Нет, не таким должно быть жилище того, кого столь недавно он почитал…»
Даже если считать, что эти показания по тем или иным причинам недостоверны либо изложены неточно, существует еще одно свидетельство о путешествии в Покровское, которое содержится в биографии Феофана, написанной схимонахом Епифанием:
«Владыка Феофан, как было сказано прежде, ездил в Сибирь, на родину старца Григория. Об этом факте мы знаем не со слов Владыки Феофана, а из воспоминаний личного секретаря Наместника Кавказа, графа Воронцова-Дашкова, Семена Семеновича Марчевского, закончившего жизнь в монастыре.
Марчевский находился на богомолье в Саровской обители. В те самые дни в обитель пришла телеграмма из Сибири, что духовник Царской Семьи, Епископ Феофан, проездом сделает остановку, чтобы помолиться в Саровской обители. Далее следовала просьба выслать к приходу поезда на железнодорожную станцию лошадей. Получив такую телеграмму, начальство обители, предполагая, что духовник Царской Семьи, по всей вероятности, лицо более светское, чем духовное, попросили Марчевского встретить на станции «придворного» Владыку. Семен Семенович встретил его. И в дороге, как человек светский, попытался занять «столичного Епископа» светским разговором. Но Епископ в ответ хранил молчание. Семен Семенович не мог понять, почему Епископ не поддерживает «светского разговора». Видимо, ему не приходилось встречаться с такими архиереями, как Владыка Феофан, и он ему не понравился: весь путь со станции до обители он молчал. Владыка был погружен в непрестанную молитву, а светский человек этого просто не мог понять.
По приезде в обитель Епископ Феофан попросил игумена предоставить ему возможность помолиться наедине в келий Преподобного Серафима, в той самой келий, в какой он отошел ко Господу. Такую возможность с готовностью ему предоставили. Когда Владыка молился в келий, в ней, кроме него, никого не было, и внешнее наблюдение было встревожено тем обстоятельством, что эта молитва продолжалась слишком долго. Монахи опасались, что в келий с Епископом что-то случилось. Но они не решались войти. Тогда они обратились за помощью к Семену Семеновичу, он же, войдя в келию Преподобного, обнаружил Епископа Феофана в глубоком обмороке.
И в этом случае светский человек не сумел истолковать происшествие с Епископом духовно, это обстоятельство показалось живому свидетелю «каким-то таинственным и непонятным». А сам Владыка Феофан не нашел возможным говорить о том, что случилось с ним в келий Преподобного Серафима. Но почему это происшествие с духовником Царской Семьи Преосвященным Феофаном кому-то показалось странным, загадочным и трудно объяснимым?! Оно с духовной точки зрения более чем понятно. Ведь несомненно, что Святитель Феофан обращался с горячей молитвой ко Господу, к Пресвятой Богородице, к Преподобному Серафиму о их помощи в предстоящем разговоре с Государем и Государыней… И, очевидно, Святитель получил извещение, что его усилия не будут иметь успеха, потому что Государыня не поймет его. Но в то же время разговор этот должен состояться как «свидетельство». А возможно, это было и откровение от Господа… От сильных переживаний, предвещавших ему близость страшных времен и событий в несчастной России, в духе тех, от которых неутешно рыдал Преподобный Серафим, потерял сознание и Преосвященный Феофан».
Речь шла о разговоре, касающемся Распутина. И Феофану было дано понять, что разговор с Государыней ни к чему не приведет. Так полагал Епифаний, и оснований не доверять ему нет.
Феофан показывал на следствии 1917 года, что на обратном пути из Покровского он «остановился в Саровском монастыре и просил у Бога и святого Серафима помощи для верного решения вопроса: что из себя представляет Распутин», и пришел к убеждению, что «Распутин… находится на ложном пути».
Существует фотография, сделанная в Верхотурском монастыре, на ней изображены все трое: Феофан, Макарий и Распутин. Эту фотографию обыкновенно датируют 1911 годом. Но датировка эта скорее всего ошибочна: последний снимок, на котором Феофан согласился бы сняться с Распутиным, мог быть сделан не позднее 1909-го, в крайнем случае 1910 года.
Именно тогда после первого неудачного разговора с Царем Феофан с Вениамином снова вызвали Распутина к себе. «Когда затем Распутин пришел к нам, мы неожиданно для него обличили его в самонадеянной гордости, в том, что он возомнил о себе больше, чем следует, что он находится в состоянии духовной прелести… – говорил Феофан. – Мы объявили ему, что в последний раз требуем от него переменить образ жизни, и что если он сам не сделает этого, то отношения с ним прервем и открыто все объявим и доведем до сведения императора… Он растерялся, расплакался, не стал оправдываться, признал, что делал ошибки… и согласился по нашему требованию удалиться от мира и подчиняться моим указаниям. Радуясь успеху, мы отслужили молебен… Но, как оказалось, потом он поехал в Царское Село и все рассказал там в благоприятном для себя и неблагоприятном для нас освещении».
Но на этом дело не закончилось: «Через некоторое время до меня дошли слухи, что Распутин ведет прежний образ жизни и что-то против нас предпринимает… Тогда я решил применить последнюю меру – открыто обличить и поведать все бывшему императору. Однако принял меня не император, а его супруга в присутствии фрейлины Вырубовой. Я говорил около часа и доказывал, что Распутин находится в состоянии духовной прелести… Бывшая императрица возражала мне, волновалась, говорила из книг богословских, причем видно было, что ее кто-то, скорее всего Распутин, научил так говорить.. " Я разбил все ее доводы но… она… твердила: «Все это неправда и клевета»… Разговор я закончил словами, что не могу иметь общение с Распутиным… Я думаю, что Распутин, как человек хитрый, мое против него выступление объяснил царской семье тем, что я позавидовал его близости к семье… хочу его отстранить. После беседы с императрицей ко мне, как ни в чем не бывало, пришел Распутин, видимо, думавший, что недовольство императрицы меня устрашило… однако я решительно заявил ему: «Уйди, ты – обманщик». Распутин упал мне в ноги, просил простить… Но я снова заявил ему: «Уйди, ты нарушил обещание, данное перед Господом»… Распутин ушел, и больше я с ним не виделся».
«Ежели я огорчил, помолись и прости: будем помнить хорошую беседу, а худую забывать и молиться. А все-таки бес не столь грех, а милосердие Божие боле. Прости и благослови как прежний единомышленник. Писал Григорий», – прислал Феофану телеграмму Распутин, но ответа не получил, и можно понять почему. Феофан был не просто целомудренным человеком – аскеза, особенно по отношению к женщинам, доходила в его поведении до степеней невероятных. Насколько стремился к женщинам и был ими окружен до конца дней Распутин, настолько же избегал их Феофан.
«Рассказывали про него, что пришла поздравить его (с пострижением в иноки. – А. В.) мать: тогда она была уже вдовой. Он принял её. Потом заходила и сестра – девица, но ее он не принял.
Когда я об этом рассказывал после одной старице-деве, она в умилении сказала:
– Господи! Какие еще подвижники есть на земле!
Одна матушка, жена священника, прислала о. Феофану вышитый пояс на подрясник; а он бросил его в пылающую печь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251
Даже если считать, что эти показания по тем или иным причинам недостоверны либо изложены неточно, существует еще одно свидетельство о путешествии в Покровское, которое содержится в биографии Феофана, написанной схимонахом Епифанием:
«Владыка Феофан, как было сказано прежде, ездил в Сибирь, на родину старца Григория. Об этом факте мы знаем не со слов Владыки Феофана, а из воспоминаний личного секретаря Наместника Кавказа, графа Воронцова-Дашкова, Семена Семеновича Марчевского, закончившего жизнь в монастыре.
Марчевский находился на богомолье в Саровской обители. В те самые дни в обитель пришла телеграмма из Сибири, что духовник Царской Семьи, Епископ Феофан, проездом сделает остановку, чтобы помолиться в Саровской обители. Далее следовала просьба выслать к приходу поезда на железнодорожную станцию лошадей. Получив такую телеграмму, начальство обители, предполагая, что духовник Царской Семьи, по всей вероятности, лицо более светское, чем духовное, попросили Марчевского встретить на станции «придворного» Владыку. Семен Семенович встретил его. И в дороге, как человек светский, попытался занять «столичного Епископа» светским разговором. Но Епископ в ответ хранил молчание. Семен Семенович не мог понять, почему Епископ не поддерживает «светского разговора». Видимо, ему не приходилось встречаться с такими архиереями, как Владыка Феофан, и он ему не понравился: весь путь со станции до обители он молчал. Владыка был погружен в непрестанную молитву, а светский человек этого просто не мог понять.
По приезде в обитель Епископ Феофан попросил игумена предоставить ему возможность помолиться наедине в келий Преподобного Серафима, в той самой келий, в какой он отошел ко Господу. Такую возможность с готовностью ему предоставили. Когда Владыка молился в келий, в ней, кроме него, никого не было, и внешнее наблюдение было встревожено тем обстоятельством, что эта молитва продолжалась слишком долго. Монахи опасались, что в келий с Епископом что-то случилось. Но они не решались войти. Тогда они обратились за помощью к Семену Семеновичу, он же, войдя в келию Преподобного, обнаружил Епископа Феофана в глубоком обмороке.
И в этом случае светский человек не сумел истолковать происшествие с Епископом духовно, это обстоятельство показалось живому свидетелю «каким-то таинственным и непонятным». А сам Владыка Феофан не нашел возможным говорить о том, что случилось с ним в келий Преподобного Серафима. Но почему это происшествие с духовником Царской Семьи Преосвященным Феофаном кому-то показалось странным, загадочным и трудно объяснимым?! Оно с духовной точки зрения более чем понятно. Ведь несомненно, что Святитель Феофан обращался с горячей молитвой ко Господу, к Пресвятой Богородице, к Преподобному Серафиму о их помощи в предстоящем разговоре с Государем и Государыней… И, очевидно, Святитель получил извещение, что его усилия не будут иметь успеха, потому что Государыня не поймет его. Но в то же время разговор этот должен состояться как «свидетельство». А возможно, это было и откровение от Господа… От сильных переживаний, предвещавших ему близость страшных времен и событий в несчастной России, в духе тех, от которых неутешно рыдал Преподобный Серафим, потерял сознание и Преосвященный Феофан».
Речь шла о разговоре, касающемся Распутина. И Феофану было дано понять, что разговор с Государыней ни к чему не приведет. Так полагал Епифаний, и оснований не доверять ему нет.
Феофан показывал на следствии 1917 года, что на обратном пути из Покровского он «остановился в Саровском монастыре и просил у Бога и святого Серафима помощи для верного решения вопроса: что из себя представляет Распутин», и пришел к убеждению, что «Распутин… находится на ложном пути».
Существует фотография, сделанная в Верхотурском монастыре, на ней изображены все трое: Феофан, Макарий и Распутин. Эту фотографию обыкновенно датируют 1911 годом. Но датировка эта скорее всего ошибочна: последний снимок, на котором Феофан согласился бы сняться с Распутиным, мог быть сделан не позднее 1909-го, в крайнем случае 1910 года.
Именно тогда после первого неудачного разговора с Царем Феофан с Вениамином снова вызвали Распутина к себе. «Когда затем Распутин пришел к нам, мы неожиданно для него обличили его в самонадеянной гордости, в том, что он возомнил о себе больше, чем следует, что он находится в состоянии духовной прелести… – говорил Феофан. – Мы объявили ему, что в последний раз требуем от него переменить образ жизни, и что если он сам не сделает этого, то отношения с ним прервем и открыто все объявим и доведем до сведения императора… Он растерялся, расплакался, не стал оправдываться, признал, что делал ошибки… и согласился по нашему требованию удалиться от мира и подчиняться моим указаниям. Радуясь успеху, мы отслужили молебен… Но, как оказалось, потом он поехал в Царское Село и все рассказал там в благоприятном для себя и неблагоприятном для нас освещении».
Но на этом дело не закончилось: «Через некоторое время до меня дошли слухи, что Распутин ведет прежний образ жизни и что-то против нас предпринимает… Тогда я решил применить последнюю меру – открыто обличить и поведать все бывшему императору. Однако принял меня не император, а его супруга в присутствии фрейлины Вырубовой. Я говорил около часа и доказывал, что Распутин находится в состоянии духовной прелести… Бывшая императрица возражала мне, волновалась, говорила из книг богословских, причем видно было, что ее кто-то, скорее всего Распутин, научил так говорить.. " Я разбил все ее доводы но… она… твердила: «Все это неправда и клевета»… Разговор я закончил словами, что не могу иметь общение с Распутиным… Я думаю, что Распутин, как человек хитрый, мое против него выступление объяснил царской семье тем, что я позавидовал его близости к семье… хочу его отстранить. После беседы с императрицей ко мне, как ни в чем не бывало, пришел Распутин, видимо, думавший, что недовольство императрицы меня устрашило… однако я решительно заявил ему: «Уйди, ты – обманщик». Распутин упал мне в ноги, просил простить… Но я снова заявил ему: «Уйди, ты нарушил обещание, данное перед Господом»… Распутин ушел, и больше я с ним не виделся».
«Ежели я огорчил, помолись и прости: будем помнить хорошую беседу, а худую забывать и молиться. А все-таки бес не столь грех, а милосердие Божие боле. Прости и благослови как прежний единомышленник. Писал Григорий», – прислал Феофану телеграмму Распутин, но ответа не получил, и можно понять почему. Феофан был не просто целомудренным человеком – аскеза, особенно по отношению к женщинам, доходила в его поведении до степеней невероятных. Насколько стремился к женщинам и был ими окружен до конца дней Распутин, настолько же избегал их Феофан.
«Рассказывали про него, что пришла поздравить его (с пострижением в иноки. – А. В.) мать: тогда она была уже вдовой. Он принял её. Потом заходила и сестра – девица, но ее он не принял.
Когда я об этом рассказывал после одной старице-деве, она в умилении сказала:
– Господи! Какие еще подвижники есть на земле!
Одна матушка, жена священника, прислала о. Феофану вышитый пояс на подрясник; а он бросил его в пылающую печь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251