Линдон Джонсон удержал при себе на время избирательной кампании наиболее известных соратников Кеннеди: Шривера, Банди и руководителей «мафии». Помощь Шривера и ирландцев была совершенно неоценимой, так как она позволяла сохранять видимость единства. Конечно, шурин Кеннеди правил в своем королевстве: он не был сотрудником Белого дома. В отличие от него Кен О’Доннел и Лэрри О’Браен были помощниками президента, хотя поведение Кена во время полета из Техаса в Вашингтон едва ли оставляло у кого-нибудь сомнение в том, что он задержится в Белом доме всего лишь несколько дней. Его решение продолжать свою работу при Джонсоне изумило почти всех, в том числе и самого президента, хотя тот и не показывал вида.
19 июня Тед Кеннеди был тяжело ранен во время авиационной катастрофы.
Всю избирательную кампанию от его имени провела его жена Джоан. Ей надо было только хорошо выглядеть, и этого было вполне достаточно. В том году даже сам святой Патрик не мог бы победить члена семьи Кеннеди на выборах в штате Массачусетс. Республиканцы сопротивлялись только для видимости, и Тед был переизбран потрясающим большинством. Сэлинджер провалился, но зато два брата покойного президента образовали в Капитолии ядро своеобразного «правительства в эмиграции».
Джонсон, выступавший на президентских выборах в ноябре 1964 года против самого неудачного кандидата от республиканской партии, какого только можно было себе представить, — Барри Голдуотера, — одержал наиболее внушительную победу, выиграв самое большое число голосов рядовых избирателей (61,3 процента) за всю историю Соединенных Штатов.
В ночь на третье ноября 1964 года мечтам ультра о власти был нанесен сокрушительный удар. Джонсон истолковал результаты выборов как выражение доверия к нему лично. Его президентство вступило в совершенно новую фазу, или, говоря словами одного из его помощников, начался «совершенно новый матч». Первым таймом в этом матче была торжественная церемония вступления Джонсона в должность президента. Председателем комиссии по проведению этой церемонии был вашингтонский представитель Торговой палаты города Далласа. Торжества 20 января 1964 года были заранее разрекламированы как представление «в лучшем техасском стиле». Оркестры из Техаса маршировали впереди праздничных колонн по Пенсильвания-авеню. Девизом парада были слова: «Приходите и полюбуйтесь на нас!» Этому призыву последовало такое множество людей, что на торжественном балу из-за толкучки не оставалось места для танцев. Исключение было сделано для сияющего президента, выглядевшего так, словно он собирался плясать всю ночь напролет, что, впрочем, он, в сущности, и сделал.
Перемена настроения в Вашингтоне была просто поразительной. Армия ученых мужей из «Айви лиг», оккупировавшая столицу четыре года назад, быстро распадалась. Один за другим ее фельдмаршалы и солдаты дезертировали или переходили на службу под другие знамена. Когда-то они были постоянными посетителями в вестибюле западного крыла президентской резиденции. Теперь они принадлежали только истории. Лэрри О’Брайен получил назначение на должность министра почт и связи. Кен О’Доннел попытал счастья на выборах в Массачусетсе и потерпел поражение Макджорж Банди стал президентом Фонда Форда. Из всех специальных помощник ков Кеннеди он ушел последним. В кабинете министров продолжал оставаться лишь один человек, близкий покойному, — это Роберт Макнамара. По мере того как тень Вьетнама становилась все больше и приобретала все более кровавый оттенок, вес министра обороны возрастал, пока он не достиг положения человека № 2 в Вашингтоне или, говоря на техасском жаргоне, лицом «нумеро дое». Как «нумеро уно», так и «нумеро дос» были полны энергии. Однако они правили городом, где у жителей появилась привычка оглядываться через плечо, как бы вглядываясь в тени прошлого. В течение двух веков американская столица цинически воспринимала перемены в правительстве. Но на этот раз все обстояло по-иному.
Выстрел, раздавшийся из окна на шестом этаже склада школьных учебников Роя Трули, повернул назад стрелку часов. Новые люди пришли в Вашингтон в самый разгар «нового курса». Теперь во время прощального обеда на вилле Хиккори Хилл в честь отъезда двух рыцарей «новых рубежей» один из гостей задумчиво сказал:
— А знаете ли, мы, пожалуй, еще слишком молоды для того, чтобы участвовать во встречах старых соратников.
Жаклин Кеннеди не присутствовала на встречах старых соратников в Вашингтоне. Вскоре после убийства мужа она временно поселилась в Нью-Йорке в отеле «Карлайл», а затем на Пятой авеню, близ дома своей сестры и родственников мужа она приобрела за 200 тысяч долларов апартаменты. Ее жизнь вращалась вокруг одних и тех же мест: Манхэттена, Хайяннис-Порта, Палм-Бича и летней резиденции ее матери в Нью-Порте. Жаклин окружал изысканный мир искусства, тяготеющий, на взгляд большинства ее соотечественников, больше к европейской, нежели к американской Культуре. Возможно, ее переезд был неизбежен. Она выросла на Восточном побережье и была связана с ним духовно. Если бы на ее пути не встретился молодой сенатор из Массачусетса с глазами, устремленными к далеким звездам, она, вероятно, так и дожила бы до преклонных лет в этом кастовом окружении. Она хорошо знала этот веселый, остроумный. мир, мир знаменитостей и патриархата демократической партии. В этом кругу ее воспринимали как обыкновенного человека, а не как музейный экспонат.
Однако не об этом она думала, когда она похоронила своего мужа в Арлингтоне.
Первые годы после замужества она провела в Джорджтауне, и там же она хотела вырастить Кэролайн и Джона. Она не питала никаких иллюзий и понимала, что детство без отца никогда не может быть таким, каким оно было бы при его жизни. Братья и друзья мужа могли оказать на жизнь детей свое мужское влияние и вселить в них оптимизм, а столица Америки с ее историческим прошлым была самым подходящим местом для воспитания дочери и сына президента.
Но Вашингтон не стал для них таким местом и в конце концов вынудил их мать искать успокоения в другом месте. И в этом была повинна легенда о Кеннеди. Во время церемонии похорон никто из людей, близких покойному президенту, не задумывался о том, какое воздействие все это окажет на население страны. Они были слишком заняты и измучены, чтобы размышлять над этим. Сам факт, что миллион людей дежурил на улицах Вашингтона, чтобы отдать последний долг президенту, был для них достаточно ошеломляющим открытием. Однако прошло несколько недель, пока до их сознания дошло, что на каждого прибывшего в Вашингтон приходились сотни других, неотступно следивших в тот понедельник 25 ноября за телевизионными передачами во всех пятидесяти штатах. Потребовалось несколько месяцев для того, чтобы они до конца осознали все значение этого феноменального явления. Паломничество на Арлингтонском кладбище было, конечно, понятным — к туристам было совершенно другое отношение. Случилось так, что в этот год был исключительно большой наплыв туристов в Вашингтон. В Нью-Йорке открылась всемирная выставка. Целые семьи из различных штатов по пути заезжали в столицу, где в списке обязательных для осмотра достопримечательностей значился особняк на N-стрит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158