– Они вызывали негодование не только у правых кругов, – вот в мае 1916 французский посол в Петрограде Морис Палеолог записал в дневнике: „Кучка еврейских финансистов и грязных спекулянтов, Рубинштейн, Манус и др., заключили с ним [Распутиным] союз и щедро его вознаграждают за содействие им. По их указаниям, он посылает записки министрам, в банки и разным влиятельным лицам“.
И действительно, – продолжает Солженицын, – если раньше ходатайством за евреев занимался открыто барон Гинцбург, то вокруг Распутина этим стали прикрыто заниматься облепившие его проходимцы. То были банкир Д. Л. Рубинштейн (состоял директором коммерческого банка в Петрограде, но и уверенно пролагал себе пути в окружение трона: управлял состоянием в. кн. Андрея Владимировича, через Вырубову был приглашен к Распутину, затем награжден орденом Св. Владимира и получил звание действительного статского советника, «ваше превосходительство») и промышленник-биржевик И. П. Манус (директор петроградского Вагоностроительного завода и член правления Путиловского, в руководстве двух банков и Российского Транспортного общества, также в звании действительного статского).
Рубинштейн приставил к Распутину постоянным «секретарем» полуграмотного, но весьма оборотистого и умелого Арона Симановича, торговца бриллиантами, богатого ювелира (и что б ему «секретарствовать» у нищего Распутина?..).
Этот Симанович («лутчий ис явреев» – якобы написал ему «старец» на своем портрете) издал потом в эмиграции хвастливую книжицу о своей сыгранной в те годы роли. Среди разного бытового вздора и небылых эпизодов (тут же прочтем о «сотн[ях] тысяч казненных и убитых евреев» по воле в. кн. Николая Николаевича), сквозь эту пену и залеты хвастовства просматриваются и некоторые фактические, конкретные дела.
Тут было и начатое еще в 1913 «дело дантистов», большей частью евреев, «образовалась целая фабрика зубоврачебных дипломов», которые наводнили Москву, – а с ними получали тут поселение, не подвергаясь военной службе. Таковых было около трехсот (по Симановичу – 200). Лже-дантистов приговорили к заключению на год, но, по ходатайству Распутина, помиловали.
«Во время войны… евреи искали у Распутина защиты против полиции или военных властей», и, хвастался потом Симанович, к нему «обращалось очень много молодых евреев с мольбами освободить их от воинской повинности», что давало им возможность в условиях военного времени и поступить в высшее учебное заведение; «часто совершенно отсутствовала какая-нибудь законная возможность» – но Симанович, якобы, находил пути. Распутин «сделался другом и благодетелем евреев и беспрекословно поддерживал мои стремления улучшить их положение»».
Симанович приводит в своей книге имена тех евреев, которые участвовали в совещании по еврейскому вопросу на квартире барона Горация Осиповича Гинцбурга. Среди собравшихся были сам барон, а также Г. Б. Слиозберг, Лев Бродский, Герасим Шалит, Самуил Поляков, Мандель, Варшавский и др. На другом собрании с участием Распутина – торжественном обеде, данном адвокатом Г. Б. Слиозбергом, – присутствовали барон Гинцбург, Бланкенштейн, Мандель, раввин Мадэ и др. В обоих случаях Распутина встречали очень торжественно и оба раза обсуждался способ разрешения еврейского вопроса, о чем Симанович писал со свойственным ему простодушием:
«При появлении Распутина в салоне Гинцбурга ему была устроена очень торжественная встреча. Многие из присутствовавших плакали.
Распутин был очень тронут встречей. Он очень внимательно выслушал наши жалобы на преследования евреев и обещал сделать все, чтобы еще при своей жизни провести равноправие евреев. К этому он прибавил:
– Вы все должны помогать Симановичу, чтобы он мог подкупить нужных людей. Поступайте, как поступали ваши отцы, которые умели заключать финансовые сделки даже с царями. Что стало с вами! Вы уже теперь не поступаете, как ваши деды. Еврейский вопрос должен быть решен при помощи подкупа или хитрости. Что касается меня, то будьте совершенно спокойны. Я окажу вам всякую помощь.
Эта встреча со всемогущим при царе Распутиным оставила на всех присутствовавших евреев колоссальное впечатление».
Попытка разобраться в том, насколько достоверными являются сообщения об этих распутинско-еврейских встречах, была предпринята уже упоминавшимся историком Григорием Аронсоном.
«Наиболее неправдоподобно звучало в россказнях Симановича упоминание имени Г. Б. Слиозберга, умеренного, можно сказать, консервативного еврейского деятеля и связанного с финансово-мощными кругами, но пользовавшегося репутацией независимого и преданного интересам еврейства общественника». Аронсон ссылается на мемуары самого Слиозберга: «Я должен засвидетельствовать, что никому из общественных деятелей и влиятельных финансовых представителей никогда в голову не приходило использовать Распутина», и комментирует их следующим образом:
«Слиозберг в самом главном, хотя и бегло и не вдаваясь в подробности, признал, что он не только „не имел основания уклоняться от свидания (с Распутиным), но попросил кое-кого из друзей присутствовать на обеде, на который должен был приехать Распутин“. Иными словами, Симанович сказал правду о „торжественном обеде“, устроенном Слиозбергом в честь Распутина.
Из дальнейшего изложения Слиозберга можно получить представление, что тот обед с Распутиным имел целью добиться через Распутина и его связи при дворе практических облегчений для каких-нибудь пострадавших евреев (по-видимому, речь шла о взятке Распутину для того, чтобы он добыл царскую амнистию по делу так наз. смоленских дантистов, – ради правожительства получивших фальшивые документы дантистов). И нет сомнения, что Слиозберг, прибегая к содействию «святого старца», был одушевлен самыми лучшими побуждениями общественного, никак не личного порядка. Тем не менее самый факт его сношений с Распутиным, обеда, устроенного у него на дому в честь Распутина, и, конечно, дача взяток Распутину и через него разным полезным людям, – приоткрывает завесу над тем, что не только авантюристы типа Симановича и Рубинштейна, но порой и люди почтенные и не искавшие корысти бывали втянуты в грязное болото распутинщины».
Однако самой колоритной фигурой в еврейском окружении Распутина последних лет стал все же не Арон Симанович и даже не банкир Рубинштейн, а весьма примечательный человек по фамилии Манасевич-Мануйлов, о котором премьер-министр Штюрмер рассказывал на следствии 1917 года:
«Распутин последнее время стал очень кутить, и охранка его жаловалась, что нет никакой возможности за ним наблюдать, потому что за ним приезжают разные моторы ночью и увозят его. Куда они едут – неизвестно. Он не желает, чтобы за ним следили, его охраняли. У него бывала масса народу, целый ряд посетителей и целый ряд таких, которые вместе с ним уезжали. Стало быть, нужно было поставить человека, который знал бы приблизительно, кто из лиц приезжающих мог быть опасным, нежелательным, чего низшие агенты не могли сделать. Вот тут был нужен Манасевич-Мануйлов. Это и было на него возложено. Он знал всех. Он был у него в семейство вхож».
«Мне кажется, что потому дело Рубинштейна не поставлено на суд и не будет поставлено: потому что такой опытный человек как Манасевич-Мануйлов мог отводить, куда угодно… Если посмотрите дела департамента полиции, – надо удивляться, как он еще сидел…» – заключил А.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251
И действительно, – продолжает Солженицын, – если раньше ходатайством за евреев занимался открыто барон Гинцбург, то вокруг Распутина этим стали прикрыто заниматься облепившие его проходимцы. То были банкир Д. Л. Рубинштейн (состоял директором коммерческого банка в Петрограде, но и уверенно пролагал себе пути в окружение трона: управлял состоянием в. кн. Андрея Владимировича, через Вырубову был приглашен к Распутину, затем награжден орденом Св. Владимира и получил звание действительного статского советника, «ваше превосходительство») и промышленник-биржевик И. П. Манус (директор петроградского Вагоностроительного завода и член правления Путиловского, в руководстве двух банков и Российского Транспортного общества, также в звании действительного статского).
Рубинштейн приставил к Распутину постоянным «секретарем» полуграмотного, но весьма оборотистого и умелого Арона Симановича, торговца бриллиантами, богатого ювелира (и что б ему «секретарствовать» у нищего Распутина?..).
Этот Симанович («лутчий ис явреев» – якобы написал ему «старец» на своем портрете) издал потом в эмиграции хвастливую книжицу о своей сыгранной в те годы роли. Среди разного бытового вздора и небылых эпизодов (тут же прочтем о «сотн[ях] тысяч казненных и убитых евреев» по воле в. кн. Николая Николаевича), сквозь эту пену и залеты хвастовства просматриваются и некоторые фактические, конкретные дела.
Тут было и начатое еще в 1913 «дело дантистов», большей частью евреев, «образовалась целая фабрика зубоврачебных дипломов», которые наводнили Москву, – а с ними получали тут поселение, не подвергаясь военной службе. Таковых было около трехсот (по Симановичу – 200). Лже-дантистов приговорили к заключению на год, но, по ходатайству Распутина, помиловали.
«Во время войны… евреи искали у Распутина защиты против полиции или военных властей», и, хвастался потом Симанович, к нему «обращалось очень много молодых евреев с мольбами освободить их от воинской повинности», что давало им возможность в условиях военного времени и поступить в высшее учебное заведение; «часто совершенно отсутствовала какая-нибудь законная возможность» – но Симанович, якобы, находил пути. Распутин «сделался другом и благодетелем евреев и беспрекословно поддерживал мои стремления улучшить их положение»».
Симанович приводит в своей книге имена тех евреев, которые участвовали в совещании по еврейскому вопросу на квартире барона Горация Осиповича Гинцбурга. Среди собравшихся были сам барон, а также Г. Б. Слиозберг, Лев Бродский, Герасим Шалит, Самуил Поляков, Мандель, Варшавский и др. На другом собрании с участием Распутина – торжественном обеде, данном адвокатом Г. Б. Слиозбергом, – присутствовали барон Гинцбург, Бланкенштейн, Мандель, раввин Мадэ и др. В обоих случаях Распутина встречали очень торжественно и оба раза обсуждался способ разрешения еврейского вопроса, о чем Симанович писал со свойственным ему простодушием:
«При появлении Распутина в салоне Гинцбурга ему была устроена очень торжественная встреча. Многие из присутствовавших плакали.
Распутин был очень тронут встречей. Он очень внимательно выслушал наши жалобы на преследования евреев и обещал сделать все, чтобы еще при своей жизни провести равноправие евреев. К этому он прибавил:
– Вы все должны помогать Симановичу, чтобы он мог подкупить нужных людей. Поступайте, как поступали ваши отцы, которые умели заключать финансовые сделки даже с царями. Что стало с вами! Вы уже теперь не поступаете, как ваши деды. Еврейский вопрос должен быть решен при помощи подкупа или хитрости. Что касается меня, то будьте совершенно спокойны. Я окажу вам всякую помощь.
Эта встреча со всемогущим при царе Распутиным оставила на всех присутствовавших евреев колоссальное впечатление».
Попытка разобраться в том, насколько достоверными являются сообщения об этих распутинско-еврейских встречах, была предпринята уже упоминавшимся историком Григорием Аронсоном.
«Наиболее неправдоподобно звучало в россказнях Симановича упоминание имени Г. Б. Слиозберга, умеренного, можно сказать, консервативного еврейского деятеля и связанного с финансово-мощными кругами, но пользовавшегося репутацией независимого и преданного интересам еврейства общественника». Аронсон ссылается на мемуары самого Слиозберга: «Я должен засвидетельствовать, что никому из общественных деятелей и влиятельных финансовых представителей никогда в голову не приходило использовать Распутина», и комментирует их следующим образом:
«Слиозберг в самом главном, хотя и бегло и не вдаваясь в подробности, признал, что он не только „не имел основания уклоняться от свидания (с Распутиным), но попросил кое-кого из друзей присутствовать на обеде, на который должен был приехать Распутин“. Иными словами, Симанович сказал правду о „торжественном обеде“, устроенном Слиозбергом в честь Распутина.
Из дальнейшего изложения Слиозберга можно получить представление, что тот обед с Распутиным имел целью добиться через Распутина и его связи при дворе практических облегчений для каких-нибудь пострадавших евреев (по-видимому, речь шла о взятке Распутину для того, чтобы он добыл царскую амнистию по делу так наз. смоленских дантистов, – ради правожительства получивших фальшивые документы дантистов). И нет сомнения, что Слиозберг, прибегая к содействию «святого старца», был одушевлен самыми лучшими побуждениями общественного, никак не личного порядка. Тем не менее самый факт его сношений с Распутиным, обеда, устроенного у него на дому в честь Распутина, и, конечно, дача взяток Распутину и через него разным полезным людям, – приоткрывает завесу над тем, что не только авантюристы типа Симановича и Рубинштейна, но порой и люди почтенные и не искавшие корысти бывали втянуты в грязное болото распутинщины».
Однако самой колоритной фигурой в еврейском окружении Распутина последних лет стал все же не Арон Симанович и даже не банкир Рубинштейн, а весьма примечательный человек по фамилии Манасевич-Мануйлов, о котором премьер-министр Штюрмер рассказывал на следствии 1917 года:
«Распутин последнее время стал очень кутить, и охранка его жаловалась, что нет никакой возможности за ним наблюдать, потому что за ним приезжают разные моторы ночью и увозят его. Куда они едут – неизвестно. Он не желает, чтобы за ним следили, его охраняли. У него бывала масса народу, целый ряд посетителей и целый ряд таких, которые вместе с ним уезжали. Стало быть, нужно было поставить человека, который знал бы приблизительно, кто из лиц приезжающих мог быть опасным, нежелательным, чего низшие агенты не могли сделать. Вот тут был нужен Манасевич-Мануйлов. Это и было на него возложено. Он знал всех. Он был у него в семейство вхож».
«Мне кажется, что потому дело Рубинштейна не поставлено на суд и не будет поставлено: потому что такой опытный человек как Манасевич-Мануйлов мог отводить, куда угодно… Если посмотрите дела департамента полиции, – надо удивляться, как он еще сидел…» – заключил А.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251