Алёнушка. И год проставил: 1668 Р. Х.
А потом лежал Стас на санях, ехавших неспешно к дому, и читал:
«… Сеглаголюубо, еже слышахь, есть об ону сьтрану царскыхь домовь, якоже Кирь царь сведетельствав, створий кумерницу и постави вь ней богы и образы златы и сребрьены, иутвори е камениемь многоценьнымь.
Вылезешу же царю вь кумерницу раздрешение сном приети, рене жьрьць Проупь: «Порадуюсе с тобою, владыко. Ира запела вь утробе… »
Так оно и было. Сидели зимними вечерами под хорошо промасленной лучинкой, и читали, и говорили. За прошедшие годы Стас пересказал своим девочкам всё, что знал, все истории из прочитанных когда-то книг. Не ленился он заниматься с Дашенькой: чтению, счёту и правилам гигиены её научил, а заодно и Алёнушку.
Обе они были девушки работящие, что в поле, что дома. Вообще-то оно и зимой работы хватает. Но на вечернее время появилась теперь новая игрушка: «Сказание Афродитиана», книга про то, как персидский царь волхвов ко младенцу Иисусу посылал. И вот, под уютный шелест прялки, шли у них разговоры.
— «Когда царь вошёл в кумирницу, чтобы получить разгадку сна, жрец Пруп сказал ему: Порадуюсь с тобою, владыко. Ира зачала в утробе. Всю эту ночь пребывали в ликовании идолы богов, мужские и женские, и говорят мне: «Пророк, иди, радуйся вместе с Ирою тому, что она возлюблена». Я же сказал: «Как может быть возлюблена не существующая?» Они тотчас говорят мне: «Ожила она и называется теперь не Ира, а Урания : великое Солнце возлюбило её». Женские же статуи говорили мужским, умаляя сделанное: «Возлюбленная — Источник, а не Ира, ведь она за плотника помолвлена».
— Кто, кто за плотника помолвлена? — с живейшим интересом спрашивала Алёнушка.
— Ясно, кто: Источник, — отвечал Стас. — Не Ира же. Она и так жена самого Зеуса.
— А как же Источник может быть «помолвлена»? — удивлялась Алёнушка. — Помолвлена может быть только женщина.
— Да это же иносказание! Источник жизни, поняла? Ясно, что женщина. У Зеуса на небе жена Ира, а он возжелал этот Источник жизни на земле, чтобы родить земного сына, а без венчания нельзя, и они венчаны, а идолы на земле радуются, дураки такие. И говорят, что «Ира зачала», ибо Ира на небе, а её Источник жизни на земле.
— Ничего не понимаю. Что это за Источник жизни?
Стас оглянулся: не видит ли Даша? — и, сделав тупое лицо, ухватил жену за «источник жизни». Она взвизгнула и зашептала:
— Ты что, ребёнок увидит!
— Её саму скоро замуж отдавать.
В самом деле, прослышав, что в Плоскове есть девица, почти на выданье, грамотная, знающая счёт, а в придачу высокая и здоровая — в отца, Коваля, и лицом не дурная, с разных мест начали засылать сватов. Дело пока ограничивалось хорошей выпивкой: рано было Дарье замуж. Но всё равно ехали, «столбили место».
Он продолжал читать:
— «И говорят мужские идолы: «Мы согласны, что справедливо называется она Источником: Мирiа имя ей, которая в своём чреве, как в море, носит корабль с тысячью вьюков… Вы верно сказали: «За плотника помолвлена она». Ведь она имеет плотника, но не от совокупления с ним — плотник тот, которого она рождает».
— Ты меня совсем запутал, — капризничала Алёна.
— Разберёмся! — весело отвечал Стас.
И они читали дальше:
— «Все кумиры пали ниц, а стоял только один кумир — Источник, на котором очутился царский венец, составленный из драгоценных камней андракса и смарагда. Над венцом остановилась звезда».
— Вот! — воздевал палец Стас. — Звезда! Сейчас и начнётся:
— «Увидев это, царь тотчас же приказал привести всех премудрых. Пришедшие во дворец, когда увидели звезду над Источником, венец из каменей, и кумиров, на землю павших, сказали: „В Иудее возникло то царство, которое уничтожит всякую память об иудеях, а то, что боги повержены ниц, означает, что пришел конец их власти. И теперь, царь, отправь послов в Иерусалим: там найдёшь сына Вседержителя, которого нянчат женские руки“.
И дальше они читали, радуясь, что царь отправил вслед за звездой находившихся в его царстве магов, с дарами.
— «И пришли они, и сказали старейшинам иудейским: „Родился тот, кого вы называете Мессией“.
В следующем году Стас вошёл в фавор к отцу Афиногену, Как когда-то покойного Кормчего подкупило знание Стасом счёта, так теперь Афиноген млел, наблюдая за его художественными упражнениями. В монастыре отстроили уже и храм, и колокольню, иконы для алтаря купили, а расписывать стены было некому, ввиду церковного раздрая из-за реформ. А Стас однажды, в лёгком подпитии, куском древесного угля в несколько взмахов изобразил на белёной стене рублёвскую «Троицу». Два монаха, бывшие в тот момент в храме, и добежать до него не успели, а дело было уже сделано. Конечно, надавали ему тумаков и выкинули за ворота.
А на другой день сами пришли и смиренно звал и его к отцу-настоятелю. И началась у Стаса дружба со стариком.
С удивлением узнал он, что Афиноген, как только мог, изыскивал средства для монастыря, а сам жил скудно.
— Не мы суть важны, — говорил он, — а Бог, — а потому и место, где люди Богу служат. Бог суть общее наше, ему отдать ничего не жалко. Предвратье Божие красивым должно держати. Есть ли в душе твоей, Стас, для такой работы сила?
— Есть сила, — ответил Стас и три года отдал росписи храма. Крестьяне зауважали его неимоверно; при встрече некоторые шапки снимали, кланялись в пояс. Дашенька детей на экскурсии приводила, показать, как тятенька работает. Знала, что не настоящий он ей отец, а всё же…
С Афиногеном лишь однажды они пособачились, и из-за чего? — из-за той самой книги! Стас-то, по правде говоря, не догадывался, что она из числа запрещённых. И почал как-то цитировать из неё кусками при святом отце. Тот просто в ярость пришёл:
— Как смеешь ты!.. Это же глумление, прости, Господи! Будто Христос не от Девы, а от блудницы Геры и от бесов языческих — от Кроноса и Зевса, а не от праведных отцов Авраама, Иессея и Давида!
Потом они неделю дулись друг на друга, не разговаривали. А когда помирились, старик плакал.
В июне 1672 года, когда роспись доведена была уже под самый купол, служили здравицу новорожденному царевичу, явившемуся в свет в День святого Исаакия Далматского. Паче чаяния имя младенца названо не было. Но в храме все о том помалкивали, и только дома дали волю языкам. Лишь в августе объявили имя: у царя Алексея Михайловича родился сын Пётр.
Полтора месяца спустя Стас и Алёна выдали замуж Дарью. Свадьба наделала шуму! Сватать приехали ажио из Москвы, целый обоз: Тимофей, племянник важнющего купца Аверкия Кириллова торговавшего со всем белым светом, с челядью. Откуда только Узнали? Не иначе дед невесты, купец Минай Силов подсказал. Монастырю жених денег пожаловал вдосталь; отгуляли в Плоскове, уехали в Москву. Стас и Алёнушку с молодыми отпустил: пусть подивится на стольный град.
Тем более работа над росписью храма шла к концу, и он замыслил на месяцок перебраться жить в монастырь, чтоб не тратить время на дорогу.
Так и сделал. Взял с собой одеялко, телогреечку — холодно уже было в октябре на верхотуре, на шатких жёрдочках, перекинутых меж узких окон; столовался у монахов. И ещё была при нём любимая книга. В минуты отдыха листал её, а когда лез наверх, то прятал за вынимающийся камень в стене позади алтаря.
За месяц, при помощи опытного штукатура и мальчика-краскотёра, добрался он до самого верха, и надлежало ему в завершение работы писать Богоматерь с младенцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
А потом лежал Стас на санях, ехавших неспешно к дому, и читал:
«… Сеглаголюубо, еже слышахь, есть об ону сьтрану царскыхь домовь, якоже Кирь царь сведетельствав, створий кумерницу и постави вь ней богы и образы златы и сребрьены, иутвори е камениемь многоценьнымь.
Вылезешу же царю вь кумерницу раздрешение сном приети, рене жьрьць Проупь: «Порадуюсе с тобою, владыко. Ира запела вь утробе… »
Так оно и было. Сидели зимними вечерами под хорошо промасленной лучинкой, и читали, и говорили. За прошедшие годы Стас пересказал своим девочкам всё, что знал, все истории из прочитанных когда-то книг. Не ленился он заниматься с Дашенькой: чтению, счёту и правилам гигиены её научил, а заодно и Алёнушку.
Обе они были девушки работящие, что в поле, что дома. Вообще-то оно и зимой работы хватает. Но на вечернее время появилась теперь новая игрушка: «Сказание Афродитиана», книга про то, как персидский царь волхвов ко младенцу Иисусу посылал. И вот, под уютный шелест прялки, шли у них разговоры.
— «Когда царь вошёл в кумирницу, чтобы получить разгадку сна, жрец Пруп сказал ему: Порадуюсь с тобою, владыко. Ира зачала в утробе. Всю эту ночь пребывали в ликовании идолы богов, мужские и женские, и говорят мне: «Пророк, иди, радуйся вместе с Ирою тому, что она возлюблена». Я же сказал: «Как может быть возлюблена не существующая?» Они тотчас говорят мне: «Ожила она и называется теперь не Ира, а Урания : великое Солнце возлюбило её». Женские же статуи говорили мужским, умаляя сделанное: «Возлюбленная — Источник, а не Ира, ведь она за плотника помолвлена».
— Кто, кто за плотника помолвлена? — с живейшим интересом спрашивала Алёнушка.
— Ясно, кто: Источник, — отвечал Стас. — Не Ира же. Она и так жена самого Зеуса.
— А как же Источник может быть «помолвлена»? — удивлялась Алёнушка. — Помолвлена может быть только женщина.
— Да это же иносказание! Источник жизни, поняла? Ясно, что женщина. У Зеуса на небе жена Ира, а он возжелал этот Источник жизни на земле, чтобы родить земного сына, а без венчания нельзя, и они венчаны, а идолы на земле радуются, дураки такие. И говорят, что «Ира зачала», ибо Ира на небе, а её Источник жизни на земле.
— Ничего не понимаю. Что это за Источник жизни?
Стас оглянулся: не видит ли Даша? — и, сделав тупое лицо, ухватил жену за «источник жизни». Она взвизгнула и зашептала:
— Ты что, ребёнок увидит!
— Её саму скоро замуж отдавать.
В самом деле, прослышав, что в Плоскове есть девица, почти на выданье, грамотная, знающая счёт, а в придачу высокая и здоровая — в отца, Коваля, и лицом не дурная, с разных мест начали засылать сватов. Дело пока ограничивалось хорошей выпивкой: рано было Дарье замуж. Но всё равно ехали, «столбили место».
Он продолжал читать:
— «И говорят мужские идолы: «Мы согласны, что справедливо называется она Источником: Мирiа имя ей, которая в своём чреве, как в море, носит корабль с тысячью вьюков… Вы верно сказали: «За плотника помолвлена она». Ведь она имеет плотника, но не от совокупления с ним — плотник тот, которого она рождает».
— Ты меня совсем запутал, — капризничала Алёна.
— Разберёмся! — весело отвечал Стас.
И они читали дальше:
— «Все кумиры пали ниц, а стоял только один кумир — Источник, на котором очутился царский венец, составленный из драгоценных камней андракса и смарагда. Над венцом остановилась звезда».
— Вот! — воздевал палец Стас. — Звезда! Сейчас и начнётся:
— «Увидев это, царь тотчас же приказал привести всех премудрых. Пришедшие во дворец, когда увидели звезду над Источником, венец из каменей, и кумиров, на землю павших, сказали: „В Иудее возникло то царство, которое уничтожит всякую память об иудеях, а то, что боги повержены ниц, означает, что пришел конец их власти. И теперь, царь, отправь послов в Иерусалим: там найдёшь сына Вседержителя, которого нянчат женские руки“.
И дальше они читали, радуясь, что царь отправил вслед за звездой находившихся в его царстве магов, с дарами.
— «И пришли они, и сказали старейшинам иудейским: „Родился тот, кого вы называете Мессией“.
В следующем году Стас вошёл в фавор к отцу Афиногену, Как когда-то покойного Кормчего подкупило знание Стасом счёта, так теперь Афиноген млел, наблюдая за его художественными упражнениями. В монастыре отстроили уже и храм, и колокольню, иконы для алтаря купили, а расписывать стены было некому, ввиду церковного раздрая из-за реформ. А Стас однажды, в лёгком подпитии, куском древесного угля в несколько взмахов изобразил на белёной стене рублёвскую «Троицу». Два монаха, бывшие в тот момент в храме, и добежать до него не успели, а дело было уже сделано. Конечно, надавали ему тумаков и выкинули за ворота.
А на другой день сами пришли и смиренно звал и его к отцу-настоятелю. И началась у Стаса дружба со стариком.
С удивлением узнал он, что Афиноген, как только мог, изыскивал средства для монастыря, а сам жил скудно.
— Не мы суть важны, — говорил он, — а Бог, — а потому и место, где люди Богу служат. Бог суть общее наше, ему отдать ничего не жалко. Предвратье Божие красивым должно держати. Есть ли в душе твоей, Стас, для такой работы сила?
— Есть сила, — ответил Стас и три года отдал росписи храма. Крестьяне зауважали его неимоверно; при встрече некоторые шапки снимали, кланялись в пояс. Дашенька детей на экскурсии приводила, показать, как тятенька работает. Знала, что не настоящий он ей отец, а всё же…
С Афиногеном лишь однажды они пособачились, и из-за чего? — из-за той самой книги! Стас-то, по правде говоря, не догадывался, что она из числа запрещённых. И почал как-то цитировать из неё кусками при святом отце. Тот просто в ярость пришёл:
— Как смеешь ты!.. Это же глумление, прости, Господи! Будто Христос не от Девы, а от блудницы Геры и от бесов языческих — от Кроноса и Зевса, а не от праведных отцов Авраама, Иессея и Давида!
Потом они неделю дулись друг на друга, не разговаривали. А когда помирились, старик плакал.
В июне 1672 года, когда роспись доведена была уже под самый купол, служили здравицу новорожденному царевичу, явившемуся в свет в День святого Исаакия Далматского. Паче чаяния имя младенца названо не было. Но в храме все о том помалкивали, и только дома дали волю языкам. Лишь в августе объявили имя: у царя Алексея Михайловича родился сын Пётр.
Полтора месяца спустя Стас и Алёна выдали замуж Дарью. Свадьба наделала шуму! Сватать приехали ажио из Москвы, целый обоз: Тимофей, племянник важнющего купца Аверкия Кириллова торговавшего со всем белым светом, с челядью. Откуда только Узнали? Не иначе дед невесты, купец Минай Силов подсказал. Монастырю жених денег пожаловал вдосталь; отгуляли в Плоскове, уехали в Москву. Стас и Алёнушку с молодыми отпустил: пусть подивится на стольный град.
Тем более работа над росписью храма шла к концу, и он замыслил на месяцок перебраться жить в монастырь, чтоб не тратить время на дорогу.
Так и сделал. Взял с собой одеялко, телогреечку — холодно уже было в октябре на верхотуре, на шатких жёрдочках, перекинутых меж узких окон; столовался у монахов. И ещё была при нём любимая книга. В минуты отдыха листал её, а когда лез наверх, то прятал за вынимающийся камень в стене позади алтаря.
За месяц, при помощи опытного штукатура и мальчика-краскотёра, добрался он до самого верха, и надлежало ему в завершение работы писать Богоматерь с младенцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112