Больше года скитался я по разным странам. Был моряком,
уличным разносчиком, расклейщиком афиш. Все время не покидала меня
мысль, как бы вернуться в Советский Союз...
Роман замолк. Притворился заинтересованным чем-то в первой
бросившейся в глаза витрине. Затем, подавив волнение, продолжал:
- Вы, конечно, спросите, каким же образом я засел в Лондоне?
Думаете, здесь нашел наконец вторую родину? О нет! Теперь, с
опозданием, я понял: родина может быть только одна-единственная. И
прелести буржуазного строя ощущаешь в Лондоне так же, как и в Марселе
и в Гамбурге. Но случилось так, что в Лондоне меня, измученного
скитаниями и полуголодным существованием, приметила и, прямо скажу,
пригрела молодежная сионистская организация. И я, к своему стыду,
попался на удочку этой организации. Одной из наиболее богатых и
влиятельных в Англии...
Прерываю повествование парня, чтобы пояснить читателям: он точно
назвал мне подобравшую его организацию. Но я сознательно не называю
ее, как опускаю и некоторые другие документальные детали из
рассказанного мне Романом, который, конечно, носит совсем другое имя.
Читателям, надеюсь, понятно, что, не поступи я так, Романа могли
бы в Лондоне ожидать, мягко выражаясь, крупные неприятности.
Напоминаю, что, когда рассказывается правда о сионизме, такую
предусмотрительность вынуждены проявлять не только советские
литераторы, но и общественные организации буржуазных стран, например,
наблюдательная комиссия Швейцарской лиги по правам человека. Публикуя
свой доклад об увиденных на Западном берегу Иордана кровавых
издевательствах сионистских властей над арабским населением, комиссия
не случайно делает такую оговорку: "В нашем докладе практически не
приводятся имена людей. Делается это ради безопасности наших
собеседников".
А вот еще более убедительный пример того, насколько боятся
расплаты сионистов говорящие о них правду крупные политические
деятели. Гамбургский журнал "Штерн" опубликовал изобилующую
разительными фактами статью о "руке Израиля в Америке", то есть о
всесильном сионистском лобби, влияющем и на Белый дом, и на конгресс
США. Но обличивший лоббистов американский конгрессмен,
"сенатор-республиканец восточного штата с влиятельным еврейским
меньшинством, попросил корреспондентов журнала "Штерн" не называть его
фамилию". И прямо объяснил причину: "Лобби и организации (имеются в
виду сионистские. - Ц.С.) дают нам голоса избирателей и солидные
пожертвования в избирательный фонд. Если я выступлю против них
открыто, то я конченый человек".
Если такое признание публикует американский сенатор, то что уж
может поделать с сионистами стопроцентно зависящий от них бесправный
Роман! Вот почему в этой книге я обязан многое опускать ради
безопасности своих собеседников, встречавшихся со мной там, где
сионисты имеют возможность жестоко отомстить человеку, разгласившему о
них правду. Мало того, поделившемуся этой правдой с советским
писателем.
- Меня, - продолжал Роман, - парня без подданства, проживающего в
стране на птичьих правах и... что тут скрывать, основательно
опустившегося, сионисты материально поддержали и устроили на учебу.
Тогда, к стыду своему, я не задумался, чем же это я так приглянулся
неожиданным покровителям, хотя знал, что беженцев из Израиля не
принято оставлять в Англии. Тогда после долгих и совсем не
романтических скитаний по белу свету мне страшно хотелось учиться и
встать на ноги, и я не подумал, как и чем мне придется расплачиваться
с лондонскими сионистами. Правда, сразу понял: их подкупило то, что я
молод. Убежден, прежде всего моя молодость. При мне они даже не
пожелали разговаривать с пожилым и не очень здоровым беженцем из
Израиля, бывшим румынским гражданином. "Поскорее возвращайтесь в
Израиль, от нас вы не дождетесь ни цента, - безжалостно отрезали ему.
- Торопитесь в Израиль, у вас такой вид, что через несколько месяцев
вы и там не понадобитесь..." А спустя некоторое время мне намекнули:
лондонских сионистов заинтересовало мое отличное, с их точки зрения,
знание русской культуры, советского быта и особенно характерных черт
той союзной республики, где я родился и учился до выезда родителей в
Израиль. Когда я услышал намеки на характер платы за то, что меня
ценили как нужный им "интеллектуальный товар", мне стало совсем не по
себе. Надо добиться возвращения советского гражданства, твердо решил
я. Но тут же допустил непростительный промах...
Гримаса досады исказила лицо парня. Забыв, что на людной улице
его могут услышать, он воскликнул:
- Дурачок я, глупый щенок! Забыл, где живу! Забыл, кто меня
окружает! И слегка приоткрыл душу одному из окружавших меня молчунов.
Думал, он только туповат, а он оказался заправским негодяем. Сумел
всякими охами и вздохами побудить меня к дальнейшей откровенности. А я
растрогался и с пафосом выложил ему четыре строчки из поэмы Евгения
Евтушенко "Просека". Знаете, как я их запомнил? Еще до приезда в
Англию зашел в одно советское консульство узнать, как надо оформлять
заявление о возвращении советского гражданства. Там, в приемной, лежал
номер "Литературной газеты". И врезалось в память: "Когда я говорю
"Россия", то не позволит мне душа задеть хоть чем-нибудь грузина,
еврея или латыша". Молчун, ахая от восторга, попросил меня
продиктовать ему эти строки, старательно записал их, а затем выдал
меня, как говорится, с потрохами руководителям нашей сионистской
организации... Когда меня вызвали на "беседу", я пытался возразить:
"Вы же сами настаиваете, чтобы я изучал произведения советских
авторов, не забывал русский язык, был в курсе новостей советской
культуры!" Мне, разумеется, не поверили. Словом, со мной круто
поговорили. И предупредили. И пригрозили. Они ведь заарканили меня...
За оживленной беседой я не заметил, как мы с Ромой подошли почти
к самому повороту на Палас-гарден, ведущему к зданию нашего
посольства.
Но парень вдруг встрепенулся, стал нервно оглядываться по
сторонам и, сразу как-то осев, с нескрываемой тревогой сказал:
- Дальше не пойду... Мне за последнее время в Лондоне так везет,
что кто-нибудь из сионистов, как назло, застукает меня у советского
посольства. Да еще с человеком из Москвы!
Посмотрев на Романа, я удивился: передо мной стоял совсем другой
человек - опустившийся, боязливый, постаревший, совсем не тот, кто
несколько минут назад так оживленно беседовал со мной.
Словно прочитав мои мысли. Роман стал сбивчиво оправдываться:
- Не думайте, не такой уж я трус! Но поймите, совсем недавно в
Лондон приезжал Моше Даян. После его визита здешние сионисты вдвойне
подозрительны. А я проштрафившийся, мне надо быть особенно начеку...
Торопливо пожав мне руку, Роман убежал.
Плоды визита "ястреба из ястребов"
А я, честно говоря, остался в недоумении: какая связь может быть
между визитом израильского министра иностранных дел, "ястреба из
ястребов", одного из идеологов и практиков сионистского терроризма, и
судьбой одного из десятков тысяч несостоявшихся граждан Израиля?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
уличным разносчиком, расклейщиком афиш. Все время не покидала меня
мысль, как бы вернуться в Советский Союз...
Роман замолк. Притворился заинтересованным чем-то в первой
бросившейся в глаза витрине. Затем, подавив волнение, продолжал:
- Вы, конечно, спросите, каким же образом я засел в Лондоне?
Думаете, здесь нашел наконец вторую родину? О нет! Теперь, с
опозданием, я понял: родина может быть только одна-единственная. И
прелести буржуазного строя ощущаешь в Лондоне так же, как и в Марселе
и в Гамбурге. Но случилось так, что в Лондоне меня, измученного
скитаниями и полуголодным существованием, приметила и, прямо скажу,
пригрела молодежная сионистская организация. И я, к своему стыду,
попался на удочку этой организации. Одной из наиболее богатых и
влиятельных в Англии...
Прерываю повествование парня, чтобы пояснить читателям: он точно
назвал мне подобравшую его организацию. Но я сознательно не называю
ее, как опускаю и некоторые другие документальные детали из
рассказанного мне Романом, который, конечно, носит совсем другое имя.
Читателям, надеюсь, понятно, что, не поступи я так, Романа могли
бы в Лондоне ожидать, мягко выражаясь, крупные неприятности.
Напоминаю, что, когда рассказывается правда о сионизме, такую
предусмотрительность вынуждены проявлять не только советские
литераторы, но и общественные организации буржуазных стран, например,
наблюдательная комиссия Швейцарской лиги по правам человека. Публикуя
свой доклад об увиденных на Западном берегу Иордана кровавых
издевательствах сионистских властей над арабским населением, комиссия
не случайно делает такую оговорку: "В нашем докладе практически не
приводятся имена людей. Делается это ради безопасности наших
собеседников".
А вот еще более убедительный пример того, насколько боятся
расплаты сионистов говорящие о них правду крупные политические
деятели. Гамбургский журнал "Штерн" опубликовал изобилующую
разительными фактами статью о "руке Израиля в Америке", то есть о
всесильном сионистском лобби, влияющем и на Белый дом, и на конгресс
США. Но обличивший лоббистов американский конгрессмен,
"сенатор-республиканец восточного штата с влиятельным еврейским
меньшинством, попросил корреспондентов журнала "Штерн" не называть его
фамилию". И прямо объяснил причину: "Лобби и организации (имеются в
виду сионистские. - Ц.С.) дают нам голоса избирателей и солидные
пожертвования в избирательный фонд. Если я выступлю против них
открыто, то я конченый человек".
Если такое признание публикует американский сенатор, то что уж
может поделать с сионистами стопроцентно зависящий от них бесправный
Роман! Вот почему в этой книге я обязан многое опускать ради
безопасности своих собеседников, встречавшихся со мной там, где
сионисты имеют возможность жестоко отомстить человеку, разгласившему о
них правду. Мало того, поделившемуся этой правдой с советским
писателем.
- Меня, - продолжал Роман, - парня без подданства, проживающего в
стране на птичьих правах и... что тут скрывать, основательно
опустившегося, сионисты материально поддержали и устроили на учебу.
Тогда, к стыду своему, я не задумался, чем же это я так приглянулся
неожиданным покровителям, хотя знал, что беженцев из Израиля не
принято оставлять в Англии. Тогда после долгих и совсем не
романтических скитаний по белу свету мне страшно хотелось учиться и
встать на ноги, и я не подумал, как и чем мне придется расплачиваться
с лондонскими сионистами. Правда, сразу понял: их подкупило то, что я
молод. Убежден, прежде всего моя молодость. При мне они даже не
пожелали разговаривать с пожилым и не очень здоровым беженцем из
Израиля, бывшим румынским гражданином. "Поскорее возвращайтесь в
Израиль, от нас вы не дождетесь ни цента, - безжалостно отрезали ему.
- Торопитесь в Израиль, у вас такой вид, что через несколько месяцев
вы и там не понадобитесь..." А спустя некоторое время мне намекнули:
лондонских сионистов заинтересовало мое отличное, с их точки зрения,
знание русской культуры, советского быта и особенно характерных черт
той союзной республики, где я родился и учился до выезда родителей в
Израиль. Когда я услышал намеки на характер платы за то, что меня
ценили как нужный им "интеллектуальный товар", мне стало совсем не по
себе. Надо добиться возвращения советского гражданства, твердо решил
я. Но тут же допустил непростительный промах...
Гримаса досады исказила лицо парня. Забыв, что на людной улице
его могут услышать, он воскликнул:
- Дурачок я, глупый щенок! Забыл, где живу! Забыл, кто меня
окружает! И слегка приоткрыл душу одному из окружавших меня молчунов.
Думал, он только туповат, а он оказался заправским негодяем. Сумел
всякими охами и вздохами побудить меня к дальнейшей откровенности. А я
растрогался и с пафосом выложил ему четыре строчки из поэмы Евгения
Евтушенко "Просека". Знаете, как я их запомнил? Еще до приезда в
Англию зашел в одно советское консульство узнать, как надо оформлять
заявление о возвращении советского гражданства. Там, в приемной, лежал
номер "Литературной газеты". И врезалось в память: "Когда я говорю
"Россия", то не позволит мне душа задеть хоть чем-нибудь грузина,
еврея или латыша". Молчун, ахая от восторга, попросил меня
продиктовать ему эти строки, старательно записал их, а затем выдал
меня, как говорится, с потрохами руководителям нашей сионистской
организации... Когда меня вызвали на "беседу", я пытался возразить:
"Вы же сами настаиваете, чтобы я изучал произведения советских
авторов, не забывал русский язык, был в курсе новостей советской
культуры!" Мне, разумеется, не поверили. Словом, со мной круто
поговорили. И предупредили. И пригрозили. Они ведь заарканили меня...
За оживленной беседой я не заметил, как мы с Ромой подошли почти
к самому повороту на Палас-гарден, ведущему к зданию нашего
посольства.
Но парень вдруг встрепенулся, стал нервно оглядываться по
сторонам и, сразу как-то осев, с нескрываемой тревогой сказал:
- Дальше не пойду... Мне за последнее время в Лондоне так везет,
что кто-нибудь из сионистов, как назло, застукает меня у советского
посольства. Да еще с человеком из Москвы!
Посмотрев на Романа, я удивился: передо мной стоял совсем другой
человек - опустившийся, боязливый, постаревший, совсем не тот, кто
несколько минут назад так оживленно беседовал со мной.
Словно прочитав мои мысли. Роман стал сбивчиво оправдываться:
- Не думайте, не такой уж я трус! Но поймите, совсем недавно в
Лондон приезжал Моше Даян. После его визита здешние сионисты вдвойне
подозрительны. А я проштрафившийся, мне надо быть особенно начеку...
Торопливо пожав мне руку, Роман убежал.
Плоды визита "ястреба из ястребов"
А я, честно говоря, остался в недоумении: какая связь может быть
между визитом израильского министра иностранных дел, "ястреба из
ястребов", одного из идеологов и практиков сионистского терроризма, и
судьбой одного из десятков тысяч несостоявшихся граждан Израиля?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90