Его помутившийся взор, взвинченный ревностью и шнапсом, видел перед
собой двух бегущих солдат с женой, но впереди были: сосны, густые по го-
лубому снегу тени, ночь.
Звенели стекла парадных дверей: дзинь - и в дребезги. Трещали запоры,
стоял сплошной рев и давка: солдаты рвались из дома на помощь к своим,
но стена эстонцев остервенело напирала с улицы:
- Насад!.. Насад!.. - Поршень упруго вдавился внутрь, и кучка солдат,
окруженная густой толпой, приперта к стене, в буфете.
- Варя! Варя! - тщетно взывал Николай Ребров: его голос тонул в общем
гаме.
На буфетную стойку, на окна вскочили молодые эстонцы в шляпах,
пальто, калошах. Надорванной глоткой, потрясая кулаками, они бросали в
толпу буянов призывы к порядку. Их бледные лица, исхлестанные гримасой
гнева, были страшны, вскулаченные руки вот-вот оторвутся от плеч и затк-
нут орущие пасти. Но их никто не видел и не слышал: разгульный дебош
клокотал и ширился, как лесной пожар.
Между стеной эстонцев и солдатами лежало небольшое пространство, и
опасно было схватиться с русскими в рукопашную: раз'яренный вид солдат
свиреп и лют, как у всплывших на дыбы медведей, в их захмелевших отчаян-
ных руках сверкали ножи, угрожающе покачивали об откуда-то взявшиеся ду-
бинки и массивные ножки от столов.
- А, ну, подойди, чухна! Много ль вас на фунт идет?!
- Не замай, картофельна республика! Брюхо вспорем!
- Чухны! Клячи! Полуверцы!!
И в ответ разрывались руганью сотни широких ртов, чрез толпу летели
стулья и с треском грохались в стену, над головами приседавших солдат.
Но кольцо все сжималось и сжималось, общий рев нарастал, передние ряды
эстонцев, подпираемые сзади, ощетинили кулаки, как дикообраз иглы, ску-
ластые лица их корчились от оскорблений и мужичьих плевков, звериное
чувство кровью зажгло глаза, упруго согнуло колени, спины, вытянуло шеи,
напрягло каждый нерв и мускул для последнего алчного прыжка. Еще ма-
ленько, какой-нибудь крик, какой-нибудь жест и...
И вот со свистом пронеслась по воздуху пивная бутылка и прямо солдату
в лоб.
- Урра!!. - и все заклубилось лешевым клубком.
- Бей их!.. Режь!..
Но в этот миг, когда клинки ножей убийственно сверкнули - вдруг нео-
жиданно грянули громом, один за другим, три выстрела. И как ушат ледяной
воды на сумасшедших - свалка замерла. И на виду у всех высоко поднялся
над толпой детина-солдат. Он взгромоздился на стол серой бесформенной
массой, как гора.
- А-а, едри вашу, черти!.. - с торжествующей угрозой зарычал он, как
стоголовый лев.
Он был огромен, страшен, лохмат, словно таежный леший. Таких людей за
границей нет. Неуклюжие, как салазки, вдрызг изношенные валенки, длин-
ный, вывороченный вверх шерстью косматый тулуп, и рыжая, такая же косма-
тая, с прилипшей соломой папаха, из-под которой выпирали меднокрасные
подушки щек, круглый, как колено, подбородок и небывалые усищи, похожие
на воловьи, загнутые вниз, рога. Большие, навыкате, глаза дерзко издева-
лись над толпой, он чувствовал себя, как деревенский колдун средь темных
баб, у которых страх отнял язык и разум.
Все это произошло в короткий миг, и мгновенное оцепенение толпы вдруг
разразилось буйными криками:
- У него пюсс! Оружие! Вялья! Вялья! Долой его!.. Веди к офицеру!..
А сзади кричали русские:
- Чуланов! Стреляй их, сволочей!.. Стреляй!!.
Верзила грохнул еще два раза из револьвера в потолок. Толпа, топоча
каблуками, шумно откинулась прочь.
- А-а, не вкусно?! - хохотом заржал Чуланов и раскатисто рявкнул: -
Эй, наши!.. Убегай!.. Сей минут от ихнего дома и от всей чухны один
дрызг останется!.. - В его руках высоко вскинутых над головою, смерто-
носно закруглились две большие бомбы. Толпа оцепенела, - помид... помид!
- вросла в пол, и онемевшие взоры влипли в бомбы, как в магнит. От бомб
струился смертный холод и какая-то неиз'яснимая роковая власть. - Мо-
лись, чухна, богу!.. Эх, и мне не жить... Прощай, белый свет! - Верзила,
пыхтя и ворочая бычьими глазами, сунул из правой руки бомбу за пазуху,
перекрестился. - Пропадать, так пропадать, - быстро схватил обе бомбы в
руки, подпрыгнул и...
По залу пронесся многоголосый вопль ужаса и, давя друг друга, толпа в
ослепшем страхе бросилась к окнам и дверям. Треск, звяканье, неистовые
крики женщин, вой мужчин... Взрыв бомбы слышали немногие, только те, ко-
торые упали в обморок. Слышала его и Варя: грохот, ослепительный огонь и
тьма.
Верзила Чуланов еще не успел сползти со стола, как зал был пуст. Он
зашагал вперевалку к буфету, заглянул вниз, куда были спрятаны закуски
и, пошарив рукой, ущупал чей-то большой и холодный, как у собаки, нос.
- Вылезай, чего лежишь, - прохрипел он сдавленно.
Из-под стойки выполз Масленников:
- Сволочь, - сказал он. - До чего напугал...
Верзила шевельнул рогатыми усищами, снял папаху и отер взмокшее лицо
подолом гимнастерки:
- Фу-у! - От чрезмерного напряжения он весь дрожал.
- Ты ошалел?! Где бомбы? Сволочь...
- Вот, - сказал верзила и бросил на пол два стеклянных, синих шара. -
В баронском саду снял, в фольварке... Дюже поглянулись.
Из разных потайных углов и закоулков выползала солдатня, у многих ли-
ца были в сплошных кровоподтеках. В выбитые окна клубами валил мороз.
- Пошарь-ка шнапсу... Да пожрать, - прохрипел верзила.
Из дверей освещенного опустевшего зала выглядывали кучки неподдавших-
ся панике людей.
А за стенами дома, на свежем, ядреном воздухе, под мягким лунным све-
том, толпа пришла в себя. Все сбились, как овцы, в кучу: женщины, моло-
дежь, солдаты.
- Пьяный, анафема. Надо ему бучку дать... Это - Чуланов Мишка! - вык-
рикивал какой-то рыжеусый маленький солдатик.
- Такой скандал, чортов дьявол в благородном месте произвел, - кричал
другой солдат.
- От такого ужасу не долго и в штаны... Будь он проклят...
Послышались бубенцы, песня, гиканье: к дому подкатили на двух тройках
офицеры.
- Стоп! - и кучера-солдаты осадили лошадей.
- Что? Гуляете? С праздником, господа свободные эстонцы! А можно нам,
так сказать, присовокупить себя? - И холеный, краснощекий в великолепных
бакенбардах офицер занес из саней лакированную ногу.
И в сотню ртов загалдел народ: жалобы, угрозы, плач. Солдаты сорва-
лись с мест и, подобрав полы, замелькали меж соснами, как зайцы, утекая.
Николай Ребров отпаивал Варю холодной водой:
- Это ж все было подстроено... Для озорства... Варечка, успокой-
тесь... Хотите, я вам кусок ветчины принесу?
Варя сидела на стуле, в дальнем углу буфета, она смеялась, плакала,
целовала юноше руки, пугливо покашиваясь на шумную кучку пирующих сол-
дат.
- Проведемте, дррузья-а-а, эфту ночь виселе-е-й!! - орали Масленников
и Чуланов, обняв друг друга за шеи и чокаясь стаканами.
На стойке закуски, выпивка. В разбитое окно лез с улицы Кравчук:
- Эге ж! - хрипел он простуженно. - Горилка?!. А ну, трохи-трохи мне.
Дюже заколел. Бррр!
В дом ввалилась с парадного крыльца толпа. Впереди, блистая погонами
и пуговицами, быстро и четко шагали офицеры, серебряный звон шпор разно-
сился на фоне шума, как на блюде. Солдаты вскочили, забыв про хмель.
Кравчук схватил бутылку шнапсу и вывалился вниз головой обратно чрез ок-
но на мороз, за ним загремел Чуланов с курицей и колбасой, за ним - в
тяжком пыхтеньи - солдатня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33