Все попытки Макарова уговорить редакторов сначала через Начальника Главного Управления по делам печати (графа Татищева), а затем и лично не приводили ни к чему и вызывали только шаблонный ответ: «Удалите этого человека в Тюмень, и мы перестанем писать о нем», а удалить его было не так просто. Мои попытки повлиять на печать также успеха не имели. Я воспользовался визитами ко мне М. А. Суворина и Мазаева и старался развить перед ними ту точку зрения, что газетные статьи с постоянными упоминаниями имени Распутина и слишком прозрачными намеками только делают рекламу этому человеку, но, что всего хуже, – играют в руку всем революционным организациям, расшатывают в корне престиж власти Монарха, который держится, главным образом, обаянием окружающего его ореола, и с уничтожением последнего рухнет и самый принцип власти.
Оба эти лица со мною согласились, но твердили одно, что они тут ни при чем, что «Новое Время» неповинно в распространении сведений о Распугинском кружке, и когда я привел ряд заметок, перепечатанных и у них же, то они только отмалчивались или кивали на «Речь» и «Русское Слово», которые были действительно главными распространителями этих известий. Для меня было ясно, что и в редакции «Нового Времени» какая-то рука сделала уже свое недоброе дело и что рассчитывать на влияние этой редакции на ее собратий по перу, – не приходится.
Газетные кампании не предвещали ничего доброго. Она разрасталась все больше и больше, и как это ни странно, вопрос о Распутине невольно сделался центральным вопросом ближайшего будущего и не сходил со сцены почти за все время моего Председательства в Совете Министров…»
В декабре 1911 года ошибки Синода и бессилие правительства попытался самым решительным образом исправить епископ Гермоген, к глубокому несчастью, повязанный тогда с проходимцем (удивительно единодушие, с каким все – и сторонники Распутина, и его противники – называют этим словом царицынского миссионера) Илиодором.
Распутин был приглашен к прибывшему на заседание Синода в Петербург епископу на его подворье, и там Гермоген потребовал от него в самой резкой форме навсегда оставить Петербург и царский дворец.
«Исторический час наступил.
Гермоген, я, «старец» и все свидетели собрались в парадную красную комнату, – описывал эту знаменитую сцену Илиодор в памфлете «Святой черт». – «Старец» сел на большой диван за круглый стол, потом встал, прошелся и остановился около дверей. Свидетели сидели. Гермоген стоял. Я тоже. <…>
Все молчали. <…> …как вдруг произошло нечто невероятное, смешное, но в то же время и ужасное.
Митя (странник Митя Козельский. – А. В.) с диким криком: «А-а-а! Ты безбожник, ты много мамок обидел. Ты много нянек обидел. Ты с царицею живешь! Подлец ты!» – начал хватать «старца»…
«Старец» очень испугался, губы у него запеклись, он, пятясь назад к дверям, сгибался дугою.
А Митя, взяв его за рукав, притащил к иконе и, тыкая ему пальцем в грудь, еще громче, еще неистовее кричал: «Ты безбожник! Ты с царицей живешь. Ты антихрист!» <…> Гермоген надел епитрахиль, взял в руки крест и сказал:
– Григорий, пойди сюда!
Григорий приблизился к столу, трясясь всем телом, бледный, согнувшийся, испуганный…
– Ну отец Илиодор, начинайте, – скомандовал Гермоген <…>».
После этого Илиодор принялся перечислять «подвиги» Распутина, описанию которых посвящена значительная часть его сочинения: насиловал своей дружбой, обманывал, скрывал свои грехи…
«Когда я окончил говорить, дотоле спокойно стоявший Гермоген в епитрахили и с крестом в руках закричал на Григория:
– Говори, бесов сын… правду ли про тебя говорил отец Илиодор?
«Старец» открыл рот, показал зубы, зашевелил губами, сел на диван, потом моментально встал, опять сел и наконец проговорил замогильным голосом со спазмами в горле:
– Правда, правда, все правда! Гермоген продолжал:
– Какою же ты силою делаешь это?
– Силою Божию! – уже более решительно отвечал «старец».
– О, окаянный! Зачем ты мучал так бедную невинную девушку – монахиню Ксению?
– Снимал «страсти».
Тут все свидетели тихо засмеялись, а Гермоген, схватив «старца» кистью левой руки за череп, правою начал бить его крестом по голове и страшным голосом, прямо-таки потрясающим, начал кричать: «Диавол! Именем Божиим запрещаю тебе прикасаться к женскому полу! Запрещаю тебе входить в царский дом и иметь дело с царицей. Разбойник ты! Как мать в колыбели вынашивает своего ребенка, так и святая церковь своими молитвами, благословениями, подвигами вынянчила великую святыню народную – самодержавие царей. А теперь ты, гад, рубишь, разбиваешь наши священные сосуды – носителей самодержавной власти. Доколе же ты, окаянный, будешь это делать? Говори! Побойся Бога, побойся этого животворящего креста!.. <…>».
Григорий, как пойманный на месте преступления вор, шел за Гермогеном, спотыкаясь и по-прежнему дикими, блуждающими глазами озираясь по сторонам. <…>
Гермоген по-прежнему дико закричал: «Поднимай руку! Становись на колени. Говори: клянусь здесь, перед святыми мощами, без благословения епископа Гермогена и иеромонаха Илиодора не преступать порога царских дворцов! Клянись. Целуй икону, целуй святые мощи!»
Григорий, вытянувшись в струнку, трясясь, бледный, окончательно убитый, делал и говорил все, что ему приказывал Гермоген…»
Так живописал все происходящее в Петербурге день в день за пять лет до убийства Распутина бывший иеромонах Илиодор, он же Сергей Труфанов. И каким бы ни был мерзавцем этот человек, в данном случае нет оснований сомневаться, что все примерно так и происходило. И будущий священномученик Гермоген скорее всего именно такие слова о церкви и самодержавии говорил.
С воспоминаниями Илиодора расходится именно настолько, насколько и должны расходиться неподложные мемуары, устный рассказ казачьего писателя И. А. Родионова, при том присутствовавшего. Этот рассказ воспроизводится в воспоминаниях Родзянко:
«"Ты обманщик и лицемер, – говорил епископ Гермоген Распутину (рассказ привожу со слов Родионова), – ты изображаешь из себя святого старца, а жизнь твоя нечестива и грязна. Ты меня обошел, а теперь я вижу, какой ты есть на самом деле, и вижу, что на мне лежит грех – приближения тебя к царской семье. Ты позоришь ее своим присутствием, своим поведением и своими рассказами, ты порочишь имя царицы, ты осмеливаешься своими недостойными руками прикасаться к ее священной особе. Этого нельзя терпеть дальше. Я заклинаю тебя именем Бога Живого исчезнуть и не волновать русский люд своим присутствием при царском Дворе".
Распутин дерзко и нагло возражал негодующему епископу. Произошла бурная сцена, во время которой Распутин, обозвав площадными словами преосвященного, наотрез отказался подчиниться требованию епископа и пригрозил ему, что разделается с ним по-своему и раздавит его. Тогда, выведенный из себя, епископ Гермоген воскликнул: «Так ты, грязный развратник, не хочешь подчиниться епископскому велению, ты еще мне грозишь! Так знай, что я, как епископ, проклинаю тебя!» При этих словах осатаневший Распутин бросился с поднятыми кулаками на владыку, причем, как рассказывал Родионов, в его лице исчезло все человеческое. Опасаясь, что в припадке ненависти Распутин покончит с владыкой, Родионов, выхватив шашку, поспешил с остальными присутствующими на выручку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251
Оба эти лица со мною согласились, но твердили одно, что они тут ни при чем, что «Новое Время» неповинно в распространении сведений о Распугинском кружке, и когда я привел ряд заметок, перепечатанных и у них же, то они только отмалчивались или кивали на «Речь» и «Русское Слово», которые были действительно главными распространителями этих известий. Для меня было ясно, что и в редакции «Нового Времени» какая-то рука сделала уже свое недоброе дело и что рассчитывать на влияние этой редакции на ее собратий по перу, – не приходится.
Газетные кампании не предвещали ничего доброго. Она разрасталась все больше и больше, и как это ни странно, вопрос о Распутине невольно сделался центральным вопросом ближайшего будущего и не сходил со сцены почти за все время моего Председательства в Совете Министров…»
В декабре 1911 года ошибки Синода и бессилие правительства попытался самым решительным образом исправить епископ Гермоген, к глубокому несчастью, повязанный тогда с проходимцем (удивительно единодушие, с каким все – и сторонники Распутина, и его противники – называют этим словом царицынского миссионера) Илиодором.
Распутин был приглашен к прибывшему на заседание Синода в Петербург епископу на его подворье, и там Гермоген потребовал от него в самой резкой форме навсегда оставить Петербург и царский дворец.
«Исторический час наступил.
Гермоген, я, «старец» и все свидетели собрались в парадную красную комнату, – описывал эту знаменитую сцену Илиодор в памфлете «Святой черт». – «Старец» сел на большой диван за круглый стол, потом встал, прошелся и остановился около дверей. Свидетели сидели. Гермоген стоял. Я тоже. <…>
Все молчали. <…> …как вдруг произошло нечто невероятное, смешное, но в то же время и ужасное.
Митя (странник Митя Козельский. – А. В.) с диким криком: «А-а-а! Ты безбожник, ты много мамок обидел. Ты много нянек обидел. Ты с царицею живешь! Подлец ты!» – начал хватать «старца»…
«Старец» очень испугался, губы у него запеклись, он, пятясь назад к дверям, сгибался дугою.
А Митя, взяв его за рукав, притащил к иконе и, тыкая ему пальцем в грудь, еще громче, еще неистовее кричал: «Ты безбожник! Ты с царицей живешь. Ты антихрист!» <…> Гермоген надел епитрахиль, взял в руки крест и сказал:
– Григорий, пойди сюда!
Григорий приблизился к столу, трясясь всем телом, бледный, согнувшийся, испуганный…
– Ну отец Илиодор, начинайте, – скомандовал Гермоген <…>».
После этого Илиодор принялся перечислять «подвиги» Распутина, описанию которых посвящена значительная часть его сочинения: насиловал своей дружбой, обманывал, скрывал свои грехи…
«Когда я окончил говорить, дотоле спокойно стоявший Гермоген в епитрахили и с крестом в руках закричал на Григория:
– Говори, бесов сын… правду ли про тебя говорил отец Илиодор?
«Старец» открыл рот, показал зубы, зашевелил губами, сел на диван, потом моментально встал, опять сел и наконец проговорил замогильным голосом со спазмами в горле:
– Правда, правда, все правда! Гермоген продолжал:
– Какою же ты силою делаешь это?
– Силою Божию! – уже более решительно отвечал «старец».
– О, окаянный! Зачем ты мучал так бедную невинную девушку – монахиню Ксению?
– Снимал «страсти».
Тут все свидетели тихо засмеялись, а Гермоген, схватив «старца» кистью левой руки за череп, правою начал бить его крестом по голове и страшным голосом, прямо-таки потрясающим, начал кричать: «Диавол! Именем Божиим запрещаю тебе прикасаться к женскому полу! Запрещаю тебе входить в царский дом и иметь дело с царицей. Разбойник ты! Как мать в колыбели вынашивает своего ребенка, так и святая церковь своими молитвами, благословениями, подвигами вынянчила великую святыню народную – самодержавие царей. А теперь ты, гад, рубишь, разбиваешь наши священные сосуды – носителей самодержавной власти. Доколе же ты, окаянный, будешь это делать? Говори! Побойся Бога, побойся этого животворящего креста!.. <…>».
Григорий, как пойманный на месте преступления вор, шел за Гермогеном, спотыкаясь и по-прежнему дикими, блуждающими глазами озираясь по сторонам. <…>
Гермоген по-прежнему дико закричал: «Поднимай руку! Становись на колени. Говори: клянусь здесь, перед святыми мощами, без благословения епископа Гермогена и иеромонаха Илиодора не преступать порога царских дворцов! Клянись. Целуй икону, целуй святые мощи!»
Григорий, вытянувшись в струнку, трясясь, бледный, окончательно убитый, делал и говорил все, что ему приказывал Гермоген…»
Так живописал все происходящее в Петербурге день в день за пять лет до убийства Распутина бывший иеромонах Илиодор, он же Сергей Труфанов. И каким бы ни был мерзавцем этот человек, в данном случае нет оснований сомневаться, что все примерно так и происходило. И будущий священномученик Гермоген скорее всего именно такие слова о церкви и самодержавии говорил.
С воспоминаниями Илиодора расходится именно настолько, насколько и должны расходиться неподложные мемуары, устный рассказ казачьего писателя И. А. Родионова, при том присутствовавшего. Этот рассказ воспроизводится в воспоминаниях Родзянко:
«"Ты обманщик и лицемер, – говорил епископ Гермоген Распутину (рассказ привожу со слов Родионова), – ты изображаешь из себя святого старца, а жизнь твоя нечестива и грязна. Ты меня обошел, а теперь я вижу, какой ты есть на самом деле, и вижу, что на мне лежит грех – приближения тебя к царской семье. Ты позоришь ее своим присутствием, своим поведением и своими рассказами, ты порочишь имя царицы, ты осмеливаешься своими недостойными руками прикасаться к ее священной особе. Этого нельзя терпеть дальше. Я заклинаю тебя именем Бога Живого исчезнуть и не волновать русский люд своим присутствием при царском Дворе".
Распутин дерзко и нагло возражал негодующему епископу. Произошла бурная сцена, во время которой Распутин, обозвав площадными словами преосвященного, наотрез отказался подчиниться требованию епископа и пригрозил ему, что разделается с ним по-своему и раздавит его. Тогда, выведенный из себя, епископ Гермоген воскликнул: «Так ты, грязный развратник, не хочешь подчиниться епископскому велению, ты еще мне грозишь! Так знай, что я, как епископ, проклинаю тебя!» При этих словах осатаневший Распутин бросился с поднятыми кулаками на владыку, причем, как рассказывал Родионов, в его лице исчезло все человеческое. Опасаясь, что в припадке ненависти Распутин покончит с владыкой, Родионов, выхватив шашку, поспешил с остальными присутствующими на выручку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251