Эвелин Линкольн занималась упаковкой вещей и материалов. Макджордж Банди распорядился отвести ей прежний кабинет генерала Тэйлора в канцелярии президента. Она знала, что Роберт Кеннеди хотел, чтобы из западного крыла забрали все вещи, принадлежавшие его брату, но она не считала это срочным делом и даже попросила фотографа Белого дома капитана Сесила Стафтона сделать несколько снимков заново отделанных комнат, пока там еще оставались вещи бывшего президента. Внезапно появившийся Линдон Джонсон попросил ее пройти в Овальный кабинет.
— Да, сэр, — сказала Эвелин и послушно двинулась за ним.
Президент Джонсон сел на один из двух стоявших друг против друга диванов. Эвелин сделала шаг к креслу-качалке, потом резко остановилась и опустилась на противоположный диван. Как она вспоминала впоследствии, Джонсон сказал:
— Вы мне нужны больше, чем я вам. Но из-за тех, кто находится по ту сторону океана (это было, видимо, ссылкой на необходимость укреплять доверие к Америке за границей. — У. М. ), мне тоже нужно приступить к делам. На девять тридцать у меня назначен прием. Не сможете ли вы освободить к этому времени свой кабинет для моих девушек?
Он дал ей менее часа. Эвелин ответила слабым голосом:
— Да, господин президент. Затем Джонсон сказал:
— Как вы думаете, можно поместить Билла Мойерса в кабинете Кена О’Доннела?
Она не знала, что ответить, ибо но имела никакого влияния на начальника канцелярии Кеннеди. После неловкой паузы она запинаясь скапала:
— Я не знаю, господин президент.
Смущено удалившись, Эвелин столкнулась в своем кабинете с Робертом Кеннеди. Она зарыдала:
— Вы знаете, он просил меня убрать все к девяти тридцати!
Младший Кеннеди был потрясен. Он только что пришел с Южной поляны посмотреть, как идут дела с переселением, но не ожидал ничего подобного.
— Не может быть! — воскликнул он.
В холле он встретился с новым президентом. Это была их первая встреча после убийства Джона Кеннеди, и к тому же в новых условиях, ибо Джонсон уже не был подчинен одному из Кеннеди. Теперь дело обстояло наоборот. Роберт Кеннеди был возбужден рассказами о том, как новый президент вел себя в самолете на пути из Далласа в Вашингтон. Со своей стороны, Джонсон находился в невыносимом положении: как бы он ни поступал утром в эту субботу, 23 ноября, он не мог угодить всем. В первую очередь Джонсон должен был выполнять свой долг в отношении страны, и следует помнить, что он выполнил его с честью. Своему помощнику по сенату Джорджу Риди он сказал:
— Не должно быть никакой задержки. Правительство обязано продолжать работу.
Это было мудрое решение. На стыке обоих правительств должен был оставаться некрасивый шрам, и только.
Выходя из кабинета О’Доннела, президент увидел министра юстиции. — Я хотел с вами поговорить, — сказал он.
— Хорошо, — ответил Роберт Кеннеди.
Но Джонсон не хотел разговаривать в кабинете президента, и они вошли в маленькую переднюю, расположенную против умывальной комнаты президента. Джонсон сказал Роберту Кеннеди, что тот необходим ему больше, чем был необходим своему брату. К этому времени уже около полудюжины членов правительства процитировали Кеннеди эту фразу. К тому же он вообще не хотел обсуждать сейчас вопрос о своем дальнейшем пребывании в кабинете. Роберт сказал Джонсону, что сейчас перед ними стоит куда более прозаический вопрос — вопрос о мебели. Чтобы уложить в ящики вещи его брата, объяснил он, потребуется время.
— Вы можете подождать? — спросил он.
— Ну конечно, — ответил новый президент и тут же стал пояснять, что он имел в виду. В сущности, сам он не хочет сразу же занимать Белый дом, но на этом настаивают его советники.
На министра юстиции это не произвело впечатления, и, видимо, его неотзывчивость побудила Джонсона принять быстрое решение — вернуться в свой кабинет в здании канцелярии президента.
Джонсон не преувеличивал, говоря о давлении, которое оказывали на него, чтобы заставить перебраться в Белый дом. После своей встречи с Робертом Кеннеди он стал ожесточенно сопротивляться этому давлению. Он спустился в оперативный отдел, где просмотрел сообщения, поступившие от директора ЦРУ Маккоуна и своего специального помощника Банди. Затем, согнувшись под зонтом, который держал над ним агент, он быстро пересек Уэст Икзекьютив-авеню, чтобы встретиться с Раском, Макнамарой и лидерами конгресса. Сотрудникам своего секретариата он кратко бросил:
— Мари будет отвечать на телефонные звонки, а Хуанита займется людьми.
Когда кто-то поднял вопрос, что президенту следовало бы выступить вечером по телевидению с обращением к народу, Джонсон отрицательно покачал головой. Адъютант нового президента полковник Уильям Джексон настойчиво доказывал Джонсону, что ему следует вернуться в Белый дом. На Джонсона это не произвело впечатления. — Пребывание президента в Белом доме придаст людям уверенность, — объяснил полковник.
— Людям придаст уверенность, если мы будем как следует выполнять свою работу, — отпарировал президент. — И хватит об этом! Мы должны в первую очередь подумать о госпоже Кеннеди и ее семье.
В это время на другой стороне улицы Роберт Кеннеди сказал Эвелин Линкольн, что ей не следует торопиться. Тем не менее она спешила. Два кресла-качалки Джона Кеннеди были быстро связаны и увезены через Уэст Икзекьютив-авеню на маленькой тележке. Освободить помещение к 9. 30 было невозможно, но Эвелин стремилась упаковать все в картонные ящики к одиннадцати часам. И хотя Эвелин выходила на короткое время, чтобы присутствовать при богослужении в президентской резиденции, она все-таки: успела сделать все необходимое. Для нее одной работы хватило бы на целый день, но как только она взялась за первую коробку, ее окружила целая команда помощников: ее муж, Мэри Галлахер, Джо Джордано, Бутс Мюллер и Магзи О’Лири. На минуту к ней заглянул Кен О’Доннел. Сказав, что он одобряет быстрый вывоз вещей Кеннеди, О’Доннел бросил на стол свою техасскую папку.
— Я пошел домой, — сказал Кен, как всегда кратко. Эвелин решила, что он подал в отставку. Папка О’Доннела была упакована вместе с принадлежавшими президенту, моделями судов, картинами, ящиком для сигар, стоявшим перед креслом президента в зале заседаний членов кабинета, резным письменным столом из его Овального кабинета и сувенирами, которые на этом столе находились. По мере того как выносились вещи бывшего главы правительства, прибывали вещи нового. На стене позади стола Эвелин Линкольн быстро появился огромный портрет Линдона Джонсона в золотой раме, перенесенный из его бывшего кабинета вице-президента. Пока Эвелин и ее команда паковали вещи в восточном крыле Белого дома, Артур Шлезингер закончил писать заявление об отставке. В западном крыле Тед Соренсен сообщал своим сотрудникам, что собирается уйти со своего поста и ожидает, что они поступят также. Большинство агентов, ездивших в Техас, трудились над своими отчетами. Шофер Билл Грир передавал для специального исследования одежду, которая была на президенте Кеннеди в Далласе. Мак Банди дежурил в приемной вице-президента, Дуайт Эйзенхауэр находился в пути, чтобы встретиться с Джонсоном, который говорил в это время по телефону с сенатором Хьюбертом Хэмфри, выражая ему благодарность за его выступление по телевидению, а затем с сенатором Ярборо, подтверждая получение его телеграммы о поддержке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158