Через неделю тайдер и все ознакомленные с отчётом сотрудники научно-исторического отдела лаборатории начинают его обсуждение.
Разумеется, в случае неудачного эксперимента, когда фантом погибает сразу по появлении в прошлом, протокол другой, попроще. Но и в случае полной удачи, если вернувшийся желает сообщить о чём-то чрезвычайном, он может это сделать без лишних сложностей.
… Полковник Хакет и о. Мелехций после своего путешествия по средневековой Европе в компании с Кощеем и Эдиком «проснулись» в оксфордской лаборатории с разницей в десять минут. Причина была в том, что полковник оплошал, потеряв голову в бою, а о. Мелехций ещё лет двадцать работал архивариусом в парламенте, попутно организуя карьерный рост Эдика, пока того не казнили за ересь. И вот, сидя на кушетках и радуясь молодости вновь обретённых тел, они вдруг обнаружили нечто чрезвычайное.
В дверь операторского зала вслед за директором, доктором Глостером, вошёл длинный, прямой и сухой, с лицом таким же важным и непроницаемым, как перед своею смертью, но вполне живой профессор Биркетт.
— Ничего себе, явление! — воскликнул полковник, вытаращивая глаза, а затем с гордостью за родную лабораторию посмотрел на о. Мелехция: — Они тут времени даром не теряли.
— Нет, друг мой, — усомнился о. Мелехций, рассматривая ожившего профессора. — Что-то здесь не так.
— Я вам скажу что, — проскрипел профессор. — Вы за время отсутствия забыли правила хорошего тона.
— Ах, простите, — сказал, вставая, о. Мелехций. — Здравствуйте, профессор Биркетт, мы восхищены вашим бодрым видом.
— Сильно восхищены, — подтвердил Хакет и, захохотав добавил: — Будьте сходны с деревом.
— Разрешите поздороваться и с вами тоже. — О. Мелехций протянул руку доктору Глостеру.
Пожимая её, тот заметил:
— Я с вами виделся час назад.
— Простите, тридцать лет назад.
И они тоже, вслед за Хакетом, весело рассмеялись.
— А что за шутка с деревом? — спросил директор. — Как бы профессор Биркетт не обиделся.
— Один русский «ходок» объяснял, что это значит «быть здоровым». Я так понял, корень «дрв», древо, tree.
Чуть позже о. Мелехций говорил Глостеру:
— Доктор, мы всем коллективом, в том числе и вы, присутствовали на погребении профессора Биркетта. Но теперь он жив, что, согласитесь, вызывает вопросы. Это внутреннее дело, и мы можем в наших отчётах для МИ-7 о нём не упоминать, но разобраться надо.
— Вы пока отдыхайте, — отвечал ему озабоченный директор, — а мы начнём думать.
Через неделю состоялось обсуждение отчёта, в котором, кроме технических подробностей, содержался пересказ той истории России и мира, о которой Хакету и о. Мелехцию поведал простодушный Эдик. В зале присутствовали доктор Глостер и профессор Биркетт; помощник премьера Джон Макинтош, напуганный сообщёнными ему фактами из неведомой истории России; один физик — а именно зам Глостера по технике Сэмюэль Бронсон, и два настолько засекреченных историка, что имён их никто не знал, а обращались к ним «'stori'n'ne» и «'stori'n sec», что означало «Историк Первый» и «Историк Второй».
Судя по виду полковника Хакета, он отоспался всласть. А вот о. Мелехций, по его собственным словам, потратил неделю «на изучение вопроса» и был прочитанным весьма смущён.
— Как хотите, — сказал он, — я до этого погружения изучал совсем другую историю заговора против императора Павла. Не помню я про подвиг солдата Степана.
— Это общеизвестно! — с улыбкой возразил ему Историк Первый. — Капрал, а не солдат Степан пытался сорвать заговор, но погиб в перестрелке.
— Что ещё за солдат Степан? Впервые слышу, — поразился полковник Хакет. — Я, позвольте доложить, на тему «Тактика устранения императора Павла» диссертацию в Генштабе защитил. И сказок моего верного друга Эдика, будто бы Павел остался жив, не мог спокойно слушать даже там! А у вас ещё лучше: Степан какой-то. Генерал граф Карл Ливен в заговоре участвовал, генерал граф Беннигсен там был, министр князь Адам Чарторыжский, губернатор граф фон дер Пален и этот ещё, Лешерн фон Герцфельдт — были. А Степана не было.
— В этом и проблема, господа, — примиряюще сказал доктор Глостер, обращаясь сразу ко всем присутствующим. — Наши коллеги встретили в четырнадцатом веке паренька из Двадцатого века, который знает совсем другую историю! Мистер Бронсон предложил пронумеровать реальности. Ту, в которой жили полковник Хакет и отец Мелехций до этого тайдинга, можно обозначить как реальность-один — в ней русский император погиб в результате заговора без всяких попыток его спасения. Эдик пришёл из реальности-два, где заговор был сорван. А мы теперь — в реальности-три: заговор удался, но с попыткой срыва.
— Я специально приехал, — сказал, откашлявшись, Джон Макинтош, — чтобы понять это. У меня не умещается в голове: как могут одновременно существовать аж три реальности? Ведь она всегда только одна?
— Всегда, — подтвердил Глостер, потом подумал и добавил: — Но не все время.
— Может, пора расширить круг допущенных к этой тайне, — сказал Макинтош, — привлечь могучие умы…
— Что вы, сэр! — Историк Второй сделал страшные глаза. — Этого делать никак нельзя! Вообразите, какой начнётся хаос!,.
Полковник Хакет схватил со стола отчёт о. Мелехция и углубился в чтение. Отец Мелехций посмотрел на него с тонкой улыбкой и тихо произнёс:
— Мне представляется, ключевая фигура здесь — этот самый Степан. Смотрите: в первой реальности его нет, во второй он срывает заговор, и в третьей он убит при попытке срыва заговора.
— Да, в первой реальности он отсутствует, — согласился Историк Второй. — Павел есть везде, и граф Пален, и генерал Беннигсен, и прочие. А Степан известен только двум случаям. Это неспроста.
— Можем ли мы предположить, что Степан — русский «ходок», посланный специально для изменения истории в пользу России? — спросил Джон Макинтош. — Ведь очевидно, что Россия получила огромную выгоду от срыва заговора против Павла.
— Да, — изумлённо пробасил полковник Хакет, потрясая листами отчёта. — Точно изложено. Я помню, Эдик плёл чего-то про создание императором Константином ракетных войск в конце девятнадцатого века. Просто из моей головы это вылетело, когда тот французский обалдуй треснул по ней своим топором.
— Зато Англия, судя по рассказам вашего друга Эдика, потеряла первенство в мире! Пусть оно перешло не к русским, а к Франции и Австрии, но всё же. Так что, мог Степан быть русским «ходоком»?
— Мог, — согласился доктор Глостер.
— Не мог, — возразил о. Мелехций.
— Почему нет?
— Мы же с вами профессионалы. Если бы мы затеяли спасти от казни, к примеру, нашего короля Карла Первого, мы бы его спасли. Или если бы захотели казнить Оливера Кромвеля, то казнили бы. А здесь? Чёрт знает что.
— Степан может быть только исполнителем, — скрипучим голосом произнёс профессор Биркетт, будто объясняя детям очевидные вещи. — Он пешка. Я понял это сразу. Он не может быть одновременно агентом, спасающим Павла, и жертвой агента, убивающего Павла.
— Премьер-министр так и предположил, что это эпизод темпоральной войны! — сообщил Джон Макинтош. — Агенты разных стран схлестнулись на одном поле!
— Кто? — спросил Историк Первый. — Кто, кроме Англии, настолько заинтересован в успехе заговора против Павла, чтобы посылать тайдера для предотвращения его срыва?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Разумеется, в случае неудачного эксперимента, когда фантом погибает сразу по появлении в прошлом, протокол другой, попроще. Но и в случае полной удачи, если вернувшийся желает сообщить о чём-то чрезвычайном, он может это сделать без лишних сложностей.
… Полковник Хакет и о. Мелехций после своего путешествия по средневековой Европе в компании с Кощеем и Эдиком «проснулись» в оксфордской лаборатории с разницей в десять минут. Причина была в том, что полковник оплошал, потеряв голову в бою, а о. Мелехций ещё лет двадцать работал архивариусом в парламенте, попутно организуя карьерный рост Эдика, пока того не казнили за ересь. И вот, сидя на кушетках и радуясь молодости вновь обретённых тел, они вдруг обнаружили нечто чрезвычайное.
В дверь операторского зала вслед за директором, доктором Глостером, вошёл длинный, прямой и сухой, с лицом таким же важным и непроницаемым, как перед своею смертью, но вполне живой профессор Биркетт.
— Ничего себе, явление! — воскликнул полковник, вытаращивая глаза, а затем с гордостью за родную лабораторию посмотрел на о. Мелехция: — Они тут времени даром не теряли.
— Нет, друг мой, — усомнился о. Мелехций, рассматривая ожившего профессора. — Что-то здесь не так.
— Я вам скажу что, — проскрипел профессор. — Вы за время отсутствия забыли правила хорошего тона.
— Ах, простите, — сказал, вставая, о. Мелехций. — Здравствуйте, профессор Биркетт, мы восхищены вашим бодрым видом.
— Сильно восхищены, — подтвердил Хакет и, захохотав добавил: — Будьте сходны с деревом.
— Разрешите поздороваться и с вами тоже. — О. Мелехций протянул руку доктору Глостеру.
Пожимая её, тот заметил:
— Я с вами виделся час назад.
— Простите, тридцать лет назад.
И они тоже, вслед за Хакетом, весело рассмеялись.
— А что за шутка с деревом? — спросил директор. — Как бы профессор Биркетт не обиделся.
— Один русский «ходок» объяснял, что это значит «быть здоровым». Я так понял, корень «дрв», древо, tree.
Чуть позже о. Мелехций говорил Глостеру:
— Доктор, мы всем коллективом, в том числе и вы, присутствовали на погребении профессора Биркетта. Но теперь он жив, что, согласитесь, вызывает вопросы. Это внутреннее дело, и мы можем в наших отчётах для МИ-7 о нём не упоминать, но разобраться надо.
— Вы пока отдыхайте, — отвечал ему озабоченный директор, — а мы начнём думать.
Через неделю состоялось обсуждение отчёта, в котором, кроме технических подробностей, содержался пересказ той истории России и мира, о которой Хакету и о. Мелехцию поведал простодушный Эдик. В зале присутствовали доктор Глостер и профессор Биркетт; помощник премьера Джон Макинтош, напуганный сообщёнными ему фактами из неведомой истории России; один физик — а именно зам Глостера по технике Сэмюэль Бронсон, и два настолько засекреченных историка, что имён их никто не знал, а обращались к ним «'stori'n'ne» и «'stori'n sec», что означало «Историк Первый» и «Историк Второй».
Судя по виду полковника Хакета, он отоспался всласть. А вот о. Мелехций, по его собственным словам, потратил неделю «на изучение вопроса» и был прочитанным весьма смущён.
— Как хотите, — сказал он, — я до этого погружения изучал совсем другую историю заговора против императора Павла. Не помню я про подвиг солдата Степана.
— Это общеизвестно! — с улыбкой возразил ему Историк Первый. — Капрал, а не солдат Степан пытался сорвать заговор, но погиб в перестрелке.
— Что ещё за солдат Степан? Впервые слышу, — поразился полковник Хакет. — Я, позвольте доложить, на тему «Тактика устранения императора Павла» диссертацию в Генштабе защитил. И сказок моего верного друга Эдика, будто бы Павел остался жив, не мог спокойно слушать даже там! А у вас ещё лучше: Степан какой-то. Генерал граф Карл Ливен в заговоре участвовал, генерал граф Беннигсен там был, министр князь Адам Чарторыжский, губернатор граф фон дер Пален и этот ещё, Лешерн фон Герцфельдт — были. А Степана не было.
— В этом и проблема, господа, — примиряюще сказал доктор Глостер, обращаясь сразу ко всем присутствующим. — Наши коллеги встретили в четырнадцатом веке паренька из Двадцатого века, который знает совсем другую историю! Мистер Бронсон предложил пронумеровать реальности. Ту, в которой жили полковник Хакет и отец Мелехций до этого тайдинга, можно обозначить как реальность-один — в ней русский император погиб в результате заговора без всяких попыток его спасения. Эдик пришёл из реальности-два, где заговор был сорван. А мы теперь — в реальности-три: заговор удался, но с попыткой срыва.
— Я специально приехал, — сказал, откашлявшись, Джон Макинтош, — чтобы понять это. У меня не умещается в голове: как могут одновременно существовать аж три реальности? Ведь она всегда только одна?
— Всегда, — подтвердил Глостер, потом подумал и добавил: — Но не все время.
— Может, пора расширить круг допущенных к этой тайне, — сказал Макинтош, — привлечь могучие умы…
— Что вы, сэр! — Историк Второй сделал страшные глаза. — Этого делать никак нельзя! Вообразите, какой начнётся хаос!,.
Полковник Хакет схватил со стола отчёт о. Мелехция и углубился в чтение. Отец Мелехций посмотрел на него с тонкой улыбкой и тихо произнёс:
— Мне представляется, ключевая фигура здесь — этот самый Степан. Смотрите: в первой реальности его нет, во второй он срывает заговор, и в третьей он убит при попытке срыва заговора.
— Да, в первой реальности он отсутствует, — согласился Историк Второй. — Павел есть везде, и граф Пален, и генерал Беннигсен, и прочие. А Степан известен только двум случаям. Это неспроста.
— Можем ли мы предположить, что Степан — русский «ходок», посланный специально для изменения истории в пользу России? — спросил Джон Макинтош. — Ведь очевидно, что Россия получила огромную выгоду от срыва заговора против Павла.
— Да, — изумлённо пробасил полковник Хакет, потрясая листами отчёта. — Точно изложено. Я помню, Эдик плёл чего-то про создание императором Константином ракетных войск в конце девятнадцатого века. Просто из моей головы это вылетело, когда тот французский обалдуй треснул по ней своим топором.
— Зато Англия, судя по рассказам вашего друга Эдика, потеряла первенство в мире! Пусть оно перешло не к русским, а к Франции и Австрии, но всё же. Так что, мог Степан быть русским «ходоком»?
— Мог, — согласился доктор Глостер.
— Не мог, — возразил о. Мелехций.
— Почему нет?
— Мы же с вами профессионалы. Если бы мы затеяли спасти от казни, к примеру, нашего короля Карла Первого, мы бы его спасли. Или если бы захотели казнить Оливера Кромвеля, то казнили бы. А здесь? Чёрт знает что.
— Степан может быть только исполнителем, — скрипучим голосом произнёс профессор Биркетт, будто объясняя детям очевидные вещи. — Он пешка. Я понял это сразу. Он не может быть одновременно агентом, спасающим Павла, и жертвой агента, убивающего Павла.
— Премьер-министр так и предположил, что это эпизод темпоральной войны! — сообщил Джон Макинтош. — Агенты разных стран схлестнулись на одном поле!
— Кто? — спросил Историк Первый. — Кто, кроме Англии, настолько заинтересован в успехе заговора против Павла, чтобы посылать тайдера для предотвращения его срыва?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112