Это ведь ты подложил под сосну ковчег. Но
неужели ты не боишься, что за подлог ты будешь гореть в аду?
- Это не подлог. В ковчеге лежат мощи Евстолии.
- Откуда они могли там взяться?
- Их положил туда убийца,- нехотя сказал келарь.- Я знал место в лесу, где
они зарыты.
- И все годы молчал?
- Я ждал, как она велела, знака и перенес ковчег под сосну, потому что так
было угодно Богу. Он вел мою руку. И я сделаю все, чтобы довести их до
спасения и не уклониться ни на один из соблазнов.
- И здесь то же самое, что и там,- пробормотал старец тихо.- Все только и
делают, что друг друга обманывают.
- Не смей богохульствовать! - выпрямился келарь.- Здесь - воля Господа.
- Которую каждый толкует на свой лад. Что ж, Он вел тебя, будем считать, что
поведет и других.
- Что ты намерен сделать?
- Я дам им свободу выбора. Пусть каждый решает за себя сам.
Келарь хотел что-то сказать, но, не дожидаясь возражений, старец вышел.
Стоящие перед избой люди смотрели на него неподвижными слезящимися глазами,
и, глядя в эти глаза, он понял, что жизнь уже оставила их. Он медленно
переводил взгляд с одного лица на другое, и все они, молодые и старые,
одинаково изможденные, были уже неотмирными. Он искал хотя бы одно живое
лицо, за которое можно было бы уцепиться, но не находил - даже посеревшие от
голода младенцы казались старичками. И его вдруг пронзило острое осознание
своей вины - он снова чувствовал себя не старцем, но историком Василием
Кудиновым, который двадцать лет подряд с невероятным успехом проводил
научный опыт по остановке истории и теперь пожинал горькие плоды этого
эксперимента.
Вместо того чтобы спасти Бухару, он погубил ее каким-то хитроумным способом,
отняв у этих людей свободу и возможность следовать своей воле. Предложи он
им сейчас выбор, привыкшие к полному послушанию, они бы не вынесли этого
бремени. В тот момент ему захотелось упасть на колени и покаяться перед ними
за свой обман, пусть бы побили его камнями, как лжепророка, пусть кинули бы
в яму или привязали к дереву на съедение мошке. Но покаяние его - кому оно
было нужно?
Далеко над лесом появилась светящаяся точка, многократно отразившаяся в
сорока парах глаз, послышался гул, и когда ракета-носитель вонзилась в
стратосферу, то Вассиану почудилось, что небо дрогнуло и как будто
приоткрылось. Там, в полоснувшем глаза разрыве, на мгновение он увидел
невыносимо яркий свет и отблеск иного мира, где жил сочиненный некогда
корреспондентом атеистического журнала мужичонка с помятыми крыльями,
которого посылали в особо трудных случаях на помощь неопытным ангелам. Гул
ракеты стих, глаза у всех погасли, но старцу вдруг показалось, что все на
Земле не имеет смысла, если этого мира не существует и эти люди не могут в
него войти. И не нужно было никаких чудес, чтобы уверовать: все оказалось
очевидным, стоило только эту завесу приоткрыть. В сущности, то, что они
хотели сделать, было просто эвакуацией самым быстрым и безопасным способом
из погибельного, рушащегося мира. И даже если оно противоречило
установленным Небом канонам, все равно этих беженцев там не могли не принять
по законам обыкновенной гуманности и милосердия.
А люди стояли под солнцем и ждали помощи, как солнечными весенними днями
оставшиеся на отколовшейся и уменьшающейся в размерах льдине рыбаки ждут
вертолета, до рези в глазах всматриваются в белесое небо и вслушиваются в
бесконечное пространство.
Старец обнял взглядом их всех, посмотрел в глаза каждому и негромко - но в
наступившей тишине это прозвучало пронзительно и отчетливо - произнес:
- Потерпите еще чуть-чуть. Скоро вы будете со мною в раю и узрите Бога
Живаго.
Глава VIII. Спасатель
Август перевалил за середину, начался Успенский пост, но по-прежнему стояла
жара. Из колодцев ушла вода. Дождей не было уже больше месяца, не уродилось
ни грибов, ни ягод, птицы и звери двинулись на север, днем воздух
раскалялся, и даже ночь не приносила долгой прохлады. Быстро высыхала на
траве и листьях роса, и нечего было рассчитывать на то, чтобы сделать в
такое лето запасы на долгую северную зиму. Лес стоял черный и страшный в то
лето, когда прошло ровно семь тысяч и еще полтысячи лет от сотворения мира.
В картофельной яме, отделенный от воли толстыми бревнами и дощатым накатом,
закинув голову к небу, жадно молился Илья Петрович. Он не знал никаких
молитв и молился своими словами, истово и стремительно, боясь, что не
успеет.
"Господи, спаси ее,- твердил он,- никогда и ни о чем я не просил, но не
попусти ее смерти. Если Тебе нужны жертвы, то возьми меня вместо нее. Исус
Ты или Иисус, признаешь меня своим или нет, но сохрани девочку, как хранил
Ты ее столько лет".
Он чувствовал, что там, наверху, готовится совершиться что-то ужасное, и
собственное бессилие угнетало его. Никто из приносивших еду не заговаривал с
ним, никто больше его не посещал. Он кричал, что объявляет голодовку, звал
старца, осыпая его руганью и проклятиями, которые неизвестно как могли
появиться на устах интеллигентного человека. Ему нечего было терять, он
требовал, чтобы его убили, распяли или сожгли,- все было напрасно.
Но однажды ему показалось, что кто-то стоит и слушает его.
- Ты здесь? - закричал Илья Петрович.- Что же ты не идешь? Или ты струсил?
Ты боишься поглядеть мне в глаза? Ты понял, что завел всех в тупик, потому
что ваша вера всегда была тупиком! Вы выродились! То, что было хорошо триста
лет назад, нынче жалко. Но ты трус и боишься признать поражение. Я верил в
вас, я был готов положить для вас свою жизнь, а вы оказались миражем. Вы
жаждете только новой крови и для того завлекли сюда обманом невинную и
чистую душу. Вампиры! И ваш Бог, он тоже вампир. Он высосал из вас всю
кровь. Возьмите меня вместо нее! Я не осквернен ничем, кроме собственной
слепоты и доверчивости, но таковых грехов у Бога нет. Да падут на ваши
головы проклятия, да не примет вас ваше небо, да сгорят ваши души в аду,
если вы погубите девушку!
Он кричал и бил кулаками по стенам, пока наконец не обессилел и провалился в
забытье. Никого не было, и Илья Петрович вдруг так явственно ощутил это
одиночество, точно один остался во всем мире. Все куда-то шли, не стало
больше людей на земле, и ангелы, и демоны на небе сложили оружие и
примирились: брошенная, позабытая земля неслась сквозь черное пространство
со своим единственным пассажиром, до которого никому не было дела. Битвы,
страдания и страсти закончились - все, кому было суждено спастись, спаслись,
кому погибнуть - погибли, и только с ним не знали, что делать, и оставили
здесь. Он позвал матушку и, не услышав никого, тихо, обиженно, как ребенок,
заплакал.
Вдруг послышались чьи-то шаги. Илье Петровичу стало стыдно, что его рыдание
могло быть услышано, и он затих.
- Эй! - негромко позвал его незнакомый голос.- Ты свободен.
Узник встрепенулся и крикнул:
- Кто там?
Ответа не последовало, однако в темноте он заметил, что обычно задвинутая
крышка лежала неплотно, хотя, когда он засыпал, никакого света сверху не
падало. Он приподнялся и толкнул ее: крышка приоткрылась, и директора
окатило свежим воздухом. Не веря в происходящее, он с трудом, цепляясь за
выступы в стене, вылез из ямы. Рядом лежала котомка, а в ней спички,
несколько вяленых рыб, соль, сухари и картошка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
неужели ты не боишься, что за подлог ты будешь гореть в аду?
- Это не подлог. В ковчеге лежат мощи Евстолии.
- Откуда они могли там взяться?
- Их положил туда убийца,- нехотя сказал келарь.- Я знал место в лесу, где
они зарыты.
- И все годы молчал?
- Я ждал, как она велела, знака и перенес ковчег под сосну, потому что так
было угодно Богу. Он вел мою руку. И я сделаю все, чтобы довести их до
спасения и не уклониться ни на один из соблазнов.
- И здесь то же самое, что и там,- пробормотал старец тихо.- Все только и
делают, что друг друга обманывают.
- Не смей богохульствовать! - выпрямился келарь.- Здесь - воля Господа.
- Которую каждый толкует на свой лад. Что ж, Он вел тебя, будем считать, что
поведет и других.
- Что ты намерен сделать?
- Я дам им свободу выбора. Пусть каждый решает за себя сам.
Келарь хотел что-то сказать, но, не дожидаясь возражений, старец вышел.
Стоящие перед избой люди смотрели на него неподвижными слезящимися глазами,
и, глядя в эти глаза, он понял, что жизнь уже оставила их. Он медленно
переводил взгляд с одного лица на другое, и все они, молодые и старые,
одинаково изможденные, были уже неотмирными. Он искал хотя бы одно живое
лицо, за которое можно было бы уцепиться, но не находил - даже посеревшие от
голода младенцы казались старичками. И его вдруг пронзило острое осознание
своей вины - он снова чувствовал себя не старцем, но историком Василием
Кудиновым, который двадцать лет подряд с невероятным успехом проводил
научный опыт по остановке истории и теперь пожинал горькие плоды этого
эксперимента.
Вместо того чтобы спасти Бухару, он погубил ее каким-то хитроумным способом,
отняв у этих людей свободу и возможность следовать своей воле. Предложи он
им сейчас выбор, привыкшие к полному послушанию, они бы не вынесли этого
бремени. В тот момент ему захотелось упасть на колени и покаяться перед ними
за свой обман, пусть бы побили его камнями, как лжепророка, пусть кинули бы
в яму или привязали к дереву на съедение мошке. Но покаяние его - кому оно
было нужно?
Далеко над лесом появилась светящаяся точка, многократно отразившаяся в
сорока парах глаз, послышался гул, и когда ракета-носитель вонзилась в
стратосферу, то Вассиану почудилось, что небо дрогнуло и как будто
приоткрылось. Там, в полоснувшем глаза разрыве, на мгновение он увидел
невыносимо яркий свет и отблеск иного мира, где жил сочиненный некогда
корреспондентом атеистического журнала мужичонка с помятыми крыльями,
которого посылали в особо трудных случаях на помощь неопытным ангелам. Гул
ракеты стих, глаза у всех погасли, но старцу вдруг показалось, что все на
Земле не имеет смысла, если этого мира не существует и эти люди не могут в
него войти. И не нужно было никаких чудес, чтобы уверовать: все оказалось
очевидным, стоило только эту завесу приоткрыть. В сущности, то, что они
хотели сделать, было просто эвакуацией самым быстрым и безопасным способом
из погибельного, рушащегося мира. И даже если оно противоречило
установленным Небом канонам, все равно этих беженцев там не могли не принять
по законам обыкновенной гуманности и милосердия.
А люди стояли под солнцем и ждали помощи, как солнечными весенними днями
оставшиеся на отколовшейся и уменьшающейся в размерах льдине рыбаки ждут
вертолета, до рези в глазах всматриваются в белесое небо и вслушиваются в
бесконечное пространство.
Старец обнял взглядом их всех, посмотрел в глаза каждому и негромко - но в
наступившей тишине это прозвучало пронзительно и отчетливо - произнес:
- Потерпите еще чуть-чуть. Скоро вы будете со мною в раю и узрите Бога
Живаго.
Глава VIII. Спасатель
Август перевалил за середину, начался Успенский пост, но по-прежнему стояла
жара. Из колодцев ушла вода. Дождей не было уже больше месяца, не уродилось
ни грибов, ни ягод, птицы и звери двинулись на север, днем воздух
раскалялся, и даже ночь не приносила долгой прохлады. Быстро высыхала на
траве и листьях роса, и нечего было рассчитывать на то, чтобы сделать в
такое лето запасы на долгую северную зиму. Лес стоял черный и страшный в то
лето, когда прошло ровно семь тысяч и еще полтысячи лет от сотворения мира.
В картофельной яме, отделенный от воли толстыми бревнами и дощатым накатом,
закинув голову к небу, жадно молился Илья Петрович. Он не знал никаких
молитв и молился своими словами, истово и стремительно, боясь, что не
успеет.
"Господи, спаси ее,- твердил он,- никогда и ни о чем я не просил, но не
попусти ее смерти. Если Тебе нужны жертвы, то возьми меня вместо нее. Исус
Ты или Иисус, признаешь меня своим или нет, но сохрани девочку, как хранил
Ты ее столько лет".
Он чувствовал, что там, наверху, готовится совершиться что-то ужасное, и
собственное бессилие угнетало его. Никто из приносивших еду не заговаривал с
ним, никто больше его не посещал. Он кричал, что объявляет голодовку, звал
старца, осыпая его руганью и проклятиями, которые неизвестно как могли
появиться на устах интеллигентного человека. Ему нечего было терять, он
требовал, чтобы его убили, распяли или сожгли,- все было напрасно.
Но однажды ему показалось, что кто-то стоит и слушает его.
- Ты здесь? - закричал Илья Петрович.- Что же ты не идешь? Или ты струсил?
Ты боишься поглядеть мне в глаза? Ты понял, что завел всех в тупик, потому
что ваша вера всегда была тупиком! Вы выродились! То, что было хорошо триста
лет назад, нынче жалко. Но ты трус и боишься признать поражение. Я верил в
вас, я был готов положить для вас свою жизнь, а вы оказались миражем. Вы
жаждете только новой крови и для того завлекли сюда обманом невинную и
чистую душу. Вампиры! И ваш Бог, он тоже вампир. Он высосал из вас всю
кровь. Возьмите меня вместо нее! Я не осквернен ничем, кроме собственной
слепоты и доверчивости, но таковых грехов у Бога нет. Да падут на ваши
головы проклятия, да не примет вас ваше небо, да сгорят ваши души в аду,
если вы погубите девушку!
Он кричал и бил кулаками по стенам, пока наконец не обессилел и провалился в
забытье. Никого не было, и Илья Петрович вдруг так явственно ощутил это
одиночество, точно один остался во всем мире. Все куда-то шли, не стало
больше людей на земле, и ангелы, и демоны на небе сложили оружие и
примирились: брошенная, позабытая земля неслась сквозь черное пространство
со своим единственным пассажиром, до которого никому не было дела. Битвы,
страдания и страсти закончились - все, кому было суждено спастись, спаслись,
кому погибнуть - погибли, и только с ним не знали, что делать, и оставили
здесь. Он позвал матушку и, не услышав никого, тихо, обиженно, как ребенок,
заплакал.
Вдруг послышались чьи-то шаги. Илье Петровичу стало стыдно, что его рыдание
могло быть услышано, и он затих.
- Эй! - негромко позвал его незнакомый голос.- Ты свободен.
Узник встрепенулся и крикнул:
- Кто там?
Ответа не последовало, однако в темноте он заметил, что обычно задвинутая
крышка лежала неплотно, хотя, когда он засыпал, никакого света сверху не
падало. Он приподнялся и толкнул ее: крышка приоткрылась, и директора
окатило свежим воздухом. Не веря в происходящее, он с трудом, цепляясь за
выступы в стене, вылез из ямы. Рядом лежала котомка, а в ней спички,
несколько вяленых рыб, соль, сухари и картошка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54