Разве не
являемся мы в итоге суетной увертюрой покоя, супружеским ложем
праха, космосом и вечностью лишь для микробов, в жилах наших
затерянных, которые изо всех сил мир наш заполонить стараются?
Являемся ли мы неизвестностью, как и то, из чего возникли мы,
неизвестностью, из-за которой удавляемся, неизвестностью, с
которой общаемся...
- Вы слышите? - прошептал кто-то за моей спиной.
Краем глаза я уловил поблескивающее бледное лицо брата-
офицера.
- О том, как удавляемся, об удушении... и это называется
провокационная проповедь! Ничего проделать грамотно не умеет. И
это называется провокатор!
- Не ищите ключ к тайне, ибо то, что отыщете, шифром
сокрытым окажется! Не пытайтесь постичь непостижимое! Смиритесь!
Голос с амвона отдавался в каменных закоулках храма.
- Это аббат Орфини. Он уже заканчивает. Я его сейчас
вызову. Вы непременно должны этим воспользоваться. Будет лучше
всего, если вы доложите о нем,- шипел бледный брат, почти
обжигая мне затылок и шею своим зловонным дыханием. Ближайшие из
прихожан стали оборачиваться.
- Нет, не надо,- вырвалось у меня.
Но он уже спешил по боковому проходу к алтарю.
Священник исчез. Внезапная поспешность, проявленная
монахом, обратила на меня внимание присутствующих. Я хотел было
незаметно уйти, но у входа образовалась толчея. Пока я
раздумывал, монах уже появился снова, ведя с собой священника,
разоблаченного до мундира. Он схватил его за рукав, подтолкнул
ко мне, скорчил за его спиной многозначительную гримасу и исчез
в тени колонны.
Последние из прихожан покинули часовню. Мы остались
вдвоем.
- Желаете исповедоваться? - певучим голосом обратился ко
мне этот человек.
У него были седые виски, волосы на голове высоко
подбриты, напряженное неподвижное лицо аскета, во рту - золотой
зуб, блеск которого напомнил мне о старичке.
- Нет, ничего подобного,- быстро произнес я. Затем,
вдохновленный неожиданной мыслью, добавил: - Мне нужна лишь
некоторая информация.
Священник мотнул головой.
- Прошу вас.
Он уверенно направился к алтарю. За алтарем находилась
низкая дверь, освещаемая лишь розоватым светом рубиновой
лампочки, подсвечивавшей какой-то образок. Коридор, в котором мы
оказались, был почти темным. Повернутые лицом к стене, накрытые
или завешенные кусками материи, по обеим сторонам стояли статуи
святых. В комнате, в которую мы вошли, яркий свет ударил мне в
глаза. Стену напротив занимал огромный несгораемый шкаф.
Священник указал мне на кресло, а сам перешел на другую сторону
заваленного бумагами и старыми книгами стола. Несмотря на
мундир, он по-прежнему выглядел как священник, с белыми
чувственными руками и сухожилиями пианиста, его виски были
покрыты сеткой голубых жилок, кожа, казалось, прилегала на
голове прямо к сухим костям черепа - все в нем дышало
невозмутимостью и спокойствием.
- Я слушаю вас.
- Вы знаете шефа Отдела Инструкций? - спросил я.
Он слегка приподнял брови.
- Майора Эрмса? Знаю.
- И номер его комнаты?
Священник смешался. Он попытался теребить пуговицы
мундира так, словно это была сутана.
- Вероятно, произошла...- начал он, но я его прервал:
- Итак, какой это номер, по вашему мнению, господин
аббат?
- Девять тысяч сто двадцать девять,- ответил аббат.- Но я
не понимаю, почему я...
- Девять тысяч сто двадцать девять,- медленно повторил я.
Мне казалось, что я уже не забуду этот номер.
Священник смотрел на меня со все большим удивлением.
- Вы... Прошу прощения... Брат Уговорник дал мне
понять...
- Брат Уговорник? Тот монах, который привел вас? Что вы о
нем думаете?
- Я в самом деле не понимаю...- проговорил священник.
Он все еще стоял за письменным столом.
- Брат Уговорник является руководителем кружка
монашеского рукоделия.
- Это полезное дело,- заметил я.- И что же, позвольте
узнать, эта ячейка изготовляет?
- В основном литургические облачения и принадлежности для
церковной службы, всякую религиозную утварь...
- И больше ничего?
- Ну, иногда... по особому заказу... Например, для Отдела
Слежки и Доносительства недавно была изготовлена, как я слышал,
партия кипятильников для чая с подслушивателями. А
Геронтофильная Секция заботится об одежде и разных мелочах для
болезненных старцев, скажем, о грелках с пульсографами.
- С пульсографами?
- Да, для регистрации затаенных влечений... Магнитофонные
подушечки, в расчете на разговаривающих во сне... И так далее.
Но как же так, разве брат Уговорник не говорил вам обо мне?
- Он говорил мне о различных...- я замолчал.
- Сотрудниках нашего Отдела?
- Мы говорили...
- Прошу прощения...
Священник вскочил с кресла, подбежал к сейфу и тремя
уверенными движениями набрал номер на цифровых дисках.
Стальная дверь, щелкнув, приоткрылась.
Стали видны груды разноцветных, с печатями, папок.
Священник стал лихорадочно рыться в них, вытащил одну, и я снова
увидел его бледное лицо с блестевшими на лбу и под носом
капельками пота, мелкими, как булавочные острия.
- Прошу вас, располагайтесь, я сию минуту вернусь.
- Нет! - крикнул я, вскакивая с места.- Передайте эту
папку мне! - Мною руководило какое-то вдохновение.
Он обеими руками прижал папку к груди. Я подошел к нему,
впился взглядом в его глаза и взялся за картонный край папки, он
не хотел ее отпускать.
- Девятнадцать,- медленно проговорил я.
Капли пота, как слезы, катились по его щекам. Папка сама
перешла в мои руки. Я открыл ее. Она была пуста.
- Служба... Я действовал... Приказ свыше,- лепетал
священник.
- Шестнадцать,- сказал я.
- Пощадите! Нет!
- Сядьте, пожалуйста. Вы не выйдете из этой комнаты, пока
не получите разрешения по телефону, святой отец. Понимаете?
- Так точно!
- И сами вы не будете никому звонить?
- Нет! Клянусь!
- Хорошо.
Я вышел, закрыл за собой дверь, прошел по коридору,
миновал пустую потемневшую часовню, спустился по винтовой
лестнице. Снаружи часового уже не было. Я вызвал лифт - и вдруг
обнаружил, что держу в руках отобранную у священника желтую
папку.
Комната девять тысяч сто двадцать девять находилась на
девятом этаже. Я вошел туда без стука.
Одна из секретарш вязала на спицах, другая ела бутерброд
с ветчиной и помешивала чай. Я поискал глазами следующую дверь,
в кабинет шефа, но здесь не было видно никаких других дверей.
Это меня шокировало.
- К майору Эрмсу, со специальной миссией,- объявил я.
Секретарши словно бы и не слышали. Та, которая вязала,
сосредоточенно считала петли.
"Может, нужен какой-то пароль?" - мелькнуло у меня в
голове. Я еще раз окинул взглядом небольшую комнату. Вдоль стен
стояли секции узких полок, разделенных вертикально на большое
число узких ячеек. Над одной из них, довольно высоко, висел
раскрашенный в цветочки микрофон. Обратиться еще раз значило
смириться с поражением. Я положил свою желтую папку на стол той
девушки, которая ела.
Она посмотрела на нее, продолжая жевать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
являемся мы в итоге суетной увертюрой покоя, супружеским ложем
праха, космосом и вечностью лишь для микробов, в жилах наших
затерянных, которые изо всех сил мир наш заполонить стараются?
Являемся ли мы неизвестностью, как и то, из чего возникли мы,
неизвестностью, из-за которой удавляемся, неизвестностью, с
которой общаемся...
- Вы слышите? - прошептал кто-то за моей спиной.
Краем глаза я уловил поблескивающее бледное лицо брата-
офицера.
- О том, как удавляемся, об удушении... и это называется
провокационная проповедь! Ничего проделать грамотно не умеет. И
это называется провокатор!
- Не ищите ключ к тайне, ибо то, что отыщете, шифром
сокрытым окажется! Не пытайтесь постичь непостижимое! Смиритесь!
Голос с амвона отдавался в каменных закоулках храма.
- Это аббат Орфини. Он уже заканчивает. Я его сейчас
вызову. Вы непременно должны этим воспользоваться. Будет лучше
всего, если вы доложите о нем,- шипел бледный брат, почти
обжигая мне затылок и шею своим зловонным дыханием. Ближайшие из
прихожан стали оборачиваться.
- Нет, не надо,- вырвалось у меня.
Но он уже спешил по боковому проходу к алтарю.
Священник исчез. Внезапная поспешность, проявленная
монахом, обратила на меня внимание присутствующих. Я хотел было
незаметно уйти, но у входа образовалась толчея. Пока я
раздумывал, монах уже появился снова, ведя с собой священника,
разоблаченного до мундира. Он схватил его за рукав, подтолкнул
ко мне, скорчил за его спиной многозначительную гримасу и исчез
в тени колонны.
Последние из прихожан покинули часовню. Мы остались
вдвоем.
- Желаете исповедоваться? - певучим голосом обратился ко
мне этот человек.
У него были седые виски, волосы на голове высоко
подбриты, напряженное неподвижное лицо аскета, во рту - золотой
зуб, блеск которого напомнил мне о старичке.
- Нет, ничего подобного,- быстро произнес я. Затем,
вдохновленный неожиданной мыслью, добавил: - Мне нужна лишь
некоторая информация.
Священник мотнул головой.
- Прошу вас.
Он уверенно направился к алтарю. За алтарем находилась
низкая дверь, освещаемая лишь розоватым светом рубиновой
лампочки, подсвечивавшей какой-то образок. Коридор, в котором мы
оказались, был почти темным. Повернутые лицом к стене, накрытые
или завешенные кусками материи, по обеим сторонам стояли статуи
святых. В комнате, в которую мы вошли, яркий свет ударил мне в
глаза. Стену напротив занимал огромный несгораемый шкаф.
Священник указал мне на кресло, а сам перешел на другую сторону
заваленного бумагами и старыми книгами стола. Несмотря на
мундир, он по-прежнему выглядел как священник, с белыми
чувственными руками и сухожилиями пианиста, его виски были
покрыты сеткой голубых жилок, кожа, казалось, прилегала на
голове прямо к сухим костям черепа - все в нем дышало
невозмутимостью и спокойствием.
- Я слушаю вас.
- Вы знаете шефа Отдела Инструкций? - спросил я.
Он слегка приподнял брови.
- Майора Эрмса? Знаю.
- И номер его комнаты?
Священник смешался. Он попытался теребить пуговицы
мундира так, словно это была сутана.
- Вероятно, произошла...- начал он, но я его прервал:
- Итак, какой это номер, по вашему мнению, господин
аббат?
- Девять тысяч сто двадцать девять,- ответил аббат.- Но я
не понимаю, почему я...
- Девять тысяч сто двадцать девять,- медленно повторил я.
Мне казалось, что я уже не забуду этот номер.
Священник смотрел на меня со все большим удивлением.
- Вы... Прошу прощения... Брат Уговорник дал мне
понять...
- Брат Уговорник? Тот монах, который привел вас? Что вы о
нем думаете?
- Я в самом деле не понимаю...- проговорил священник.
Он все еще стоял за письменным столом.
- Брат Уговорник является руководителем кружка
монашеского рукоделия.
- Это полезное дело,- заметил я.- И что же, позвольте
узнать, эта ячейка изготовляет?
- В основном литургические облачения и принадлежности для
церковной службы, всякую религиозную утварь...
- И больше ничего?
- Ну, иногда... по особому заказу... Например, для Отдела
Слежки и Доносительства недавно была изготовлена, как я слышал,
партия кипятильников для чая с подслушивателями. А
Геронтофильная Секция заботится об одежде и разных мелочах для
болезненных старцев, скажем, о грелках с пульсографами.
- С пульсографами?
- Да, для регистрации затаенных влечений... Магнитофонные
подушечки, в расчете на разговаривающих во сне... И так далее.
Но как же так, разве брат Уговорник не говорил вам обо мне?
- Он говорил мне о различных...- я замолчал.
- Сотрудниках нашего Отдела?
- Мы говорили...
- Прошу прощения...
Священник вскочил с кресла, подбежал к сейфу и тремя
уверенными движениями набрал номер на цифровых дисках.
Стальная дверь, щелкнув, приоткрылась.
Стали видны груды разноцветных, с печатями, папок.
Священник стал лихорадочно рыться в них, вытащил одну, и я снова
увидел его бледное лицо с блестевшими на лбу и под носом
капельками пота, мелкими, как булавочные острия.
- Прошу вас, располагайтесь, я сию минуту вернусь.
- Нет! - крикнул я, вскакивая с места.- Передайте эту
папку мне! - Мною руководило какое-то вдохновение.
Он обеими руками прижал папку к груди. Я подошел к нему,
впился взглядом в его глаза и взялся за картонный край папки, он
не хотел ее отпускать.
- Девятнадцать,- медленно проговорил я.
Капли пота, как слезы, катились по его щекам. Папка сама
перешла в мои руки. Я открыл ее. Она была пуста.
- Служба... Я действовал... Приказ свыше,- лепетал
священник.
- Шестнадцать,- сказал я.
- Пощадите! Нет!
- Сядьте, пожалуйста. Вы не выйдете из этой комнаты, пока
не получите разрешения по телефону, святой отец. Понимаете?
- Так точно!
- И сами вы не будете никому звонить?
- Нет! Клянусь!
- Хорошо.
Я вышел, закрыл за собой дверь, прошел по коридору,
миновал пустую потемневшую часовню, спустился по винтовой
лестнице. Снаружи часового уже не было. Я вызвал лифт - и вдруг
обнаружил, что держу в руках отобранную у священника желтую
папку.
Комната девять тысяч сто двадцать девять находилась на
девятом этаже. Я вошел туда без стука.
Одна из секретарш вязала на спицах, другая ела бутерброд
с ветчиной и помешивала чай. Я поискал глазами следующую дверь,
в кабинет шефа, но здесь не было видно никаких других дверей.
Это меня шокировало.
- К майору Эрмсу, со специальной миссией,- объявил я.
Секретарши словно бы и не слышали. Та, которая вязала,
сосредоточенно считала петли.
"Может, нужен какой-то пароль?" - мелькнуло у меня в
голове. Я еще раз окинул взглядом небольшую комнату. Вдоль стен
стояли секции узких полок, разделенных вертикально на большое
число узких ячеек. Над одной из них, довольно высоко, висел
раскрашенный в цветочки микрофон. Обратиться еще раз значило
смириться с поражением. Я положил свою желтую папку на стол той
девушки, которая ела.
Она посмотрела на нее, продолжая жевать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60