сане и его товарищам - старшим ребятам. Матерям было не понять, что в партии и возле меня ребята ищут того, чего у них нет дома,-прикосновения к Большому делу, к Истории, к политике, выхода из замкнутого пространства семьи. Семья изнуряла и принижала их, партия - возвышала.
Одна из женщин подошла ко мне. По-моему она была даже не матерью, но подругой "солдатской матери". "Вы же шизофреник!" - сказала она. "Вы же безумны, и стараетесь заразить своим безумием наших сыновей." "Не обращайте внимания" сказала мать Толи Тишина, не по сыну молодая, с книжкой в руках. "Не ведают что творят"
Вышел из ворот широкоплечий, в шапке, в гражданском пальто начальник пересылки, пожал мне руку. "Придётся чуть вам подождать пока мы из вымоем, накормим. Все слава Богу здоровы, Дорога их только слегка потрепала. Из Белгорода вчера выехали, всю ночь тащились." Глядя как уважительно разговаривает со мной начальник тюрьмы большинство заколебались. И стали подходить, спрашивать что-то. Был выходной день. Для нас открыли в виде исключения приёмную пересылки - и там на скамейках нам пришлось отсиживать задницы часов до трёх ночи. Рядом с воротами пересылки примостились чебуречная и пивная. В конце концов голод загнал нас всех туда по очереди. Довольно неприятные люди в бушлатах, меняясь, выпивали за соседним столом. Толи вертухаи, толи конвой понять было трудно.
Когда наши наконец появились гололобой толпой, уменьшившись вдвое и втрое, исхудавшие и не похожие на себя, мы встречающие, даже растерялись. Шесть месяцев борьбы были позади. Мы обнимались, хлопали друг друга по спинам. Подобрели и матери. Анализируя их поведение, я пришёл к выводу, что мы же их и испортили. Собрав их сразу же после случившегося, объясняя им в каждую встречу всё больше и больше, посвящая их в наши действия, мы внушили им в конце концов представление, что это легко - поднять депутатов ГосДумы, добиться вмешательства МИДа. Они стали действовать сами, и встречаясь с чиновниками прокуратуры и МИДа впали под их влияние. Те внушили матерям, что партия и я лично эксплуатируем их якобы легковерных и беспомощных сыновей. И матери стали работать против нас.
Там у ворот 3-й пересыльной я всё же почувствовал себя спокойным. 15 членов большой нашей семьи вернулись из далёкого похода. Тяжесть свалилась.
ГЛАВА XVIII. ТРЕТИЙ СЪЕЗД.
Ушедший 1999-й характеризовался, помимо Севастопольской акции знаменовавшей важный этап в развитии партии, de facto мы перенесли центр тяжести политической борьбы из Росси в страны СНГ; характеризовался 1999-й ещё несколькими менее заметными, но важными событиями. Трагически, неожиданно, умер Костя Локотков. Первый, по сути дела наш посланец туда, в страну героев Валгаллу он своей смертью открыл счёт потерям, напомнил нам, партии, что мы смертны. До сих пор не очень понятно от чего он умер. Достоверно известно что где-то в 19 часов с лишним 30 апреля его нашли с сизым лицом околевающим на полу в зале собраний. Ребята отвезли его в госпиталь, где ему вроде стало лучше и ночь на 1 мая 1999 года он провёл в штабе, отлёживался. Утром на шествии и митинге меня охранял Николай Гаврилов, красивый блондин, наш кино-герой. Поскольку кинематографисты Сальников и Мавромати снимали его во второй серии фильма "Хроника марсианских шпионов" в роли террориста. В том же фильме, кстати, снимался и Костя Локотков. Вернувшись с первомайской демонстрации ребята обнаружили умирающего от удушья Костяна и вновь отвезли его в госпиталь. В госпитале сказали, что лёгкие у него забиты мельчайшими частицами блевотины (ему было ночью плохо) и вся надежда на Нарзан. Возите Нарзан - он должен много пить, возможно лёгкие очистятся. Выживет. Не выжил. Скончался. 8 мая Стас Дьяконов и ещё несколько пацанов привезли его голым в нашем уазике из больничного морга в дружественный морг, там работал наш национал-болльшевик. Труп вымыли, обрядили в тёмно-синий в полоску костюм. Мы простились с ним,-одетые в чёрное грустные мальчики и девочки, и его кремировали. Мать и брат увезли в Украину урну с прахом. Мать и брат не подозревали, что у Костяна так много друзей.
Тараса Рабко мы не кремировали. Он сам себя кремировал. Он появился вдруг после продолжительного отсутствия у меня, принёс четыре бутылки портвейна, сказал что ему нужно поговорить на улице и мы с ним вышли. Он сообщил, что устраивается на работу в НИИ при генеральной прокуратуре и потому хотел бы чтобы его имя исчезло с 4-й страницы газеты "Лимонка" из выходных данных. Где он упомянут как учредитель газеты. "ты должен понять меня, Эдуард. Ну ты понимаешь, Эдуард. Эдуард, тут дело такое, меня никто не просил, но мне дали понять"...
Выпускник Тверского ГУ, выпускник аспирантуры, Тарас Адамович Рабко в свои 25 лет имел только два дефекта, два пятна на репутации. Он был одно время подозреваемом в убийстве девочки-модели, некой Яны. Её тело было обнаружено в соседнем, с домом где Тарас снимал квартиру в доме, а у Тараса в записной книжке обнаружили её телефон. Одно время люди с Петровки угрожающе требовали от Тараса сознаться, он зашивал карманы и боялся ходить по улицам. Второе пятно: учредитель "Лимонки". Он хотел чтобы мы нашли себе другого учредителя.
Я изругал Рабко, потому что боялся, что в атмосфере внимания к нам и недовольства нами, созданной севастопольской акцией власти могут воспользоваться возможностью. Когда мы сдадим документы на перерегистрацию газеты на другого учредителя власти могут не перерегистрировать газету, а закрыть её к чёртовой матери под любым предлогом. Даже не закрыть, а просто замотать регистрацию. Ходи потом, доказывай... Но, к концу 1999 года газету успешно перерегистрировали на Сергея Аксёнова.
Таким образом если в 1998 году ушёл в историческое небытие отец-основатель Национал - Большевистской партии Александр Гельевич Дугин широколицый, и с бородой. То в 1999 году, к концу года отбыл из анналов Национал - Большевизма и второй отец-основатель: Тарас Адамович Рабко. К Концу 1999 года Эдуард Вениаминович Савенко /Лимонов/ остался фактически единственным вождём партии, новые лица хотя и появлялись, но вырастали медленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Рано утром, около семи в моей квартире раздались несколько телефонных звонков от "солдатских матерей" как я их стал называть за глаза. "Вы ни в коем случае не должны туда приезжать!" кричала мать Саши Дьяконова. Два её сына были членами партии. Сашка сидел в Севастополе, Стас позднее задержался в связи с нападением на посольства в Москве. Даже лояльная ко мне и к партии мать Кирилла Охапкина и та позвонила и просила не приходить, не устраивать манифестаций, так как "родители боятся что увидев манифестацию, увидев встречающих, их детей оставят в тюрьме". Мы не стали созывать всю парторганизацию к 3-й пересылке. Но всё же человек 40-50 ребят собрались. Чёрной цепочкой мы вышли из автобуса на конечной остановке среди заводских заметённых снегом заборов и направились к пересылке. Матери в шубейках и пальто, в сапогах, с сумками уже были там. Женщины неприязненно смотрели на меня. Таким же взглядом помню моя мать смотрела на Саню Красного, считая что он увёл у неё сына. На самом деле я сам лип к сане и его товарищам - старшим ребятам. Матерям было не понять, что в партии и возле меня ребята ищут того, чего у них нет дома,-прикосновения к Большому делу, к Истории, к политике, выхода из замкнутого пространства семьи. Семья изнуряла и принижала их, партия - возвышала.
Одна из женщин подошла ко мне. По-моему она была даже не матерью, но подругой "солдатской матери". "Вы же шизофреник!" - сказала она. "Вы же безумны, и стараетесь заразить своим безумием наших сыновей." "Не обращайте внимания" сказала мать Толи Тишина, не по сыну молодая, с книжкой в руках. "Не ведают что творят"
Вышел из ворот широкоплечий, в шапке, в гражданском пальто начальник пересылки, пожал мне руку. "Придётся чуть вам подождать пока мы из вымоем, накормим. Все слава Богу здоровы, Дорога их только слегка потрепала. Из Белгорода вчера выехали, всю ночь тащились." Глядя как уважительно разговаривает со мной начальник тюрьмы большинство заколебались. И стали подходить, спрашивать что-то. Был выходной день. Для нас открыли в виде исключения приёмную пересылки - и там на скамейках нам пришлось отсиживать задницы часов до трёх ночи. Рядом с воротами пересылки примостились чебуречная и пивная. В конце концов голод загнал нас всех туда по очереди. Довольно неприятные люди в бушлатах, меняясь, выпивали за соседним столом. Толи вертухаи, толи конвой понять было трудно.
Когда наши наконец появились гололобой толпой, уменьшившись вдвое и втрое, исхудавшие и не похожие на себя, мы встречающие, даже растерялись. Шесть месяцев борьбы были позади. Мы обнимались, хлопали друг друга по спинам. Подобрели и матери. Анализируя их поведение, я пришёл к выводу, что мы же их и испортили. Собрав их сразу же после случившегося, объясняя им в каждую встречу всё больше и больше, посвящая их в наши действия, мы внушили им в конце концов представление, что это легко - поднять депутатов ГосДумы, добиться вмешательства МИДа. Они стали действовать сами, и встречаясь с чиновниками прокуратуры и МИДа впали под их влияние. Те внушили матерям, что партия и я лично эксплуатируем их якобы легковерных и беспомощных сыновей. И матери стали работать против нас.
Там у ворот 3-й пересыльной я всё же почувствовал себя спокойным. 15 членов большой нашей семьи вернулись из далёкого похода. Тяжесть свалилась.
ГЛАВА XVIII. ТРЕТИЙ СЪЕЗД.
Ушедший 1999-й характеризовался, помимо Севастопольской акции знаменовавшей важный этап в развитии партии, de facto мы перенесли центр тяжести политической борьбы из Росси в страны СНГ; характеризовался 1999-й ещё несколькими менее заметными, но важными событиями. Трагически, неожиданно, умер Костя Локотков. Первый, по сути дела наш посланец туда, в страну героев Валгаллу он своей смертью открыл счёт потерям, напомнил нам, партии, что мы смертны. До сих пор не очень понятно от чего он умер. Достоверно известно что где-то в 19 часов с лишним 30 апреля его нашли с сизым лицом околевающим на полу в зале собраний. Ребята отвезли его в госпиталь, где ему вроде стало лучше и ночь на 1 мая 1999 года он провёл в штабе, отлёживался. Утром на шествии и митинге меня охранял Николай Гаврилов, красивый блондин, наш кино-герой. Поскольку кинематографисты Сальников и Мавромати снимали его во второй серии фильма "Хроника марсианских шпионов" в роли террориста. В том же фильме, кстати, снимался и Костя Локотков. Вернувшись с первомайской демонстрации ребята обнаружили умирающего от удушья Костяна и вновь отвезли его в госпиталь. В госпитале сказали, что лёгкие у него забиты мельчайшими частицами блевотины (ему было ночью плохо) и вся надежда на Нарзан. Возите Нарзан - он должен много пить, возможно лёгкие очистятся. Выживет. Не выжил. Скончался. 8 мая Стас Дьяконов и ещё несколько пацанов привезли его голым в нашем уазике из больничного морга в дружественный морг, там работал наш национал-болльшевик. Труп вымыли, обрядили в тёмно-синий в полоску костюм. Мы простились с ним,-одетые в чёрное грустные мальчики и девочки, и его кремировали. Мать и брат увезли в Украину урну с прахом. Мать и брат не подозревали, что у Костяна так много друзей.
Тараса Рабко мы не кремировали. Он сам себя кремировал. Он появился вдруг после продолжительного отсутствия у меня, принёс четыре бутылки портвейна, сказал что ему нужно поговорить на улице и мы с ним вышли. Он сообщил, что устраивается на работу в НИИ при генеральной прокуратуре и потому хотел бы чтобы его имя исчезло с 4-й страницы газеты "Лимонка" из выходных данных. Где он упомянут как учредитель газеты. "ты должен понять меня, Эдуард. Ну ты понимаешь, Эдуард. Эдуард, тут дело такое, меня никто не просил, но мне дали понять"...
Выпускник Тверского ГУ, выпускник аспирантуры, Тарас Адамович Рабко в свои 25 лет имел только два дефекта, два пятна на репутации. Он был одно время подозреваемом в убийстве девочки-модели, некой Яны. Её тело было обнаружено в соседнем, с домом где Тарас снимал квартиру в доме, а у Тараса в записной книжке обнаружили её телефон. Одно время люди с Петровки угрожающе требовали от Тараса сознаться, он зашивал карманы и боялся ходить по улицам. Второе пятно: учредитель "Лимонки". Он хотел чтобы мы нашли себе другого учредителя.
Я изругал Рабко, потому что боялся, что в атмосфере внимания к нам и недовольства нами, созданной севастопольской акцией власти могут воспользоваться возможностью. Когда мы сдадим документы на перерегистрацию газеты на другого учредителя власти могут не перерегистрировать газету, а закрыть её к чёртовой матери под любым предлогом. Даже не закрыть, а просто замотать регистрацию. Ходи потом, доказывай... Но, к концу 1999 года газету успешно перерегистрировали на Сергея Аксёнова.
Таким образом если в 1998 году ушёл в историческое небытие отец-основатель Национал - Большевистской партии Александр Гельевич Дугин широколицый, и с бородой. То в 1999 году, к концу года отбыл из анналов Национал - Большевизма и второй отец-основатель: Тарас Адамович Рабко. К Концу 1999 года Эдуард Вениаминович Савенко /Лимонов/ остался фактически единственным вождём партии, новые лица хотя и появлялись, но вырастали медленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66