Лифт поднимался все выше, в индикаторе проскакивали цифры
этажей, контакты тихонько пощелкивали, свет ламп молочного
стекла дрожал на палисандровой панели. И вдруг я увидел его
воочию через двойное стекло двери кабины, ожидавшего в коридоре,
когда лифт миновал, поднимаясь, очередной этаж. Он стоял в своем
коротеньком пиджачке, слегка кривясь, погруженный в блаженную
задумчивость. Заметил ли он меня?
Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я вдруг поспешно
опустился на колени на маленький коврик, постеленный в лифте.
Приближаясь к месту встречи, я через замочную скважину выглянул
наружу, сам оставаясь при этом невидимым.
Лифт уже замедлил ход возле цели. Я увидел сначала
старательно вычищенные туфли, потом черное одеяние, ряд мелких
пуговиц - это была сутана. Священник в коридоре, у самой двери,
ожидал меня! Лифт еще дрожал остановленным взлетом, когда я
одним нажатием пальца послал его вниз.
Почуял ли я измену? Нет, я пока вообще не знал, что
думать, но когда лифт опускался мерно вниз, мягко и сонно, я
чувствовал себя действительно в безопасности. Пощелкивали
контакты, светила матовая лампа, моя маленькая уютная комнатка
бесшумно падала через Здание. Когда приблизился первый этаж, я
снова нажал кнопку, взмывая ввысь.
Сидя на корточках, я наблюдал за тем, что проплывало мимо
меня снаружи: разрезы этажей, глухая стена, чьи-то ноги,
потолок, снова голая кирпичная шахта, снова пол, и второй раз
промелькнул передо мной чиновник в пиджаке - он терпеливо ждал
лифта, кривя уголки рта. Эта сцена исчезла, как бы уходя в глубь
стены, словно на нее опустили каменный занавес. Я, затаив
дыхание, продолжал плыть дальше.
Снова девятый этаж. Священник стоял совсем близко, так
что я разглядел его всего, деталь за деталью. Он тоже ждал. А
потому снова вниз - и снова мимо чиновника. Невидимый,
притаившийся, я ловил их взором, словно бы брал пробы.
Каждый из них по отдельности стоял в небрежной позе, чуть
переступая в рассеянности с ноги на ногу, каждый заботился о
том, чтобы на его лице было некое среднее, нейтральное
выражение, но я, прячась в кабине и перескакивая от одного лица
к другому, постепенно бледнел: угол рта чиновника с опущенной
губой священника - в сумме это была улыбка, разделенная на
этажи, улыбка, от которой я содрогнулся, ибо ни один из них по
отдельности не улыбался, но они улыбались вместе, суммой, словно
бы это было само Здание. И когда лифт опустился на первый этаж,
я выбежал из него, оставив его пустым, с открытыми дверьми,
непрестанно звонящим, потому что теперь его вызвали, наверное,
со всех этажей сразу. Но я был уже далеко.
Итак, священник предал. Мои опасения подтвердились. Я все
еще переваривал в уме этот вывод, конец бесславно завершившегося
заговора, когда до меня вдруг дошло, что я на первом этаже.
Где-то здесь находились овеянные легендами Большие Врата
- выход из Здания.
Я продолжал идти, но уже иначе - перемена произошла
моментально. Я находился в коридоре, вернее, в очень высоком и
просторном проходе с колоннами. Издали доносилось каменное эхо
шагов. Они отдалялись. Вокруг было пусто. Я предпочел бы видеть
людей, движение, толпу, с которой я мог бы смешаться, ибо принял
решение выйти. Это была последняя не испробованная мною
возможность. Почему же я сразу не подумал о бегстве, о попытке
отделаться от всего, вместе с миссией, инструкцией, вернее, ее
видимостью, с фальшивым заговором, который окончился крахом?
Вряд ли это объяснялось одним только страхом. Конечно, я
боялся, что часовой не пропустит меня, потребует пропуск, но я
мог по крайней мере замышлять бегство, однако почему-то вовсе не
принимал его во внимание. Почему? Из-за того ли, что мне было
некуда идти, не к чему возвращаться? Что Здание могло настичь
меня всюду? А может быть, несмотря ни на что, наперекор здравому
смыслу и тому гниению, которое я здесь узрел, я не потерял еще
окончательно веры в эту разнесчастную, трижды проклятую миссию?
Может, надежда на нее еще тлела во мне как самозащита и
последняя опора?
Я уже видел издали Врата. Они были приоткрыты. Никто их -
о, ужас! - не охранял. Купол, поддерживаемый могучими столбами,
покрывал большую, словно бы заимствованную у собора, переднюю -
глухой, пустой, лишенный даже эха зал... И тут я заметил его.
Это был второй простой солдат, которого я встретил. И как
тот, который нес стражу над чьей-то смертью, он стоял как
памятник - подтянутый, неестественно застывший, расставив ноги и
положив руки в белых перчатках на автомат. Мертвая поза
противоречила его существованию, словно бы говоря, что он не
является самим собой, ибо поставило его на это место Здание.
Он стоял между колоннами в каких-то двадцати шагах от
меня. Врата с вертикальной, заполненной белым светом щелью были
по-прежнему приоткрыты. Если я побегу, то достигну их прежде,
чем он начнет стрелять. "Да и пусть,- подумал я,- пусть
стреляет, довольно полумер, пропитанных страхом возможного
отказа, надежд, оказывающихся на деле самообманом!"
Сколько уже раз я оподлялся и отподлялся! Довольно!
Я поравнялся с часовым. Он смотрел сквозь меня в
пространство, словно меня не видел, словно меня вообще не
существовало.
Щель! Полоса яркого солнечного света!
Шесть длинных широких каменных ступеней вели вниз, к
Вратам.
На предпоследней я замер.
Тот, в ванной, ждал меня. Я сказал, что приду. Да, но
ведь он был шпиком, провокатором, таким же пройдохой, как все, и
даже особенно не скрывал этого. Что в этом такого - обмануть
шпиона, предать провокатора?
Но ведь он сказал мне о докторе, сервировке и лилейной -
следовательно, он знал, а значит, он знал и то, что я убегу, не
вернусь к нему. Как же тогда он мог требовать моего возвращения,
почему заставил дать обещание? Или он, несмотря ни на что, в
самом деле рассчитывал на это? На чем основывал он эту
уверенность?
Пойду, решил я. Это будет последним штрихом. И тогда
бегство, которое я предприму позже, станет чем-то большим, чем
бегство - оно будет вызовом, брошенным всему Зданию, ибо я тоже
мог действовать скрытно, ложью и коварством, как оно, ведя себя
при этом так, словно от меня исходит сияние милосердия, доброты
и любви ко всем людям.
Я развернулся под взором неподвижного стража и по
ступенькам, а затем коридорами вернулся к лифту. Он все еще
стоял здесь, незанятый. Маленькая комнатка приняла меня в
красноватое сияние плюша, раздалось, после нажатия кнопки,
далекое, едва слышное пение электромоторов, защелкали контакты
минуемых этажей, я поплыл в недра Здания, мимо кирпичных и
отштукатуренных разрезов его бесстрастных стен.
Коридор, знакомый, белый, с двумя рядами блестящих
дверей, вел меня длинными переходами среди идущих поодиночке
офицеров и с папками, и без папок, седых, худых, плечистых, а
один, последний, которого я миновал за несколько шагов до моей
ванной комнаты, был веселый, толстый и пыхтел - тяжело ему было
нести целую охапку бумаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60