Борис
Филиппович хотел проснуться, но сновидение было сильней. Он видел чердак в
ленинградском доме и снова ощущал страшную боль в паху. От этой боли он
заворочался: кто-то стал его трясти. Люппо с трудом раздвинул слипшиеся
веки.
- А, это ты? - проговорил он облегченно.- Как хорошо, что ты меня разбудил.
- Пойдем,- сказал Харон, легонько его толкнув.- Тебя хочет видеть старец.
- Зачем я ему?
Келарь ничего не ответил, и Борис Филиппович поежился. Несмотря на летний
зной, ему стало зябко. Он никогда не обращал внимания на этого угрюмого
человека, но сегодня что-то необычное почудилось Люппо в поведении эконома.
То ли был он непривычно чисто одет, то ли взгляд его был пронзителен, но
Божественного Искупителя охватил страх, бывший как бы продолжением ночных
кошмаров.
Ему подумалось, что непостижимым образом этому человеку известно о нем все,
начиная от того жаркого полуденного часа, когда на чердаке в доме на
Грибоедовском канале рассвирепевший дворник кастрировал жадного до острых
наслаждений молодого насильника, и до сегодняшних сокровенных мыслей и тайн
скопца.
Об этой стороне жизни Бориса Филипповича не знал никто. Лишь наиболее
приближенные и доверенные последователи учения постигали с его помощью, что
потеря детородного органа не означает угасания чувственного влечения, а,
напротив, делает его изысканнее и тоньше. Он учил апостолов ценить не само
удовольствие, но его оттенки, и кто знал, сколь изощренна была фантазия
гладколицых евнухов, обладавших в сладострастном воображении любыми
женщинами и предающихся в мыслях тайному разврату. Этот разврат с годами
сделался основной целью жизни Бориса Филипповича. Он был беспределен,
требовал новых фантазий, и, пресыщаясь одними, Божественный Искупитель жадно
искал других. Он оскоплял не только мужчин, но и женщин, калечил их тела,
отрезая груди и точно вымещая таким образом свою физическую
несостоятельность. Теперь для полноты наслаждения и мести ему нужна была так
похожая на изнасилованную им дочь дворника скитская святая - Маша. Он был
скопческим христом - ей надлежало стать богородицей.
Он давно знал, как это произойдет, и вожделел этого дня. Большая светлая
комната, наполненная братьями и сестрами в длинных белых одеждах. Посреди
раздетая девственница, сидящая в чану с теплой водой и иконой Нерукотворного
Спаса в руках. Эту девушку долго готовили, она глубоко набожна и
восприимчива, ее окружают уважение и почет. Она знает, что предназначена
Богом для особых целей, и готова к тому, что сейчас совершится что-то
необыкновенное. А вокруг горящие лица, радения, исступленные выкрики,
вот-вот накатит святой дух, и тогда отрежут ножом левую грудь девственницы,
искромсают на кусочки и станут причащаться живым телом скопческой
богородицы. Вот до чего не дожил бедняга-скульптор, вот чего не успел он
вылепить, а вылепи такое, точно заслужил бы славу второго Буонарроти.
Нужно было только помешать бухарянам увлечь девушку с собой и уговорить
Вассиана отдать ее до того, как все начнется. И он ее отдаст - другого
выхода в этот раз у него не будет.
Меж тем одетый в новую белую рубаху Кудинов сидел в просторной избе и вместе
с Машей читал окованную железом книгу. Они читали эту книгу каждый день по
нескольку предложений, и Василий Васильевич долго и подробно объяснял
девушке непонятные места. Он не разрешал ей никому рассказывать об этих
беседах: для всех насельников Бухары Маша была избранной Богом отроковицей,
в которой они видели залог своего спасения, для него - первой и последней
ученицей, посланной ему перед тем, как уйти. Он учил ее тому делу, от
которого некогда отрекся и к которому теперь вернулся. Лишь в этом одном
старец видел теперь смысл своего существования и оправдание тому, что
совершил. Кудинов торопился: он должен был успеть вложить в свою
слушательницу как можно больше, чтобы все узнанное им в скиту за двадцать
лет не пропало.
Поначалу Маша с трудом понимала, чего он от нее хочет, терялась и путалась в
самых простых вещах. Он приходил в отчаяние, но вида не подавал. Его
терпение было вознаграждено: древние песнопения и молитвы, жития святых и
далекие предания ровным дождем ложились на ее душу. После этих уроков она
шла в моленную и видела наяву все то, о чем он ей только что рассказывал. И
тогда из ученицы она превращалась в главное действующее лицо бухарской
истории.
Эта раздвоенность странным образом уживалась в ее душе. Маша чувствовала,
что своим присутствием она поддерживает этих изможденных людей. Самые
суровые лица смягчались и теплели, когда она шла к моленной, когда вставала
подле старца и приветливо всем улыбалась. От нее ничего не требовали и ни о
чем не просили, людям было достаточно того, что она рядом с ними в эти
последние дни. Никакие тяготы Бухары не ложились на ее плечи - ее оберегали
от всего, как оберегают и ласкают любимое дитя. Они предупреждали все ее
желания, баловали гостинцами, платьями и игрушками. Ей пели самые красивые
песни и рассказывали самые долгие сказки.
Был только один человек, которого она боялась,- скитский келарь. Она ловила
на себе иногда его угрюмый, тяжелый взгляд, в котором ощущала что-то
нечистое. И теперь, когда келарь вошел и поклонился старцу, мельком взглянув
на нее, ей снова стало не по себе.
- Пойди к себе, Машенька, отдохни перед вечерней,- сказал старец, как
обычно, ласково.
Под тяжелым взглядом эконома она вышла.
- У меня все готово,- сказал Харон.
Вассиан подошел к окну. День был душный и паркий, как и все предыдущие, но к
вечеру потянуло южным ветром. Избы стояли пустые, и собаки потерянно бродили
по улицам. Вся Бухара собралась у часовни - старики, старухи, несколько
мужчин, возраст которых определить было невозможно, женщины, подростки и
дети. В их глазах не было ни страха, ни отчаяния. Нарядно одетые, чистые
люди сбились в кучу и напряженно ждали.
Вдруг старец заметил странную вещь: перед тем как войти в часовню, люди
связывались по двое, по трое веревками.
- Зачем они это делают?
- Чтобы Сатана не похитил их в последний момент,- сказал келарь, и глаза его
торжествующе вспыхнули.- И так будут связаны все. Ты напрасно рассчитывал
отнять у нас отроковицу и забрать ее с собой. Ты отпустил директора и уйдешь
отсюда в вечную гибель сам, но ее я тебе не отдам. Она принадлежит нам и
спасется, связанная одной вервью со мною.
Он ожидал, что старец побледнеет, но ни один мускул не дрогнул на лице
Вассиана.
- Ты думаешь замолить так свои грехи? Думаешь, если привяжешь ее к себе, то
вас вместе возьмут на небо и никто не напомнит тебе о тех, кого ты замучил?
- Я всегда делал то, что было угодно Богу,- выпрямился Харон.
- Но в этот раз Господь рассудил иначе,- сказал старец.
- Не тебе об этом судить!
- Она осквернена и не может войти в ковчег.- Он протянул келарю конверт с
фотографиями.
В глаза Харону брызнуло нагое девичье тело, и он зажмурился от глянцевой
яркости снимков.
- Откуда это у тебя? - прошептал он и попятился.
- Они были в вещах скопца. Он утолял таким образом свою похоть.
Лицо келаря сделалось жалким и напуганным: маленький, пришибленный
человечек, похожий на пьянчужку, ошивающегося возле пивного ларька, которого
с похмелья бьет дрожь, безвольный и ни к чему не способный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Филиппович хотел проснуться, но сновидение было сильней. Он видел чердак в
ленинградском доме и снова ощущал страшную боль в паху. От этой боли он
заворочался: кто-то стал его трясти. Люппо с трудом раздвинул слипшиеся
веки.
- А, это ты? - проговорил он облегченно.- Как хорошо, что ты меня разбудил.
- Пойдем,- сказал Харон, легонько его толкнув.- Тебя хочет видеть старец.
- Зачем я ему?
Келарь ничего не ответил, и Борис Филиппович поежился. Несмотря на летний
зной, ему стало зябко. Он никогда не обращал внимания на этого угрюмого
человека, но сегодня что-то необычное почудилось Люппо в поведении эконома.
То ли был он непривычно чисто одет, то ли взгляд его был пронзителен, но
Божественного Искупителя охватил страх, бывший как бы продолжением ночных
кошмаров.
Ему подумалось, что непостижимым образом этому человеку известно о нем все,
начиная от того жаркого полуденного часа, когда на чердаке в доме на
Грибоедовском канале рассвирепевший дворник кастрировал жадного до острых
наслаждений молодого насильника, и до сегодняшних сокровенных мыслей и тайн
скопца.
Об этой стороне жизни Бориса Филипповича не знал никто. Лишь наиболее
приближенные и доверенные последователи учения постигали с его помощью, что
потеря детородного органа не означает угасания чувственного влечения, а,
напротив, делает его изысканнее и тоньше. Он учил апостолов ценить не само
удовольствие, но его оттенки, и кто знал, сколь изощренна была фантазия
гладколицых евнухов, обладавших в сладострастном воображении любыми
женщинами и предающихся в мыслях тайному разврату. Этот разврат с годами
сделался основной целью жизни Бориса Филипповича. Он был беспределен,
требовал новых фантазий, и, пресыщаясь одними, Божественный Искупитель жадно
искал других. Он оскоплял не только мужчин, но и женщин, калечил их тела,
отрезая груди и точно вымещая таким образом свою физическую
несостоятельность. Теперь для полноты наслаждения и мести ему нужна была так
похожая на изнасилованную им дочь дворника скитская святая - Маша. Он был
скопческим христом - ей надлежало стать богородицей.
Он давно знал, как это произойдет, и вожделел этого дня. Большая светлая
комната, наполненная братьями и сестрами в длинных белых одеждах. Посреди
раздетая девственница, сидящая в чану с теплой водой и иконой Нерукотворного
Спаса в руках. Эту девушку долго готовили, она глубоко набожна и
восприимчива, ее окружают уважение и почет. Она знает, что предназначена
Богом для особых целей, и готова к тому, что сейчас совершится что-то
необыкновенное. А вокруг горящие лица, радения, исступленные выкрики,
вот-вот накатит святой дух, и тогда отрежут ножом левую грудь девственницы,
искромсают на кусочки и станут причащаться живым телом скопческой
богородицы. Вот до чего не дожил бедняга-скульптор, вот чего не успел он
вылепить, а вылепи такое, точно заслужил бы славу второго Буонарроти.
Нужно было только помешать бухарянам увлечь девушку с собой и уговорить
Вассиана отдать ее до того, как все начнется. И он ее отдаст - другого
выхода в этот раз у него не будет.
Меж тем одетый в новую белую рубаху Кудинов сидел в просторной избе и вместе
с Машей читал окованную железом книгу. Они читали эту книгу каждый день по
нескольку предложений, и Василий Васильевич долго и подробно объяснял
девушке непонятные места. Он не разрешал ей никому рассказывать об этих
беседах: для всех насельников Бухары Маша была избранной Богом отроковицей,
в которой они видели залог своего спасения, для него - первой и последней
ученицей, посланной ему перед тем, как уйти. Он учил ее тому делу, от
которого некогда отрекся и к которому теперь вернулся. Лишь в этом одном
старец видел теперь смысл своего существования и оправдание тому, что
совершил. Кудинов торопился: он должен был успеть вложить в свою
слушательницу как можно больше, чтобы все узнанное им в скиту за двадцать
лет не пропало.
Поначалу Маша с трудом понимала, чего он от нее хочет, терялась и путалась в
самых простых вещах. Он приходил в отчаяние, но вида не подавал. Его
терпение было вознаграждено: древние песнопения и молитвы, жития святых и
далекие предания ровным дождем ложились на ее душу. После этих уроков она
шла в моленную и видела наяву все то, о чем он ей только что рассказывал. И
тогда из ученицы она превращалась в главное действующее лицо бухарской
истории.
Эта раздвоенность странным образом уживалась в ее душе. Маша чувствовала,
что своим присутствием она поддерживает этих изможденных людей. Самые
суровые лица смягчались и теплели, когда она шла к моленной, когда вставала
подле старца и приветливо всем улыбалась. От нее ничего не требовали и ни о
чем не просили, людям было достаточно того, что она рядом с ними в эти
последние дни. Никакие тяготы Бухары не ложились на ее плечи - ее оберегали
от всего, как оберегают и ласкают любимое дитя. Они предупреждали все ее
желания, баловали гостинцами, платьями и игрушками. Ей пели самые красивые
песни и рассказывали самые долгие сказки.
Был только один человек, которого она боялась,- скитский келарь. Она ловила
на себе иногда его угрюмый, тяжелый взгляд, в котором ощущала что-то
нечистое. И теперь, когда келарь вошел и поклонился старцу, мельком взглянув
на нее, ей снова стало не по себе.
- Пойди к себе, Машенька, отдохни перед вечерней,- сказал старец, как
обычно, ласково.
Под тяжелым взглядом эконома она вышла.
- У меня все готово,- сказал Харон.
Вассиан подошел к окну. День был душный и паркий, как и все предыдущие, но к
вечеру потянуло южным ветром. Избы стояли пустые, и собаки потерянно бродили
по улицам. Вся Бухара собралась у часовни - старики, старухи, несколько
мужчин, возраст которых определить было невозможно, женщины, подростки и
дети. В их глазах не было ни страха, ни отчаяния. Нарядно одетые, чистые
люди сбились в кучу и напряженно ждали.
Вдруг старец заметил странную вещь: перед тем как войти в часовню, люди
связывались по двое, по трое веревками.
- Зачем они это делают?
- Чтобы Сатана не похитил их в последний момент,- сказал келарь, и глаза его
торжествующе вспыхнули.- И так будут связаны все. Ты напрасно рассчитывал
отнять у нас отроковицу и забрать ее с собой. Ты отпустил директора и уйдешь
отсюда в вечную гибель сам, но ее я тебе не отдам. Она принадлежит нам и
спасется, связанная одной вервью со мною.
Он ожидал, что старец побледнеет, но ни один мускул не дрогнул на лице
Вассиана.
- Ты думаешь замолить так свои грехи? Думаешь, если привяжешь ее к себе, то
вас вместе возьмут на небо и никто не напомнит тебе о тех, кого ты замучил?
- Я всегда делал то, что было угодно Богу,- выпрямился Харон.
- Но в этот раз Господь рассудил иначе,- сказал старец.
- Не тебе об этом судить!
- Она осквернена и не может войти в ковчег.- Он протянул келарю конверт с
фотографиями.
В глаза Харону брызнуло нагое девичье тело, и он зажмурился от глянцевой
яркости снимков.
- Откуда это у тебя? - прошептал он и попятился.
- Они были в вещах скопца. Он утолял таким образом свою похоть.
Лицо келаря сделалось жалким и напуганным: маленький, пришибленный
человечек, похожий на пьянчужку, ошивающегося возле пивного ларька, которого
с похмелья бьет дрожь, безвольный и ни к чему не способный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54