- Илля Петровычу, та не чипайте вы их.
- Это еще почему?
- Воны дуже добри працивныкы.
- Значит, вам всего дороже план ваш?! - воскликнул Илья Петрович так, что
слышно было на всем этаже.- А какой ценой вы этого добиваетесь, вы подумали?
- Бачыте, Илля Петровычу,- ответил председатель осторожно.- Вы людына нова и
трошки не розумиетеся. Мы тут живемо, як на острови. Кругом дыбри ат
бездорижжя, телефон обризаты як пыты даты. Багато наших жителив колышни
заключонни. Колы щось станеться, мы з вами перши до них побижимо. Бухара це
наш оплот, и сварытыся з нею мы не можемо. Та й старець там, повим вам, дуже
цикава людына. Не пудло бы було вам з ным познайомытыся.
- Это еще зачем? - обиженно сказал самолюбивый педагог.- Да я ему руки не
подам.
- Ну це вже як вы захочете, хоч щодо Вассияна, вин разумный и нас з вамы за
пояс заткне.
- Что ж у него тогда дети в школу не ходят, если он такой умный?
- А нащо им, по совисти сказаты, школа? Чому треба, вин их и так навчить.
- Да как вы так можете рассуждать?
- Илля Петровычу, Илля Петровычу,- вздохнул председатель, наливая ему и себе
по стопочке.- Молоди вы и життя не знаете.
- Я не пью,- встрял директор.
- Так я й кажу, що не знаете. Давайте так ся договоримо: воны наших дитей не
чипають, а вы их не чипайте.
- С каких это пор дети стали на наших и ненаших делиться?
- Ну вот что, товарищ директор,- сказал председатель, переходя на чистейшую
российскую мову,- вы эту демагогию оставьте. Мы вас очень ценим, но, если не
нравятся наши порядки, задерживать вас никто не станет.
Были у бухарян и другие защитники. Порой из Москвы или Ленинграда приезжали
экспедиции с бородатыми мужами и совсем молоденькими девочками, пытались
купить книги и иконы, записать песни, предания или молитвы этих реликтовых
людей. Им предлагали большие деньги, давили на честолюбие, но все точно так
же было тщетно. Бухара наглухо закрывала двери, старец отказывался даже
встречаться с учеными. Экспедиции уезжали ни с чем, а на следующий год опять
приезжали. Иногда случались накладки, и в поселке сталкивались сразу две
поисковые группы. Они долго препирались, кто из них имеет право на
обследование Бухары, потрясали бумагами и межуниверситетскими договорами, но
поскольку скит находился на стыке двух районов, то споры оканчивались так же
безрезультатно, как и сами экспедиции.
Илью Петровича этот интерес раздражал. Чудилось ему, что это лишь укрепляет
тщеславных бухарян в их исключительности и избранности, и подмывало его
попенять всем кандидатам и докторам наук, фольклористам, лингвистам,
этнографам, историкам, религиоведам и музыковедам, что о старине они думают,
а жизнь людей, которые годами от обыкновенной культуры отрезаны и не
виноваты в том, что родились не в Москве, не в Ленинграде и даже не в
Тамбове, никого не заботит. Жалуются на то, что леспромхозовские парни к
студенткам пристают, чуть ли не охраны себе требуют, а чтобы лекцию
прочитать - не допросишься. У них одно на уме - Бухара, все ходят да
восхищаются, как это сохранились, как пережили, не пропали, но ничего, кроме
научного эгоизма, директор в этом не видел и всякий раз возражал против
того, чтобы экспедиции селились в пустующей летом школе - наиболее
приспособленном для этого месте.
Ученая братия неприязни выпускника московского института не понимала,
жаловалась на него в поссовет, но попытки переубедить директора ни к чему не
приводили. Только однажды разговорился Илья Петрович с помятым лысоватым
мужичком-социологом, занимавшимся проблемами закрытых групп, и то потому,
что социологию за современную науку признавал, находя в ней практическую
пользу и желая посоветоваться со знающим человеком, как бы ключик к
сектантам подобрать и хотя бы детишек оттуда вывести.
- А стоит ли? - спросил коротышка социолог, снисходительно подняв глаза на
директора.
- То есть как это? - опешил Илья Петрович.
- Что вы им, молодой человек, взамен предложите? Вы нахватались по верхам в
институте своем и думаете, что научить их чему-то можете?
- Я на это по-другому смотрю,- отрывисто сказал директор.
- А позвольте спросить: вот сколько лет вы здесь уже живете, а что о них
знаете?
- Какое это имеет значение?
- Эх, молодой человек, молодой человек! Как же, не зная броду, в эту воду
лезть? Думаете, там все так просто? Здешняя община особенная. Нигде, ни в
России, ни в мире, ничего похожего на Бухару нет и не было. Они ведь не
старообрядцы, как некоторые считают.
- А кто же тогда? - удивился директор.
- Не знаю. Но у староверов наших при всем их эсхатологизме своя богатейшая
и, увы, кажется, подошедшая к концу история была. А здесь как будто истории
или, лучше сказать, эволюции не было вообще. Точно кто-то остановил время,
чтобы сберечь все, как есть, затолкнул их в эту Бухару и не выпускает. Как
заповедано им было, так они и живут - с жесткой дисциплиной, боязнью
ослушаться наставника, подчинением, страхом.
- А местная власть их поддерживает,- с горечью отозвался Илья Петрович.
- Ну это-то как раз понятно,- усмехнулся коротышка,- они же близнецы-братья.
Тоталитарная власть.
Илья Петрович опасливо покосился на своего собеседника, но тот, не обращая
внимания на его взгляд, увлеченно продолжил:
- Вы взгляните на эту проблему с другой стороны. Там живут за оградой, как
за колючей проволокой, молодые мужчины и женщины. Постоянная молитва, посты,
послушание, чихнуть и то можно лишь с благословения. А в двух шагах -
какие-никакие, а танцы, кино, телевидение. Разумеется, для них это все от
дьявола. Но думаете, нет там никого, кому не хочется этого попробовать? И не
дай Бог оступишься. В яму посадят, сгноят заживо, чтоб другим неповадно
было. А только ведь одним страхом тоже не удержишь. Да, видно, умны у них
старцы и секреты какие-то знают, раз до сих пор всех держат. Они потому и
ученых не шибко пускают - не доверяют. Хотя мы не меньше, чем они, в
сохранности Бухары заинтересованы.
- Да на что она вам? - спросил вконец сбитый с толку директор.
- Вы, милый юноша, всей ценности Бухары не представляете,- нравоучительно
изрек его ученый собеседник.- Это вам кажется, что вы тут живете и никто про
вас не слышал, а спросите любого ученого мало-мальски серьезного,
произнесите только слово это "Бухара", у всех глаза заблестят. По одной
деревне этой можно десятки диссертаций защитить, книг написать, фильмов
снять. А еще прибавьте, сколько книг там, икон редчайших, утвари нетронутой,
и все не разграблено, цело. Ведь там, за оградой, заповедник. А помрет
старец - и не будет Бухары.
- И слава Богу! - вырвалось у директора.
- По молодости и по неразумению глаголите сие. Страшнее всего потери
необратимые. Вы-то как раз и могли бы ключик этот найти и отомкнуть. Ведь
что-то здесь не так.
- Ну уж нет, я этими тайнами голову себе забивать не стану.
- Жаль,- заключил ученый,- ибо рано или поздно этим займется какой-нибудь
мошенник.
И как в воду глядел. Некоторое время спустя в Бухаре объявился пришелец. Кто
он был таков и откуда взялся, никто точно не знал, но внешность он имел
довольно своеобразную. Лицо у него было гладковыбритое, припухловатое,
розового цвета и не по годам молодое, а угрюмый и достающий до самой
сердцевины взгляд необычных выпуклых глаз никак с этой детскостью не
вязался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54