39). В качестве достойных слуг царевых назван генерал-адъютант Н. И. Иванов, лицо, действительно доверенное Государя в годы войны и которому Он приказал в смутные февральские дни революции двинуться на Петроград и подавить бунт. И который, конечно же, ничего не смог сделать.
В письме резко критикуется премьер-министр Коковцов, как близкий к Витте человек и как юдофил. Его политика прямо названа масонской (л. 42). Масону и юдофилу Коковцову авторы противопоставляют Столыпина, политика которого была национальной и который, по их убеждению, пробудил национальное самосознание. Высокого мнения авторы также и о министре путей сообщения С. В. Рухлове, который один из немногих, если не сказать единственный, покровительствовал в своем ведомстве служащим правых убеждений – от членов черносотенных организаций до националистов и октябристов включительно. Рухлов был едва ли не в единственном числе в Совете Министров, кто последовательно выступал против предоставления льгот евреям во время войны. Он был вместе с М. О. Меньшиковым – основателем Всероссийского национального союза. Авторы письма в своих политических воззрениях близки к октябристам. Что касается определения роли Распутина, то здесь с ними спорить трудно. Кстати же, действительно, Витте и его супруга – еврейка Матильда неизменно поддерживали близкие отношения с Распутиным, общаясь домами.
В целом письмо показывает сложность такого явления, в политическом смысле, как масонство. Однако не следует и сильно преувеличивать эту сложность. Правыми, монархистами, кстати же говоря, именовали себя на страницах оккультного журнала «Изиды» мартинисты, возглавляемые Папюсом. На этих страницах активно развивалась расовая идея. Правыми оккультистами были, из известных у нас сегодня имен, Бутми и Бостунич – автор книги «Масонство и русская революция». В основу своего миросозерцания последний клал каббалистику, но при этом яростно нападал на евреев, видя в них главных виновников революции и жестокого преследования русских людей во имя своей сатанинской власти. Он писал о плохой каббале и хорошей, арийской, и прочий вредоносный бред. В этих же пределах лежит и деление магии на хорошую, правильную и на плохую, черную. На самом деле, «правое масонство», с его «арийством», «породой», романтической героикой и прочей «демонической фантазией», является лишь предельным выражением «левого» франкмасонства, «демократического» и «либерального», пронизанного иудейской догматикой. Более того, это «правое» масонство, проявления которого мы видим и сегодня, есть та дорога, которая ведет вместе с прочим масонством от мифической республики и мифической «демократии» к той монархии, где монархом станет Антихрист. По какой-то странности, но этим правым масонством, с его криками о породе, арийстве, как отмечали проницательные наблюдатели, более всего страдают почему-то те полуевреи, которые в душе мечтают о недостижимой для них расовой чистоте и потому бредящие «арийством». Так ли это, сказать затруднительно, но наблюдение не лишено психологического интереса в смысле криков о «русском фашизме» и национальной принадлежности его сторонников.
Письмо также показывает нам всю реальную сложность политической обстановки в стране в те предреволюционные годы и глубокую расколотость общества, в котором русские утратили свои позиции и где тон задавали инородцы, о чем писал и граф Игнатьев в своей записке».
Отметим лишь одно обстоятельство: если все было так или хотя бы в какой-то мере так, как пишут оба автора, то получается, что подобно тому, как на Распутина одновременно нападала левая и правая печать, на него нападали и левые и правые масоны. Никому он не был угоден, но всех переигрывал.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Мужики и баре. Гумилёв, Клюев, Ахматова, Цветаева, Булгаков, Алексей Толстой, Бунин о Распутине. Распутин в Ливадии. Возвращение в Покровское и закрытие дела о принадлежности к секте хлыстов. Донесения местного клира. Экспертиза Бонч-Бруевича. Новый союзник. Комментарий Архиерейского собора. Судьба епископов Алексия и Антония
Почти всю зиму и весну 1912 года продолжалась думская история, но по большому счету никаких изменений в положение Распутина она не внесла, и можно считать, что, отбив все атаки, опытный странник одержал над российским парламентом победу, так как Государь, не доверяя более никому, сам предпринял меры, чтобы весна 1912-го не повторилась.
Родзянко в мемуарах об этом ничего не пишет, по всей вероятности, не желая снижать накал своей антираспутинской деятельности, но из стенографического отсчета бюро партии «Союз 17 октября» известно, что в феврале 1913 года председатель Государственной думы был на приеме у Императора, где среди прочего сказал следующее:
«Ко мне по телефону позвонил управляющий Министерством внутренних дел и спросил, когда он может видеть меня по важному делу, так как вопрос, о котором идет речь, совершенно исключительный. После этого Н. А. Маклаков приехал ко мне и сказал: „Я к вам по высочайшему повелению. До сведения его величества дошло, что левые партии в Государственной Думе вновь поднимают вопрос о Распутине. Его величество приказал мне поручить вам ликвидировать это дело. Непременное желание его величества заключается в том, чтобы вопрос о Распутине ни в какой форме в Государственной Думе больше не поднимался“. Позвольте же, Государь, доложить вам лично то, что я сказал тогда управляющему Министерством внутренних дел. Вопрос о Распутине в Государственной Думе ликвидирован окончательно; с тех пор вопрос этот ни в одной думской группе, считая в том числе левые партии, не поднимался и, я даю слово, не поднимется. Люди, позволяющие себе докладывать вашему величеству что-либо противоположное, сознательно и нагло лгут. Государь встал и молча пожал мне руку».
Таким образом, между двумя противоборствующими сторонами был заключен мир, но заставить временно замолчать парламент не значило накинуть платок на рот прессы и утихомирить общественное мнение. Газеты продолжали о Распутине писать, и когда в 1912 году, отсидевшись в Покровском чуть более месяца, Григорий вернулся в Петербург, то, как вспоминал Коковцов, «это встревожило Макарова; появились опять газетные статьи и заметки, переплетающие быль с небылицею».
«Ни я, ни Макаров его не видели, – писал Коковцов, – никакой речи о высылке его из Петербурга никто не поднимал, хорошо помня замечания об этом Государя, как вдруг в „Речи“ появилось известие, что приехавший самовольно, вопреки сделанного распоряжения о высылке из Петербурга, Распутин выслан снова в село Покровское по распоряжению Председателя Совета Министров.
Не желая подливать масла в огонь и зная хорошо, что это известие дойдет до Ливадии и вызовет какое-нибудь резкое распоряжение оттуда, которое опять припутает имя Государя к этому человеку, я послал шифрованную телеграмму Барону Фредериксу, прося его доложить Государю, что эта заметка совершенно ложная, что Распутин действительно приехал, но ни я, ни кто-либо другой и не предполагает высылать его куда-либо. На другой же день я получил ответ такого содержания: «Государь приказал мне сердечно благодарить Вас за извещение и передать Вам, что Его Величество очень ценит такое откровенное предупреждение, которое устранит всякое недоразумение».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251
В письме резко критикуется премьер-министр Коковцов, как близкий к Витте человек и как юдофил. Его политика прямо названа масонской (л. 42). Масону и юдофилу Коковцову авторы противопоставляют Столыпина, политика которого была национальной и который, по их убеждению, пробудил национальное самосознание. Высокого мнения авторы также и о министре путей сообщения С. В. Рухлове, который один из немногих, если не сказать единственный, покровительствовал в своем ведомстве служащим правых убеждений – от членов черносотенных организаций до националистов и октябристов включительно. Рухлов был едва ли не в единственном числе в Совете Министров, кто последовательно выступал против предоставления льгот евреям во время войны. Он был вместе с М. О. Меньшиковым – основателем Всероссийского национального союза. Авторы письма в своих политических воззрениях близки к октябристам. Что касается определения роли Распутина, то здесь с ними спорить трудно. Кстати же, действительно, Витте и его супруга – еврейка Матильда неизменно поддерживали близкие отношения с Распутиным, общаясь домами.
В целом письмо показывает сложность такого явления, в политическом смысле, как масонство. Однако не следует и сильно преувеличивать эту сложность. Правыми, монархистами, кстати же говоря, именовали себя на страницах оккультного журнала «Изиды» мартинисты, возглавляемые Папюсом. На этих страницах активно развивалась расовая идея. Правыми оккультистами были, из известных у нас сегодня имен, Бутми и Бостунич – автор книги «Масонство и русская революция». В основу своего миросозерцания последний клал каббалистику, но при этом яростно нападал на евреев, видя в них главных виновников революции и жестокого преследования русских людей во имя своей сатанинской власти. Он писал о плохой каббале и хорошей, арийской, и прочий вредоносный бред. В этих же пределах лежит и деление магии на хорошую, правильную и на плохую, черную. На самом деле, «правое масонство», с его «арийством», «породой», романтической героикой и прочей «демонической фантазией», является лишь предельным выражением «левого» франкмасонства, «демократического» и «либерального», пронизанного иудейской догматикой. Более того, это «правое» масонство, проявления которого мы видим и сегодня, есть та дорога, которая ведет вместе с прочим масонством от мифической республики и мифической «демократии» к той монархии, где монархом станет Антихрист. По какой-то странности, но этим правым масонством, с его криками о породе, арийстве, как отмечали проницательные наблюдатели, более всего страдают почему-то те полуевреи, которые в душе мечтают о недостижимой для них расовой чистоте и потому бредящие «арийством». Так ли это, сказать затруднительно, но наблюдение не лишено психологического интереса в смысле криков о «русском фашизме» и национальной принадлежности его сторонников.
Письмо также показывает нам всю реальную сложность политической обстановки в стране в те предреволюционные годы и глубокую расколотость общества, в котором русские утратили свои позиции и где тон задавали инородцы, о чем писал и граф Игнатьев в своей записке».
Отметим лишь одно обстоятельство: если все было так или хотя бы в какой-то мере так, как пишут оба автора, то получается, что подобно тому, как на Распутина одновременно нападала левая и правая печать, на него нападали и левые и правые масоны. Никому он не был угоден, но всех переигрывал.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Мужики и баре. Гумилёв, Клюев, Ахматова, Цветаева, Булгаков, Алексей Толстой, Бунин о Распутине. Распутин в Ливадии. Возвращение в Покровское и закрытие дела о принадлежности к секте хлыстов. Донесения местного клира. Экспертиза Бонч-Бруевича. Новый союзник. Комментарий Архиерейского собора. Судьба епископов Алексия и Антония
Почти всю зиму и весну 1912 года продолжалась думская история, но по большому счету никаких изменений в положение Распутина она не внесла, и можно считать, что, отбив все атаки, опытный странник одержал над российским парламентом победу, так как Государь, не доверяя более никому, сам предпринял меры, чтобы весна 1912-го не повторилась.
Родзянко в мемуарах об этом ничего не пишет, по всей вероятности, не желая снижать накал своей антираспутинской деятельности, но из стенографического отсчета бюро партии «Союз 17 октября» известно, что в феврале 1913 года председатель Государственной думы был на приеме у Императора, где среди прочего сказал следующее:
«Ко мне по телефону позвонил управляющий Министерством внутренних дел и спросил, когда он может видеть меня по важному делу, так как вопрос, о котором идет речь, совершенно исключительный. После этого Н. А. Маклаков приехал ко мне и сказал: „Я к вам по высочайшему повелению. До сведения его величества дошло, что левые партии в Государственной Думе вновь поднимают вопрос о Распутине. Его величество приказал мне поручить вам ликвидировать это дело. Непременное желание его величества заключается в том, чтобы вопрос о Распутине ни в какой форме в Государственной Думе больше не поднимался“. Позвольте же, Государь, доложить вам лично то, что я сказал тогда управляющему Министерством внутренних дел. Вопрос о Распутине в Государственной Думе ликвидирован окончательно; с тех пор вопрос этот ни в одной думской группе, считая в том числе левые партии, не поднимался и, я даю слово, не поднимется. Люди, позволяющие себе докладывать вашему величеству что-либо противоположное, сознательно и нагло лгут. Государь встал и молча пожал мне руку».
Таким образом, между двумя противоборствующими сторонами был заключен мир, но заставить временно замолчать парламент не значило накинуть платок на рот прессы и утихомирить общественное мнение. Газеты продолжали о Распутине писать, и когда в 1912 году, отсидевшись в Покровском чуть более месяца, Григорий вернулся в Петербург, то, как вспоминал Коковцов, «это встревожило Макарова; появились опять газетные статьи и заметки, переплетающие быль с небылицею».
«Ни я, ни Макаров его не видели, – писал Коковцов, – никакой речи о высылке его из Петербурга никто не поднимал, хорошо помня замечания об этом Государя, как вдруг в „Речи“ появилось известие, что приехавший самовольно, вопреки сделанного распоряжения о высылке из Петербурга, Распутин выслан снова в село Покровское по распоряжению Председателя Совета Министров.
Не желая подливать масла в огонь и зная хорошо, что это известие дойдет до Ливадии и вызовет какое-нибудь резкое распоряжение оттуда, которое опять припутает имя Государя к этому человеку, я послал шифрованную телеграмму Барону Фредериксу, прося его доложить Государю, что эта заметка совершенно ложная, что Распутин действительно приехал, но ни я, ни кто-либо другой и не предполагает высылать его куда-либо. На другой же день я получил ответ такого содержания: «Государь приказал мне сердечно благодарить Вас за извещение и передать Вам, что Его Величество очень ценит такое откровенное предупреждение, которое устранит всякое недоразумение».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251