"Что до меня, то я бы Вашу организацию зарегистрировала",-сказала Наталия Владимировна, глядя на нас даже как мне казалось сочувственно. "А зачем собственно Вам наша программа?"-сказал я "программа - есть ничто иное как идеология. А по Конституции все идеологии равны перед законом и если Вы собираетесь нас судить на основании сборника составленного из статей в "Лимонке" то это антизаконно"
"Я никого не собираюсь судить." Сказала она. "Решение буду принимать не я "
"А кто?" спросил Фёдоров. "Кто будет принимать решение?"
"Руководство"
"Министр?"
"Ну министр среди других."
она ещё раз вызвала нас. В её комнате en face сидела молодая тёлка чиновница с которой переглядывался Фёдоров. Ещё Наталия дочь Владимира вызвала из другого кабинета некоего допотопного, похожего на Андрея (?158) в старости чиновника: крышка черепа голая,-кустики волос за ушами. Чиновники вообщзе очень допотопны. Они все как бы из эры Гоголя. Других не бывает.
"Ваша партийная печать несёт изображение гранаты "Лимонка" с горечью сказал он. "А что", сказал Фёдоров "наши заводы не производят в соответствии с Конституцией одноимённую гранату "Лимонка"? К тому же и название газеты и печать символические производные от фамилии г-на Лимонова сидящего перед вами."
Далее они стали нас гонять по пунктам программы. "Мы же сообщили Вам, что не пользуемся программой в сиреневой обложке. К тому же тираж исчерпан два года тому назад." "А у Вас есть решение съезда об аннулировании этой программы?"
"Есть", торжествующе сказал Фёдоров и выдал ей бумагу. Где он её взял только.
После допроса, иначе не назовёшь, с пристрастием,-мы вышли. "Ну что скажете. Завалят они нас или пропустят?"-спросил я. "Скоро узнаем." сказал Фёдоров.
18 декабря Фёдоров позвонил в МинЮст после обеда. "решение ещё не принято", устало сказала чиновница "Принимается. Руководство заперлось у министра."
Фёдоров позвонил в пять часов. "Я же сказала, я вам позвоню!"-зашипела она. "Извиняюсь", сказал Фёдоров "Вы должны понять, рабочий день приближается к концу. Мы волнуемся. Решается наша судьба."
В начале восьмого мы узнали что получили отказ в регистрации. "Решение принято на самом высшем уровне. За бумагой можете явиться в понедельник" скороговоркой проговорила чиновница "Можете обжаловать решение в суд."
"Суки!" Сказал я. "Они приговорили нас к расстрелу."
"Что делать будем?"
"А хер его знает." Сказал Фёдоров. "Дальше я не думал"
Мы сдали уведомление на пикеты на последние четыре дня Нового Года: 28, 29, 30, 31. С 11 до 12 часов, оповестили мы, мы будем стоять у здания на Воронцовом поле.
Мы также подали на обжалование в Таганский межмуниципальный суд. Полагается рассмотреть подобную жалобу в течении 10 дней. Но в государстве на всех порах летящем к демократии суд состоялся лишь 18 августа 1999 года. Ну и конечно он закончился не в нашу пользу.
К сожалению у меня нет текста этого исторического документа: отказа Министерства Юстиции. Так как все формальные огрехи были нами устранены после первого отказа, то аргументация второго отказа строилась на произвольно выдернутых цитатах из наших же текстов, в частности программ. Нас обвиняли в разжигании межнациональной розни, и в расизме (на суд я явился с номером "Лимонки" где напечатан портрет Айо Бенеса, но негр,-член партии их не убедил).
19 декабря я написал и отправил по факсу и по почте письмо министру Крашенинникову. Не для того чтобы воздействовать на него в том смысле, чтобы он отдал приказ зарегистрировать Всероссийскую политическую организацию Национал - большевистскую Партию. Это только во времена живые и здоровые возможно обойти бюрократию, объяснить вельможе, и он вдруг поймёт: совершена несправедливость, и всё исправит. Разумный, импульсивный и путь непредсказуемый вельможа. К декабрю 1998 года таких вельмож в России не оставалось. А Крашенинников и отдалённо не напоминал такового. Я даже уверен что решение об отказе было принято выше уровня министра Юстиции, и что основанием для отказа послужил простой и незамысловатый факт высказанный спустя 8 месяцев на заседании Таганского суда представителем МинЮста. Некий Тихомиров, старик с внешностью и кожей ежедневно пьющего алкоголика аргументировал в прении сторон позицию МинЮста так: "их больше пяти тысяч человек, они все молодые. Мы не знаем, чего можно от них ожидать." Письмо Крашенинникову я написал в расчёте на то что может быть они извлекут какие-то уроки из совершившегося. Я написал, что МинЮст беззаконно отказал в регистрации существующей четыре года реальной и живой организации молодёжи, в то время как среди 132 всероссийских политических партий зарегистрированных МинЮстом есть (и я называл пять из них) просто организации -фальшивки, в которых никто не состоит. Что налицо пристрастное отношение к НБП. Что регистрация (в день написания моего письма) в воскресенье в обход всех законов скоропалительно созданной организации "Отечество" - незаконная акция, что Национал - Большевистская Партия волею МинЮста лишена возможности действовать в легальном поле, конкурировать задумские мандаты. НБП, обречена теперь будет искать других путей борьбы, что методы её политической деятельности вынуждены будут измениться. Что не исключена возможность, что из недр организации возникнет лидер, который призовёт её к террористическим методам борьбы. И что я не смогу удержать личный состав партии от стремительной радикализации. Вину за подобную радикализацию партии я возлагаю на МинЮст,-заключил я.
28, 29,30 и 31 декабря мы орали у них под окнами "Ре-ги-страция! Ре-ги-страция!" "Министерство без-за-кония !" и многие другие лозунги. Мы их сильно потревожили. Чиновники липли к стёклам. Дополнительный наряд милиции и дополнение к чубатым архаровцам заступил на дежурство в вестибюле. Раздражённый к нам вышел представитель министерства и предложил мне пройти внутрь. Ребята призывали меня не ходить, опасались за мою безопасность, но пикет был разрешён, законов мы не нарушали. Я согласился войти в здание. Надеясь что предложат какой-нибудь компромисс. Со мной встретился высокий седой старик Эдуард Пантелеймонович (или около этого, думаю да) зав. Отделом регистраций партий и некий чиновник смахивающий на спецслужбиста. "Вы предъявляете нам ультиматум: регистрация или терроризм! Вы прислали министру письмо в котором шантажируете его! Вам известно что это подсудное дело?" кипятился чиновник спецслужбист. Старый Пантелеймонович выглядел печально. "Вы мешаете людям работать " только и сказал он.
"Зачем Вы меня вызвали?" сказал я "Только за этим? Ну я пошёл продолжать пикет" И я ушёл, оставив их. Когда мы стояли у Министерства 31-го, то видели как отъезжают "Мерседесы" и "Ауди". Из автомобилей выходили мужчины и женщины в хороших пальто с пакетами от "Гуччи" и "Армани".
"Это подарки министру к Новому Году,-ребята! А мы с вами отверженные", сказал я пацанам. "Но мы победим. Именно потому что мы отверженные."
Мне подарок к Новому году сделала Настя. 12 декабря она явилась с большим, больше её чёрным рюкзаком за спиной, жить ко мне. Отец выгнал её из дома.
Позднее, подумав я решил что моя книга "анатомия героя" также сыграла свою роль в отказе в регистрации. Свободный человек я невинно рассказал людям несвободным и коварным о своей борьбе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66