Хотя надо было бы, кажется, собрать и выслушать представителей прежде , чем телеграфировать: “3-й конный корпус не верит...”
Происшедшее напоминает случай с телеграммой, которую от имени Хана Нахичеванского отправил полковник Винекен. Не мешает сравнить и фамилии отправителей. Командира 3-го конного звали граф Фёдор Артурович Келлер.
Пишут, что его телеграмму передали Николаю лишь после того, как тот был арестован. Отсюда проистекает соблазн гипотез: а какой поворот событий имел бы место, получи царь депешу до ареста и решись дать Келлеру свободу действия... По воспоминаниям В.В.Шульгина, — он ссылается на мнение барона Врангеля — можно было с помощью “кавалерии, которая сохранилась”, “не была разложена ... навести порядок”.
Дабы развить гипотезу, нужно для начала оспорить слова С.С.Ольденбурга о положении монарха в Пскове: “При той позиции, которой держались ген. Рузский и ген. Алексеев, возможность сопротивления исключалась”. (Выделено Ольденбургом).
Но предположим, что Рузского, Алексеева и генералов, которые им помогали, поразил приступ бездеятельности, охватило состояние безволия. Допустим также, что в Николая вселился дух Павла Первого, кричавшего заговорщикам, которые на него бросились: “Умру вашим императором!”
Короче говоря, Келлер получает повеление “навести порядок”. Согласимся и с тем, что его кавалерия в самом деле “не была разложена”. Гусары, драгуны, казаки 3-го конного корпуса двинулись на Петроград, готовые усмирять бунтующих и клинками и пулями.
Эта решимость представима лишь до момента, пока конникам не открылось, что им приказано привести русских в повиновение... фон Гольштейн-Готторпу. А как дадут думские деятели сигнал и застучат телеграфные аппараты — разнося гвоздящие фразы об историческом обмане?.. Типографии извергнут тысячи листовок: “Кавалеристы! Граф Келлер ведет вас убивать ваших русских братьев, чтобы на троне усидел немец под краденой русской фамилией!”
Сколько понадобилось бы времени, дабы разоблачение проникло в эскадроны, в казачьи сотни? Как отнеслись бы к нему русские офицеры? Неуж и они и подчинённые остались бы глухи? глухи настолько, что в анналы истории вошло бы: “3-й конный корпус не верит, будто Ты, Государь, — не Царь Русский Романов, а...”
Не дальновиднее ли Келлера оказался генерал Эверт, телеграфировавший царю: “Я принимаю все меры к тому, чтобы сведения о настоящем положении дел в столицах не проникали в армию, дабы оберечь ее от несомненных волнений ”? (Выделено мной — И.Г.). Допустим, сведения, о которых говорит Эверт, на конников не влияли. Неужели не повлияло бы и разоблачение?..
К слову сказать, через год Эверта, который после Февраля, будучи отрешённым от должности, поселится в Смоленске, солдаты всё-таки убьют. Убит будет и Келлер — на Украине петлюровцами.
Смута, хаос. А ведь, по мнению знающих дело, всё это вполне можно было предотвратить в самом начале. Решительный-де приказ царя перекрыть железные дороги на Петроград — и восставшие, без подвоза продуктов, через три дня сдались бы... Или: государь мог-де уехать в “верное место: в армию Гурко, в гущу расположения своей гвардии, на передовую линию, — из этого твёрдого верного окружения сохраняя возможность проявить свою волю стране” (Солженицын).
Если принять на веру, что ещё существовала гвардия, могущая служить “твёрдым верным окружением”, то — опять же — осталась бы она таковой, узнав, кого именно окружает?.. И какие войсковые части согласились бы морить голодом столицу затем, чтобы продолжал царить фон Гольштейн-Готторп?.. Кажется, почему это не увидеть тому же Александру Исаевичу? Ведь увидел же он “всеобщее состояние”, которое в годы войны “ещё усилилось ложными внушениями: что государственная власть не выполняет национальной задачи”. (Так и сказал Александр Исаевич: “национальной задачи”). Ему, а не иному принадлежат слова: “главнокомандующие генералы телеграфно столковывались, как стеснить” царя “к отречению, и всем им это казалось полным исчерпанием русских проблем”. Вот тут бы и дойти до подробностей “ложных внушений”, до истоков того, что убористо названо “русскими проблемами”.
То есть заговорить о том, а не была ли Россия поднемецкой страной?..
Не обижая никого подозрением об обиженности, извинимся за вопрос, убедительно ли объяснено Александром Исаевичем поведение тех же русских генералов? О М.В.Алексееве сказано: “Всегда такой оглядчивый, сдержанный, терпеливый Алексеев — не в ночном бреду, но в утренней ясности, не проверив никак: а что на самом деле происходит в столице? не задумавшись: что будет с армией, если неподчинение разжечь на самой её верхушке? — подписал фантастическую телеграмму, призывающую генералов переступить свою генеральскую компетенцию и судить о судьбах императорского трона”.
Что же такое нашло на Михаила Васильевича? Отчего — оглядчивый и, не в бреду находясь, — не задумался? “В помрачение утянулся”, — вот она, причина. Утянулся, “не видя, что совершает прямую измену своему воинскому долгу”.
Столь же исчерпывающе растолковано, почему и другие генералы поспешили “изменить собственной присяге!” Александр Исаевич проникает в самую суть:
“Такое единое согласие всех главных генералов нельзя объяснить единой глупостью или единым низменным движением, природной склонностью к измене, задуманным предательством”. Чем, однако, объяснить можно, так “только элементом всеобщей образованной захваченности мощным либерально-радикальным (и даже социалистическим) Полем в стране”. Под “Полем”, которое “струилось сто лет”, подразумеваются антигосударственный радикализм, умствования интеллигенции, настроения “городской общественности”. Силовые линии Поля “густились — и пронизывали, и подчиняли все мозги в стране, хоть сколько-нибудь тронутые просвещением, хоть начатками его”. Поселялись в мозгах мысли о вреде самодержавия, об отсутствии свобод, о социальной несправедливости...
А мысли о преобладании немцев — не поселялись! Будто и не говорил никогда Достоевский о фаворизированном племени. Не произносил своей знаменитой фразы-просьбы Ермолов. Не проклинал немцев Скобелев. Не видели русские военные, из поколения в поколение, — кому неизменно и верно удаётся карьера. Не носила в 1914 половина командующих армиями немецких фамилий, не составляли одни только прибалтийские немцы четверть русского офицерства...
Не было ничего подобного. “Поле”, которое включало в себя разные оттенки недовольства, возмущения порядками, — при всей своей всеохватности — противонемецкую тенденцию, однако же, не вобрало. Силовыми линиями могли быть и были радикальные, социалистические устремления, а национально-освободительные — нет! Будто вовсе и не то, что принято ими называть, послужило единому согласию генералов, согласию, которое претворили в действие Алексеев и Рузский...
Другой вопрос, что далее дело пошло не так, как они рассчитывали. Власть им не досталась. Но она стала воспоминанием и для людей фаворизированного племени. Разговор о нём с падением монархии, похороненной подписью Михаила Александровича, сделался утратившим серьёзность разговорчиком вчерашнего дня. Насущным было уже иное. Владевшие массами побуждения быстро меняли направление и характер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Происшедшее напоминает случай с телеграммой, которую от имени Хана Нахичеванского отправил полковник Винекен. Не мешает сравнить и фамилии отправителей. Командира 3-го конного звали граф Фёдор Артурович Келлер.
Пишут, что его телеграмму передали Николаю лишь после того, как тот был арестован. Отсюда проистекает соблазн гипотез: а какой поворот событий имел бы место, получи царь депешу до ареста и решись дать Келлеру свободу действия... По воспоминаниям В.В.Шульгина, — он ссылается на мнение барона Врангеля — можно было с помощью “кавалерии, которая сохранилась”, “не была разложена ... навести порядок”.
Дабы развить гипотезу, нужно для начала оспорить слова С.С.Ольденбурга о положении монарха в Пскове: “При той позиции, которой держались ген. Рузский и ген. Алексеев, возможность сопротивления исключалась”. (Выделено Ольденбургом).
Но предположим, что Рузского, Алексеева и генералов, которые им помогали, поразил приступ бездеятельности, охватило состояние безволия. Допустим также, что в Николая вселился дух Павла Первого, кричавшего заговорщикам, которые на него бросились: “Умру вашим императором!”
Короче говоря, Келлер получает повеление “навести порядок”. Согласимся и с тем, что его кавалерия в самом деле “не была разложена”. Гусары, драгуны, казаки 3-го конного корпуса двинулись на Петроград, готовые усмирять бунтующих и клинками и пулями.
Эта решимость представима лишь до момента, пока конникам не открылось, что им приказано привести русских в повиновение... фон Гольштейн-Готторпу. А как дадут думские деятели сигнал и застучат телеграфные аппараты — разнося гвоздящие фразы об историческом обмане?.. Типографии извергнут тысячи листовок: “Кавалеристы! Граф Келлер ведет вас убивать ваших русских братьев, чтобы на троне усидел немец под краденой русской фамилией!”
Сколько понадобилось бы времени, дабы разоблачение проникло в эскадроны, в казачьи сотни? Как отнеслись бы к нему русские офицеры? Неуж и они и подчинённые остались бы глухи? глухи настолько, что в анналы истории вошло бы: “3-й конный корпус не верит, будто Ты, Государь, — не Царь Русский Романов, а...”
Не дальновиднее ли Келлера оказался генерал Эверт, телеграфировавший царю: “Я принимаю все меры к тому, чтобы сведения о настоящем положении дел в столицах не проникали в армию, дабы оберечь ее от несомненных волнений ”? (Выделено мной — И.Г.). Допустим, сведения, о которых говорит Эверт, на конников не влияли. Неужели не повлияло бы и разоблачение?..
К слову сказать, через год Эверта, который после Февраля, будучи отрешённым от должности, поселится в Смоленске, солдаты всё-таки убьют. Убит будет и Келлер — на Украине петлюровцами.
Смута, хаос. А ведь, по мнению знающих дело, всё это вполне можно было предотвратить в самом начале. Решительный-де приказ царя перекрыть железные дороги на Петроград — и восставшие, без подвоза продуктов, через три дня сдались бы... Или: государь мог-де уехать в “верное место: в армию Гурко, в гущу расположения своей гвардии, на передовую линию, — из этого твёрдого верного окружения сохраняя возможность проявить свою волю стране” (Солженицын).
Если принять на веру, что ещё существовала гвардия, могущая служить “твёрдым верным окружением”, то — опять же — осталась бы она таковой, узнав, кого именно окружает?.. И какие войсковые части согласились бы морить голодом столицу затем, чтобы продолжал царить фон Гольштейн-Готторп?.. Кажется, почему это не увидеть тому же Александру Исаевичу? Ведь увидел же он “всеобщее состояние”, которое в годы войны “ещё усилилось ложными внушениями: что государственная власть не выполняет национальной задачи”. (Так и сказал Александр Исаевич: “национальной задачи”). Ему, а не иному принадлежат слова: “главнокомандующие генералы телеграфно столковывались, как стеснить” царя “к отречению, и всем им это казалось полным исчерпанием русских проблем”. Вот тут бы и дойти до подробностей “ложных внушений”, до истоков того, что убористо названо “русскими проблемами”.
То есть заговорить о том, а не была ли Россия поднемецкой страной?..
Не обижая никого подозрением об обиженности, извинимся за вопрос, убедительно ли объяснено Александром Исаевичем поведение тех же русских генералов? О М.В.Алексееве сказано: “Всегда такой оглядчивый, сдержанный, терпеливый Алексеев — не в ночном бреду, но в утренней ясности, не проверив никак: а что на самом деле происходит в столице? не задумавшись: что будет с армией, если неподчинение разжечь на самой её верхушке? — подписал фантастическую телеграмму, призывающую генералов переступить свою генеральскую компетенцию и судить о судьбах императорского трона”.
Что же такое нашло на Михаила Васильевича? Отчего — оглядчивый и, не в бреду находясь, — не задумался? “В помрачение утянулся”, — вот она, причина. Утянулся, “не видя, что совершает прямую измену своему воинскому долгу”.
Столь же исчерпывающе растолковано, почему и другие генералы поспешили “изменить собственной присяге!” Александр Исаевич проникает в самую суть:
“Такое единое согласие всех главных генералов нельзя объяснить единой глупостью или единым низменным движением, природной склонностью к измене, задуманным предательством”. Чем, однако, объяснить можно, так “только элементом всеобщей образованной захваченности мощным либерально-радикальным (и даже социалистическим) Полем в стране”. Под “Полем”, которое “струилось сто лет”, подразумеваются антигосударственный радикализм, умствования интеллигенции, настроения “городской общественности”. Силовые линии Поля “густились — и пронизывали, и подчиняли все мозги в стране, хоть сколько-нибудь тронутые просвещением, хоть начатками его”. Поселялись в мозгах мысли о вреде самодержавия, об отсутствии свобод, о социальной несправедливости...
А мысли о преобладании немцев — не поселялись! Будто и не говорил никогда Достоевский о фаворизированном племени. Не произносил своей знаменитой фразы-просьбы Ермолов. Не проклинал немцев Скобелев. Не видели русские военные, из поколения в поколение, — кому неизменно и верно удаётся карьера. Не носила в 1914 половина командующих армиями немецких фамилий, не составляли одни только прибалтийские немцы четверть русского офицерства...
Не было ничего подобного. “Поле”, которое включало в себя разные оттенки недовольства, возмущения порядками, — при всей своей всеохватности — противонемецкую тенденцию, однако же, не вобрало. Силовыми линиями могли быть и были радикальные, социалистические устремления, а национально-освободительные — нет! Будто вовсе и не то, что принято ими называть, послужило единому согласию генералов, согласию, которое претворили в действие Алексеев и Рузский...
Другой вопрос, что далее дело пошло не так, как они рассчитывали. Власть им не досталась. Но она стала воспоминанием и для людей фаворизированного племени. Разговор о нём с падением монархии, похороненной подписью Михаила Александровича, сделался утратившим серьёзность разговорчиком вчерашнего дня. Насущным было уже иное. Владевшие массами побуждения быстро меняли направление и характер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107