"приносите. Рассмотрим. В течении месяца дадим ответ. Если нет никаких огрехов - зарегистрируем."
Мы простились и вышли. Тряся губами менты гонялись друг за другом по вестибюлю. "Ну и как он Вам показался, Эдуард?"-спросил Фёдоров.
"Да вроде дружелюбный."
"Он человек Степашина.", сказал Андрей. "Зря Вы сообщили ему что мы сдаём документы на регистрацию. Теперь он потребует их под его личный контроль..."
"Вы думаете его оставили бы в благородной безвестности о том, что самая крупная радикальная партия России принесла документы на регистрацию? Наивный Вы человек. "
"И книга. Начитается ещё..." продолжал Андрей, как бы следуя своим мыслям. Скептический молодой человек, он часто бывал прав.
8 октября мы сдали документы той же Наталии Владимировне в приёмной. Огромную сумку документов в том числе толстенные листы с фамилиями именами, отчествами и адресами пяти тысяч двухсот с чем-то национал-большевиков. Не менее пяти тысяч членов требовалось иметь политической партии, чтобы получить статус общероссийской партии. Следовало их всех сдать МинЮсту. Тому же учреждению, в ведении которого находились тюрьмы и лагеря. В дополнение к пяти тысячам двумстам членам, следовало ещё предоставить сведения о существовании организаций партии в не менее чем 45 субъектах федерации, т.е. в половине + 1. Мы предоставили. Документы у нас приняли. Могли бы и не принять, сославшись на отсутствие той или иной бумаги, но приняли, ура! "Министр сказал мне, я с ним виделся шестого, здесь в министерстве что ответ будет через месяц"-сказал я, только ради того, чтобы оповестить её о моём свидании с министром. Чтобы хотя бы в том что она делает, она лично не тормозила. Вряд ли она знает о чём мы говорили с Крашенинниковым, а вот о факте встречи в министерстве наверное идут разговоры.
Честно говоря, несмотря на весь мой тяжёлый жизненный опыт я думал нас зарегистрируют. Организации у нас были., мы их честно накопили постепенным трудом почему же не зарегистрировать? 8 ноября Фёдоров позвонил чиновнице, и та сообщила, что нас не зарегистрировали. "У Вас неправильно сформулировано два пункта Устава и проблема с протоколами четырёх региональных организаций."
"Но ведь мы сдали протоколы на 51 организацию. Минус четыре бракованных остаётся всё равно 47. А закон предусматривает что достаточно 45."
"Так нельзя", сказала чиновница. "Вы же заканчивали юридический МосУниверситета. Бумаги принимаются в совокупности. Приходите в понедельник за отказом. Если хотите обжалуйте его в суде."
Фёдоров повесил трубку. Я выругался. Он выругался. Помолчали. "Такой труд!" сказал он. "Если обжаловать уйдут месяцы. Да и суд вряд ли решит в нашу пользу. Сегодня у нас какое?"
"8 ноября"
"Для принятия изменений в Уставе нужно создавать съезд. У нас деньги остались?"
"Деньги какие-то есть"
"""Если мы сумеем собрать делегатов, хотя бы от двух третей наших организаций, пусть на один день, нам только Устав принять; сумеем собрать делегатов в середине следующей недели, если успеем сдать документы самое позднее 17 ноября, то на ответ можно рассчитывать 18 декабря и таким образом мы успеваем зарегистрироваться. Если нас зарегистрируют ровно за год до выборов."
"Ну что? Осилим?"
"Другого выхода нет." Я достал список региональных организаций и сел на телефон.
"Работы будет!" тоскливо сказал Фёдоров.
Я позвонил в первую очередь Гребневу. "Андрей я рад, что я Вас застал. Необходимо срочно провести второй чрезвычайный Всероссийский съезд Партии. Выбор пал на Ваш город. Он всем удобен. Когда? На следующей неделе. Нет, люди не будут ночевать в городе, только те, кто захочет остаться. Или те, кто приедут предыдущим вечером. Вот таких надо будет вписать куда-то. На какой день назначим съезд? Сейчас..."
Я и Фёдоров склонились над календарём. Нужны были дни чтобы предупредить ребят и чтобы они успели доехать. "14 ноября"-сказал я Гребневу. Он там вздохнул в Санкт - Петербурге. Но его проблемы были много меньше наших.
14 ноября в Питере стоял дикий холод. У здания какого-то круглого питерского метро, где была назначена с гребневской непосредственностью встреча делегатов съезда, уже стояла группа численностью человек двадцать национал-боьшевиков. Я, Костян Локотков и увязавшийся за нами его товарищ по службе в ГДР, вместе они спали в казармах дивизии "Мёртвая голова" Антон Филиппов присоединились к мёрзнущим. Все обменялись рукопожатиями, пошли в кафе, где заказали 20 кофе. В это время на улице в ларьке наши гонцы закупали 20 упаковок шаурмы. Гребнев старший, один его голос вызывал я думаю ненависть обывателей, тотчас же сцепился с официантками кафе. Девочки эти с длинными ногами и в фартучкахпо его мнению медленно поворачивались. Они вправду поворачивались медленно, кафе было рассчитано на никуда не торопящихся модных мальчиков, ожидающих своих девочек а не на замёрзших национал-большевиков. Когда в кафе стали носить шаурму по мере приготовления официантки уже ненавидели Гребнева, и потому вызвали своих бандитов сидевших в глубине заведения. Но бандиты не обрадовались, завидев человек тридцать одинаково одетых неопределённых молодых людей. Потому они быстро ушли туда, откуда пришли.
По визжащему немилосердно снегу, предводительствуемые депутатом ЗК (возможно он был депутатом другого городского органа) Денисом Усовым мы отправились в помещение, каковое он нам любезно предоставил. Путь оказался не таким уж близким, однако я боялся, что все растеряются в транспорте, потому мы шли колонной. Зрелище представляли собой странное. Молодёжь в таком количестве двигающаяся куда-то целеустремлённо вызывает ассоциацию только с бандитами или боевиками, потому прохожие спешили освободить нам путь. Прибыли к двухэтажному розовому бараку. Во всяком случае я запомнил его как розовый. Такие любят отстраивать или ремонтировать в стиле "евро-ремонт", новые русские. Усов провёл нас в зал на втором этаже. Зал выглядел как большой школьный класс. Народ наш. Топоча ногами расселся, Фёдоров открыл свой портфель и раздал набор бумаг: новый Устав, незаполненные типовые протоколы - которые следовало заполнить и даже ксерокопированные списки личного состава региональных отделений, затем я официально открыл II Чрезвычайный съезд НБП, коротко объяснил им что делать. Все, как школьники, прилежно склонились над документами.
Я вышел в тулупе из зала. В зале было холодно. Три телеканала поджидали меня, и любого делегата кто появится, поскольку в зале мы им позволили поснимать первые десять-пятнадцать минут, а потом выставили. Снимают они всегда, а вот показывают нечасто - никогда не уверен пройдёт ли интервью на экран. Я говорил им общее положение съезда, сказал что съезд чрезвычайный, исключительно рабочий, что сегодня же к вечеру мы все разъедемся. "А Вы уверены в том что министерство Юстиции зарегистрирует Вас в этот раз?"-задал мне вопрос журналист программы "Вавилонская башня". "Стараюсь быть уверен",-сказал я."Если наверху принято решение не регистрировать нас, дабы не допускать наск избирателю, то у МинЮста есть широкий ассортимент предлогов" Фёдорову досталась в этот раз основная работа, потому он вкалывал в поте лица своего, приседал рядом с партами, хвалил, ругал, заставлял переделывать.
Когда мы закончили все бумажные проблемы, я стал выдавать делегатам деньги за проезд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66