- И ты это понимаешь?
- Понимаю, почему же нет? Измена является неизбежностью,
но Здание существует для того, чтобы она была невозможна, иными
словами, чтобы сделать невозможной неизбежность. Как? Уничтожая
правду. Измена становится бесплодной, когда правда обращается в
одну из масок лжи. И потому нет здесь места никакой вещи,
названной своим именем, нет места ни действительному отчаянию,
ни настоящему преступлению, которое стало бы для кого-то роковым
и раз и навсегда увлекло бы на дно. Слушай! Свяжись со мной! Мы
образуем тайный союз, заговор! Это освободит нас! Это нас
вызволит!
- Ты с ума сошел!
- Нет! Если мы доверимся друг другу, то спасемся. Я
возвращу тебе тебя, а ты мне меня. Только так мы можем стать
свободными.
- Нас же схватят!
- Это ничего, пусть схватят. Более того: если в этом есть
уверенность, мы тем более сделаем это! Веря в поражение с первой
минуты, искупим свою вину! Я буду умирать за тебя, а ты - за
меня, и это будет действительно правдой, ибо сфальсифицировать
это они не смогут, понимаешь? Ты будешь находиться бок о бок с
распятым негодяем, ибо я - негодяй! Да! Ибо мне приказано
склонить тебя к этому заговору. Я провокатор.
- Что? Что ты сказал?
- Ты что, все еще не понимаешь? Я провокатор, поскольку
исполняю обязанности священника. Здесь только священник, как
провокатор, может сказать тебе то, что я говорил! Мне было
приказано, ибо они убеждены, что ты согласишься.
- Опомнись! Неужели ты и в самом деле думаешь, что я могу
согласиться?
- У тебя все равно нет другого выхода. Так считают они, и
так оно и есть на самом деле. У тебя уже нет сил. Сегодня ты
донес на невинного человека, который тебе сочувствовал, ибо
таким был - по крайней мере в твоем представлении - Баранн,
когда ты его выдавал, поэтому если не сегодня, то завтра ты
ответишь согласием, и если не мне, то кому-то другому. Но
согласишься ты именно так, как навязывает Здание - мнимо, как
принимают вынужденную игру. Не делай этого! Согласись на самом
деле, в сердце, в действительности, сейчас, сразу, и тогда
изнутри провокации родится Правда.
- Но ведь ты должен доложить обо мне и выдать меня, как и
любого, кто согласится с тобой!
- Конечно, я тебя выдам! Но они сочтут это видимостью
заговора, твоим согласием на ложь и шутовскую маску, которую я
по приказу свыше надел тебе на лицо - однако ты, делая все
именно так, как мы договариваемся, но не в силу договора, а по
собственному почину, от себя, все видя и понимая все до конца,
заполнишь пустоту, и таким образом заговор, спланированный
Зданием как провокация, станет Делом. Согласен?
Я молчал.
- Отказываешься? - спросил он. Голос у него задрожал, по
щеке стекла слеза. Он гневно смахнул ее.- Не обращай на нее
внимания,- сказал он.- Это так, по привычке.
Я сидел с по-прежнему трясущейся ногой, не видя его, даже
не слыша, словно бы вновь впервые оказался в сети белых
коридоров, словно у меня украли все, что только можно было
украсть. И, имея еще перед глазами мертвый блеск лабиринта,
ощущая в ушах его мерный пульс, я сказал:
- Согласен.
Молния пробежала по его лицу. Полуотвернувшись, он вытер
платком лоб и щеки.
- Теперь ты будешь бояться, что я _действительно_ предам
тебя,- сказал он наконец,- но с этим ничего не поделаешь.
Слушай: всякие клятвы, присяги и обещания не имеют здесь никакой
ценности, поэтому я тебе скажу лишь - ничего этого нам не нужно.
Никаких условных знаков. Они нас все равно не могут спасти.
Нашим оружием будет явность заговора, явность, в которую никто
не поверит. Я теперь донесу на тебя своему начальнику. Веди себя
естественно, поступай так же, как действовал до сих пор.
- Должен я идти в Отдел Поступления Информации?
- А тебе охота туда идти?
- Пожалуй, нет.
- Так не ходи. Лучше отдохни. Тебе надо набраться сил.
Завтра после обеда между двумя кариатидами, поддерживающими свод
на восьмом этаже, рядом с лифтом тебя будет ожидать Второй...
- Второй?
- Это значит - я. Двое. Так мы будем себя называть.
- Я буду Первым?
- Да. Теперь я ухожу. Будет подозрительно, если мы
слишком долго будем находиться вместе.
- Подожди! Что мне следует говорить, если меня станут
допрашивать перед завтрашней встречей?
- Что сочтешь нужным.
- Могу я тебя выдать?
- Конечно. Ведь о заговоре будут знать, хотя лишь как о
мнимом. Лишь бы ты сам...
Он оборвал фразу.
- А ты?
- Я тоже. С меня довольно. Мы разорвем этот порочный
круг. Подумай: мы спасемся вместе, спасем свои души, даже если
погибнем. Прощай.
Я ничего не сказал. Он торопливо вышел, и воздух,
поколебленный его уходом, какое-то время еще овевал мое лицо.
"Он сейчас идет предавать меня - мнимо. Однако могу ли я
быть уверен, что только мнимо? - подумалось мне, однако мысль
эта оставила меня совершенно равнодушным. Я встал. Мне хотелось
сказать что-нибудь, но я не мог, потому что никого рядом не
было. Я закашлял умышленно громко, чтобы услышать себя. Комната
была без эха. Я заглянул в другую, приоткрыв дверь. Она была
пуста, только на столе медленно, словно в ритме маятниковых
часов, крутились бобины магнитофона. Я снял их, порвал ленту на
мелкие куски, набил ими карманы и пошел в свою ванную.

13

Разбудил меня вой водопроводных труб.
Открыв глаза, я впервые заметил, что потолок ванной
представляет собой барельеф из алебастра, белый, чистый,
изображающий сцену из жизни в Раю.
Адам и Ева поглядывали друг на друга из-за дерева, змий
таился в ветвях, его голова выглядывала из-за круглой ягодицы
Евы, ангел на облачке писал какой-то длинный донос - все было
почти в точности так, как рассказывал мне Баранн...
Баранн!
Сразу протрезвев, я сел на полу. Перед тем, как заснуть,
я стащил с себя всю одежду, но полотенце, которое я подстелил,
не защитило меня от холода, исходящего от кафеля пола.
Тело мое застыло, затвердело, словно меня уже охватило
посмертное окоченение. Только в ванной под струями горячей воды
я немного ожил. Вылезя из нее, я подошел к зеркалу. Меня не
удивило бы, если бы я увидел в нем старческое лицо, ибо
предыдущий день казался мне какой-то бездной времени, которая
поглотила все мои силы, словно я прожил уже целую жизнь, и мне
осталась лишь глупая, привязавшаяся во время мытья под душем
песенка, которую я услышал от профессора: "Динь-дом-бом! Дом!
Основа Дома - Антидом! Антидома - Дом! Бом!"
Не вполне сознавая, я продолжал напевать ее и теперь, в
чем меня убедило движение моих губ в зеркале. Нет, я совершенно
не постарел, и состояние мое было, вероятно, похмельем, ибо
только пьяным я мог согласиться на предложение аббата Орфини.
Заговор - Господи Боже мой! Он и я - два заговорщика, или
просто Двое!
Я на всякий случай стал напевать вполголоса, хотя в
ванной комнате никого кроме меня не было, а снаружи не
доносилось ни звука. Питаться я уже привык редко и в самое
странное время - впрочем, после вчерашней пирушки у меня не было
ни малейшего аппетита,- поэтому удовлетворился тем, что
прополоскал рот теплой водой, и вышел из ванной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60