д.
Владельцы магазинов, ресторанов, гостиниц не случайно платят страховым компаниям огромные суммы. Ведь в этой стране существуют тысячи способов разбогатеть. Среди них и такой: человек, потеряв надежду сколотить состояние, решается застраховать свою ногу в несколько тысяч долларов и через некоторое время сознательно провоцирует несчастный случай. Лишившись ноги, он получает страховку. Если такая заранее обдуманная «продажа» ноги произойдет в магазине, купальне, автобусе или в другом месте, владелец которого не имеет соответствующего страхового полиса, то страховая компания, застраховавшая ногу, через суд потребует с владельца страховую сумму.
Говорят, американцы за каждую услугу берут деньги. Это, разумеется, правда, но тоже не всегда. Когда американский журналист Джон Рид, рискуя своей свободой, распространял среди американского народа произведения Владимира Ильича Ленина, когда Сакко и Вапцеттп, борясь за дело рабочего класса, шли навстречу своей гибели, когда докеры порта Сиэтл отказались грузить пароходы для контрреволюционных банд Колчака, когда сегодня коммунисты США борются за мир и права граждан — ни один из них не думал и не думает о личном обогащении.
Я хотел было спросить американца, посвятившего свою жизнь борьбе за свободу и социальный прогресс, почему он не избрал иной, более легкий путь, но не посмел. Разве спросишь у матери, почему она приносит себя в жертву детям?
Америка энергично борется за нравственность. На нью-йоркском пляже даже трех — пятилетние девочки обязаны надевать купальные костюмы, в противном случае родителей подвергают штрафу в 15 долларов. И одновременно в этой стране не преследуют тех, кто продает отвратительные порнографические издания или заманивает прохожих в непотребные ночные клубы. Где же излишек и где нехватка нравственности и как тут установить среднее?
В капиталистическом мире говорят, что артист может прославиться, спев партию в миланском оперном театре «Ла Скала», а разбогатеть — пройдя по сцене «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке. Американские любители музыки норой долгими часами простаивают в очередях, пока им удастся за 30—50 долларов приобрести билет в этот театр. У некоторых американцев иные музыкальные вкусы. Однажды я видел, как ньюйоркцы запрудили Бродвей: в витрине огромного ресторана проводился всемирный конкурс пианистов на наиболее долгую беспрерывную игру на фортепьяно. Более трех суток плясали по клавиатуре пальцы калифорнийца Липса. Его поили черным кофе, чесали ему бока и спину жесткими щетками. Когда он наконец установил новый мировой рекорд и свалился со стула, в витрине немедленно зажглась неоновая реклама, извещавшая, что на следующей неделе здесь состоится всемирный фестиваль гитаристов, играющих ногой. Америка аплодирует не только Вану Клиберну и Юджину Орманди!
Посетив однажды некоего чикагца, владельца нарядной виллы, считающего себя интеллигентом, я заметил у него в комнате рояль и осведомился, кого он больше любит — Шопена или Моцарта. Вежливо извинившись, хозяин попросил меня разъяснить, кого или что я имел в виду — новую бейсбольную «звезду» или европейскую марку телевизора.
Каждый месяц я ездил из Нью-Йорка в Вашингтон. Иногда автомобилем, но чаще всего поездом. С Пенсильванского вокзала, расположенного почти в центре Нью-Йорка, поезда в столицу США уходят почти ежечасно.
Большущие часы на Пенсильванском вокзале показывают, что через несколько минут в Вашингтон отходит
«Конгрессмен». Если улицы свои американцы всего лишь нумеруют, то поездам дают весьма пышные названия: «Конгрессмен», «Сенатор», «Дипломат» и др. Купив билет, прохожу через автоматически открывающиеся двери, спускаюсь по железным ступеням на подземный перрон и, войдя в вагон, занимаю свое место. Билет вкладываю в кармашек на спинке расположенного впереди сиденья — это для того, чтобы кондуктор мог его промерить, не тревожа пассажира.
Мы тронулись тихо, без сигнала. В вагоне было всего несколько человек. Поезд вынырнул из туннеля, и я глядел в окно на удаляющиеся каменные громады Нью-Йорка, на болото, через которое мы проезжали, на сплетение железнодорожных мостов. Возникло естественное желанно перекинуться хоть несколькими слонами с сидящим напротив мужчиной. Есть такие фразы, которые годны всегда и при всех обстоятельствах.
— Сегодня превосходный день,— начал я.
— Вы совершенно правы,— ответил мужчина и умолк. Добрых полчаса спустя он взгляпул на меня вторично
и на этот раз улыбнулся. Я счел это сигналом, что он уже готов поддерживать простой человеческий разговор, который возникает, когда обстоятельства сводят совершенно незнакомых людей на несколько часов в вагоне поезда, и невольно вспомнил свою родину, где, еще но проехав и семафора, ты уже многое знаешь о своих попутчиках.
— Через четыре часа будем в Вашингтоне,— снопа обратился я к улыбающемуся соседу.
— Вы совершенно правы,— вежливо ответил он и устремил глаза в окно, где со скоростью 80 миль в час пробегали металлические конструкции нефтеочистительного завода.
Разговор не клеился. Все в вагоне молчали. Молчали полчаса, час, два. Молчали все время, пока мы ехали до Вашингтона. Но не всегда американцы неразговорчивы. В Гайд-парк, где родился, рос и похоронен президент Соединенных Штатов Франклин Рузвельт, стекаются толпы экскурсантов. Здесь открыт мемориальный музей. Я тоже побывал в рабочей комнате Франклина Рузвельта, видел на его столе флажки государств, боровшихся против гитлеровской Германии, среди них и советский. Посетители весело смеялись, разглядывая глиняную копилку, изображавшую свинью с головой Гитлера. На ней было написано: «Кони
для победы». Эту копилку в годы второй мировой войны подарил президенту рабочий из Сан-Франциско. Но американцы предпочитают больше времени проводить не в этой комнате, а в спальне президента и в его ванной. Я слышал, как, собравшись в ванной, практичные американцы обменивались впечатлениями:
— Узковата.
— Мыло некуда положить.
— И ужасно глубокая.
— Эмаль слишком темная.
У них не было ни малейшего намерения оскорбить того, кто жил в этом здании. Они лишь хотели продемонстрировать свою способность давать оценку быту. Ну разве американцы неразговорчивы? Однако вернемся к поискам среднего американца.
Может быть, средние американцы одеты в форменное платье? Вообще американцы любят форму. Форм в этой стране много. Форма полицейского отличается от одежды служителя «Армии спасения», одеяние католического священника — от формы почтового чиновника. Свою форму носит большая часть частных школ и добровольных пожарных обществ. Не введена форма только для сыщиков Федерального бюро расследований.
Много американцев сейчас в военной форме. И она не однообразна. Морского пехотинца не спутаешь с воздушным десантником, а моряка — с летчиком. Не носит форму в американской армии только верховный главнокомандующий — президент.
В пестроте форм найти среднего американца так же нелегко, как в толпе штатских. Я был знаком с несколькими полисменами — из тех, кто постоянно стоял поблизости от нашего дома, но ни один из них не признавался в том, что он — средний полицейский. Довелось мне вступить в разговор и со служащими пожарной команды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Владельцы магазинов, ресторанов, гостиниц не случайно платят страховым компаниям огромные суммы. Ведь в этой стране существуют тысячи способов разбогатеть. Среди них и такой: человек, потеряв надежду сколотить состояние, решается застраховать свою ногу в несколько тысяч долларов и через некоторое время сознательно провоцирует несчастный случай. Лишившись ноги, он получает страховку. Если такая заранее обдуманная «продажа» ноги произойдет в магазине, купальне, автобусе или в другом месте, владелец которого не имеет соответствующего страхового полиса, то страховая компания, застраховавшая ногу, через суд потребует с владельца страховую сумму.
Говорят, американцы за каждую услугу берут деньги. Это, разумеется, правда, но тоже не всегда. Когда американский журналист Джон Рид, рискуя своей свободой, распространял среди американского народа произведения Владимира Ильича Ленина, когда Сакко и Вапцеттп, борясь за дело рабочего класса, шли навстречу своей гибели, когда докеры порта Сиэтл отказались грузить пароходы для контрреволюционных банд Колчака, когда сегодня коммунисты США борются за мир и права граждан — ни один из них не думал и не думает о личном обогащении.
Я хотел было спросить американца, посвятившего свою жизнь борьбе за свободу и социальный прогресс, почему он не избрал иной, более легкий путь, но не посмел. Разве спросишь у матери, почему она приносит себя в жертву детям?
Америка энергично борется за нравственность. На нью-йоркском пляже даже трех — пятилетние девочки обязаны надевать купальные костюмы, в противном случае родителей подвергают штрафу в 15 долларов. И одновременно в этой стране не преследуют тех, кто продает отвратительные порнографические издания или заманивает прохожих в непотребные ночные клубы. Где же излишек и где нехватка нравственности и как тут установить среднее?
В капиталистическом мире говорят, что артист может прославиться, спев партию в миланском оперном театре «Ла Скала», а разбогатеть — пройдя по сцене «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке. Американские любители музыки норой долгими часами простаивают в очередях, пока им удастся за 30—50 долларов приобрести билет в этот театр. У некоторых американцев иные музыкальные вкусы. Однажды я видел, как ньюйоркцы запрудили Бродвей: в витрине огромного ресторана проводился всемирный конкурс пианистов на наиболее долгую беспрерывную игру на фортепьяно. Более трех суток плясали по клавиатуре пальцы калифорнийца Липса. Его поили черным кофе, чесали ему бока и спину жесткими щетками. Когда он наконец установил новый мировой рекорд и свалился со стула, в витрине немедленно зажглась неоновая реклама, извещавшая, что на следующей неделе здесь состоится всемирный фестиваль гитаристов, играющих ногой. Америка аплодирует не только Вану Клиберну и Юджину Орманди!
Посетив однажды некоего чикагца, владельца нарядной виллы, считающего себя интеллигентом, я заметил у него в комнате рояль и осведомился, кого он больше любит — Шопена или Моцарта. Вежливо извинившись, хозяин попросил меня разъяснить, кого или что я имел в виду — новую бейсбольную «звезду» или европейскую марку телевизора.
Каждый месяц я ездил из Нью-Йорка в Вашингтон. Иногда автомобилем, но чаще всего поездом. С Пенсильванского вокзала, расположенного почти в центре Нью-Йорка, поезда в столицу США уходят почти ежечасно.
Большущие часы на Пенсильванском вокзале показывают, что через несколько минут в Вашингтон отходит
«Конгрессмен». Если улицы свои американцы всего лишь нумеруют, то поездам дают весьма пышные названия: «Конгрессмен», «Сенатор», «Дипломат» и др. Купив билет, прохожу через автоматически открывающиеся двери, спускаюсь по железным ступеням на подземный перрон и, войдя в вагон, занимаю свое место. Билет вкладываю в кармашек на спинке расположенного впереди сиденья — это для того, чтобы кондуктор мог его промерить, не тревожа пассажира.
Мы тронулись тихо, без сигнала. В вагоне было всего несколько человек. Поезд вынырнул из туннеля, и я глядел в окно на удаляющиеся каменные громады Нью-Йорка, на болото, через которое мы проезжали, на сплетение железнодорожных мостов. Возникло естественное желанно перекинуться хоть несколькими слонами с сидящим напротив мужчиной. Есть такие фразы, которые годны всегда и при всех обстоятельствах.
— Сегодня превосходный день,— начал я.
— Вы совершенно правы,— ответил мужчина и умолк. Добрых полчаса спустя он взгляпул на меня вторично
и на этот раз улыбнулся. Я счел это сигналом, что он уже готов поддерживать простой человеческий разговор, который возникает, когда обстоятельства сводят совершенно незнакомых людей на несколько часов в вагоне поезда, и невольно вспомнил свою родину, где, еще но проехав и семафора, ты уже многое знаешь о своих попутчиках.
— Через четыре часа будем в Вашингтоне,— снопа обратился я к улыбающемуся соседу.
— Вы совершенно правы,— вежливо ответил он и устремил глаза в окно, где со скоростью 80 миль в час пробегали металлические конструкции нефтеочистительного завода.
Разговор не клеился. Все в вагоне молчали. Молчали полчаса, час, два. Молчали все время, пока мы ехали до Вашингтона. Но не всегда американцы неразговорчивы. В Гайд-парк, где родился, рос и похоронен президент Соединенных Штатов Франклин Рузвельт, стекаются толпы экскурсантов. Здесь открыт мемориальный музей. Я тоже побывал в рабочей комнате Франклина Рузвельта, видел на его столе флажки государств, боровшихся против гитлеровской Германии, среди них и советский. Посетители весело смеялись, разглядывая глиняную копилку, изображавшую свинью с головой Гитлера. На ней было написано: «Кони
для победы». Эту копилку в годы второй мировой войны подарил президенту рабочий из Сан-Франциско. Но американцы предпочитают больше времени проводить не в этой комнате, а в спальне президента и в его ванной. Я слышал, как, собравшись в ванной, практичные американцы обменивались впечатлениями:
— Узковата.
— Мыло некуда положить.
— И ужасно глубокая.
— Эмаль слишком темная.
У них не было ни малейшего намерения оскорбить того, кто жил в этом здании. Они лишь хотели продемонстрировать свою способность давать оценку быту. Ну разве американцы неразговорчивы? Однако вернемся к поискам среднего американца.
Может быть, средние американцы одеты в форменное платье? Вообще американцы любят форму. Форм в этой стране много. Форма полицейского отличается от одежды служителя «Армии спасения», одеяние католического священника — от формы почтового чиновника. Свою форму носит большая часть частных школ и добровольных пожарных обществ. Не введена форма только для сыщиков Федерального бюро расследований.
Много американцев сейчас в военной форме. И она не однообразна. Морского пехотинца не спутаешь с воздушным десантником, а моряка — с летчиком. Не носит форму в американской армии только верховный главнокомандующий — президент.
В пестроте форм найти среднего американца так же нелегко, как в толпе штатских. Я был знаком с несколькими полисменами — из тех, кто постоянно стоял поблизости от нашего дома, но ни один из них не признавался в том, что он — средний полицейский. Довелось мне вступить в разговор и со служащими пожарной команды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78