В это утро, сидя за рулем своего автомобиля, специальный помощник президента высказал, пожалуй, наиболее точный прогноз грядущих дней.
Выходя из Белого дома, Артур Шлезингер предложил Макнамаре довезти его до дому. Когда он остановил машину в небольшом жилом квартале, прилегающем к фешенебельной площади Дюпон-сёркл, серая предрассветная мгла все еще окутывала улицы. Как следует из дневника Шлезингера, славящегося своим быстрым пером, Макнамара сказал ему:
— Страна понесла такую потерю, восполнить которую возможна будет лишь лет через десять, и в настоящее время на горизонте не видно ни одной фигуры, способной выдержать сравнение с президентом Кеннеди в качестве национального лидера.
Макнамара полагал, что Голдуотер уже вышел из политической игры и Никсон — наиболее вероятный кандидат от республиканской партии. Борьба между кандидатами от демократической партии, по его мнению, была бы для нее самоубийственной.
Макнамара добавил, что он лично недостаточно знает Джонсона и не знаком со стилем его работы, но высказал предположение, что новый президент сосредоточится главным образом на подготовке к выборам в 1964 году.
Их озабоченность по поводу нового президента росла, и образ его, подобно наступившему рассвету, казался им расплывчатым и серым. Министр обороны рассказал о своем полете с Джонсоном на вертолете с аэродрома Эндрюс к Белому дому. Хотя президент и убеждал его остаться на прежнем посту, Макнамара заметил, что он не уверен, удастся ли им сработаться.
Когда Макнамара вышел из машины, наступило утро, кругом еще виднелся туман, но уже рассвело. Шлезингер решительно заявил, что он немедленно подаст в отставку. По его глубокому убеждению, «уйти должны были они, то есть все те, кто работал с Кеннеди, оставив Джонсона со своим окружением». Шлезингер заметил, что «правительственный кабинет отличается от аппарата Белого дома. Последний формируется сугубо на личной основе. Но и здесь есть одно исключение: Мак Банди, создавший должность специально для себя».
Шлезингер был убежден, что аппарат Кеннеди, вся его, так сказать, «служебная семья» никогда не сумеет стать близкой Джонсону. В отличие от этого кабинет(правительство) Кеннеди вполне мог стать кабинетом Джонсона. Но это был уже особый вопрос.
Для бывшего профессора Гарвардского университета Артур Шлезингер был слишком хитер. Макнамара невинно строил вслух различные предположения относительно предстоящих выборов, а его добровольный шофер, обычно столь говорливый, на этот раз слушал его со сдержанностью, достойной Кеннета О’Доннела:
Макнамара был республиканцем, а Шлезингер рьяным приверженцем демократической партии, и хотя он в тот момент воздержался от каких-либо высказываний, его взгляды на избирательную кампанию были куда пристрастнее, чем у Макнамары. Шлезингер задавал себе вопрос: должен ли Линдон Джонсон быть кандидатом от его партии на предстоящих выборах? Он уже готовился к съезду демократической партии в Атлантик-Сити. Покинув площадь Дюпон Сёркл, он поехал к председателю Национального комитета партии Джону Бейли и спросил его, можно ли отказать новому президенту в выдвижении его кандидатуры от демократической партии. Как рассказывает Бейли, он ответил, что «с формальной точки зрения это вполне возможно, но в результате этого демократическая партия потерпит поражение на выборах». Шлезингер высказал мнение, что партия при любых обстоятельствах потерпит поражение и что победят либо Рокфеллер, либо Никсон, заручившись большинством голосов в «крупных промышленных штатах». Затем он задумался и добавил:
— И все же я думаю, что Джонсон достаточно проницателен, чтобы также понять обстановку, а это может заставить его проводить наступательную либеральную политику.
Таково было суждение, высказанное в первый день тридцать шестого президента на его посту, еще до того, как он сумел сделать шаг в каком-либо направлении. Его автором был деятель демократической партии, всерьез обдумывавший вопрос о том, не следует ли, невзирая на его заслуги, провалить кандидатуру Джонсона, даже если бы это означало поражение всей партии на выборах.
И все же вряд ли кто-нибудь мог более точно предугадать будущее направление внутриполитической программы Джонсона.
Наступивший день озарил все ярким светом. В утренней дымке опавшие листья дуба образовали причудливый узор на зеленой лужайке, где со времен Эйзенхауэра сохранились лунки для гольфа.
Под самыми окнами спальни бывшей первой леди взъерошенный бельчонок с урчанием разглядывал свои лапки. Жаклин Кеннеди не видела его. Она лежала без сознания. Пожалуй, только так можно было назвать ее состояние. Это ne был сон. Вероятно, во всем Белом доме не нашлось бы человека, менее способного сомкнуть веки, чем сама хозяйка этого дома.
Врач Джон Уолш должен был прибегнуть к самым крайним мерам, ибо дальше так но могло продолжаться. У нее не хватило бы сил. Поэтому врачу оставался только один выход: одурманить ее впрыскиванием сильнодействующего наркотика.
Покинув Восточный зал, Жаклин с трудом поднялась в вестибюль на втором этаже и буквально рухнула на руки плачущей горничной. Они обнялись. Жаклин вошла в свои личные покои и только здесь наконец сняла залитую кровью одежду. Брызги крови уже засохли и потемнели. Но даже сейчас горничная пришла в ужас от обилия кровяных пятен. Хотя она слушала радио и смотрела телевизионные программы, это зрелище ее потрясло.
Еще в морском госпитале Бетесде Уолш сделал укол своей главной пациентке. Однако лекарство не оказало на Жаклин действия. Доктор снова с мрачной решимостью наполнил шприц. На сей раз он собирался применить самое мощное средство из имевшегося у него арсенала медикаментов.
Впервые после пробуждения в номере на восьмом этаже отеля «Техас» города Форт-Уорт, когда через окно до нее донесся голос супруга, стоявшего внизу; на автомобильной стоянке, Жаклин Кеннеди потеряла сознание.
Глава восьмая
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ НОВОГО ПРЕЗИДЕНТА
Было восемь часов утра. В западном крыле Белого дома в кабинете Пьера Сэлинджера зазвонил телефон. Оператор сказал:
— С вами хочет говорить президент.
Сэлинджер был поражен: «Я очень мало спал и еще не мог представить себе никого другого в роли президента».
Джонсон стал говорить тихо и осторожно. Он понимает, объяснял новый президент, личные чувства, связывавшие Пьера с Джоном Кеннеди, но он хотел бы, чтобы Пьер остался на своем посту помощника президента по связи с прессой. Затем он подчеркнул:
— Вы мне нужны больше, чем были нужны ему. Первая задача, вставшая перед Джонсоном, после того как он возвратился из своего особняка «Элмз», состояла в том, чтобы найти себе рабочее место. Как президент, он имел право занять Овальный кабинет. можно, конечно, утверждать, что это было его прямым долгом и что всякий иной образ действий подорвал бы в критический момент уверенность в правительстве. И некоторые деятели ставили вопрос именно так. Но народ был охвачен горем, и присутствие в Белом доме нового президента могло быть неверно истолковано и даже воспринято отрицательно. Сделать выбор было нелегко, и тут Джонсон проявил необычную для него нерешительность. Первым его желанием было пойти в западное крыло Белого дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158