- А как же! - воскликнул Ножов. - Я ж студент института гражданских
инженеров и немножко художник. Фу, чорт, как щипнуло за ухо... - он при-
поднял воротник офицерской английской шинели и стал снегом тереть уши. -
Ну, а вы как, товарищ! Вы-то зачем приперлись сюда, в эту погибель, с
позволенья сказать? Ведь здесь мертвечина, погост... Трупным телом пах-
нет.
- А вы? - вопросительно улыбнулся юноша.
- Я? Ну, я... так сказать... Я человек военный... Ну, просто испугал-
ся революции... Смалодушничал... А теперь... О-о!.. Теперь я не тот...
Во мне, как в железном брусе, при испытании на разрыв, на скручивание,
на сжатие произошла, так сказать, некая деформация частиц. И эти, так
сказать, частицы моего "я" толкнули меня влево. - Он шагал, как журавль,
клюя носом, теребил черную курчавую бородку и похихикивал. - Я постара-
юсь себя, так сказать...
- А нас убежало человек двенадцать из училища. Просто так... - прер-
вал его юноша. - Погода хорошая была. Снялись и улетели, как скворцы. У
белых все-таки посытней. Сало было, белый хлеб. И дисциплина замеча-
тельная. А потом, они говорили, что большевиков обязательно свергнут, не
теперь, так вскорости. Ведь у нас многие убежали. В особенности купцы.
Даже архиерей. А семейства свои оставили.
- Какое же у архиерея семейство? Любовница - что ли?
- Что вы, что вы! - сконфузился юноша. - Я про купцов.
Они прошли версты две. Местность открытая, слегка всхолмленная,
кой-где чернели рощицы, скрывавшие мызы эстонцев. Свежий снег ослепи-
тельно белел под солнцем. Николай Ребров щурился, студент-прапорщик на-
дел круглые синие очки.
- Да, товарищ, - сказал он. - Поистине мы с вами дурака сваляли. Там
жизнь, там!
- Где?
- За Пейпус-озером. И только отсюда, с этого кладбища, я по-настояще-
му, так сказать, вижу Русь и знаю, что она хочет...
- Ничего не хочет, - занозисто проговорил Николай Ребров. - Все хо-
тят, чтобы красные сквозь землю провалились. Аксиома. И как можно ско-
рей.
- Кто все-то?
- Как кто? Все! Спросите крестьян, спросите горожан...
- Да, да!.. Спросите кулаков, купцов, долгогривых, зажиточных чинов-
ников, у которых свои домишки... Так?
Они вступили в небольшой хвойный перелесок. Налево - просека. Слышал-
ся крепкий стук топора. С лаем выскочила черненькая собачонка - хвост
калачом.
- Нейва! - крикнул прапорщик Ножов. Собачонка насторожила уши, зави-
ляла хвостом. - Подождите, товарищ. Вот присядьте на пень... Нате папи-
роску, я сейчас.
Ножов рысью побежал по просеке, собачонка встретила его по-знакомому
и оба скрылись в лесу.
Вскоре топор замолк.
Николай Ребров, затягиваясь крепким табаком, старался привести в по-
рядок свой разговор с Ножовым. Почему прапор думает, что только отсюда
можно разглядеть, что хочет Русь? И что он в этом деле понимает? Или вот
тоже Павел Федосеич... Ведь за дело взялись люди поумнее их: генералы,
адмиралы, может быть, из царской фамилии кой-кто, наконец, такие извест-
ные головы, как Милюков, Родзянко, Гучков... А у них кто? Там, за Пей-
пус-озером? Кто они? Даже смешно сравнить.
По просеке, прямо на юношу, мчался заяц, и где-то с визгливым лаем,
невидимкой носилась собачонка. Саженях в трех от замеревшего юноши заяц
присел, поднялся на дыбки и стал водить взад-вперед длинными ушами. Ни-
колай Ребров гикнул и бросил шапку. Заяц козлом вверх и - как стрела -
вдоль опушки леса. За ним собака. Николай тоже побежал следом с диким
криком, хохотом и улюлюканьем, но измучился в сугробах и, запыхавшийся,
вернулся на шоссе. От просеки, не торопясь, нога за ногу, шел прапорщик
и сквозь темные очки читал газету.
- Свеженькая, - сказал он, тряхнув газетой, его сухощекое лицо расп-
лылось в улыбке.
- Откуда? - удивился юноша.
- Из России... Только чур - секрет... Тайна. Поняли? А вот тут еще
кой-что... Повкуснее, - и он похлопал себя по оттопырившемуся карману,
откуда торчал тугой сверток бумаги. - Эх, денег бы где достать...
- Зачем вам?
- Как зачем? А разве это даром? Думаете, это дешево стоит? Впрочем, у
них отлично, так сказать, поставлено.
- Что?
- Фу, недогадливый какой. Да пропаганда! Ведь здесь, если хотите,
очень много наших агентов, большевиков. Ну, и...
- Почему - наших? Разве вы большевик?
- А как вы думаете? - Ножов поднял очки и прищурился на юношу. Потом,
спокойно: - Нет, я не большевик... Не пугайтесь. - И... - он погрозил
пальцем, - и - молчок. - Последнее слово он произнес тихо, но так внуши-
тельно, с такой скрытой угрозой в глазах и жесте, что Николай Ребров
весь как-то сжался и растерянно сказал:
- Конечно, конечно... Будьте спокойны, товарищ Ножов. - Ну, а вот
об'ясните мне: почему наша армия потерпела такое фиаско?
- Какая наша армия? - оторвался Ножов от чтения на ходу. - Ах, армия
Юденича? Да очень просто. Тут и немецкие интрижки против союзных держав:
Германия себе добра желала, Франция с Англией - себе. А об России они не
думали. А потом этот самый Бермонд... Слыхали? Который именовал себя
князем Аваловым. Слыхали про его поход на Ригу против большевиков? Нет?
Когда-нибудь после... Долго рассказывать... Ну, еще что?.. Раздор в ко-
мандном составе армии, шкурничество, паршиво налаженный транспорт, взор-
ванный возле Ямбурга мост... Словом, одно к одному так оно и шло. А
главное - реакционность наших командиров. Как же! Их лозунг "Великая,
неделимая". Самостоятельность Эстонии к чорту на рога. После взятия Пи-
тера мы мол двинемся на Ревель". Вот Эстония нам и показала фигу... Вы
что улыбаетесь?
- Да, думаю, что все это к лучшему, - несмело сказал Ребров.
- Наш разгром-то? Конечно, к лучшему!

Глава V

Пустота и одиночество. Причина забастовки превосходительной ноги

Время тянулось серое, однообразное. Наступил декабрь. По канцелярии
необычайно много дела. Николай Ребров был принят в штат по ходатайству
поручика Баранова, он получил нашивку за толковое исполнение бумаг. Пи-
саря злились, за глаза называли его "барчонком" и дулись на начальство,
что выделяет своих, белую кость, ученых, а на простых людей им - тьфу.
Масленников, как-то вечером, когда в канцелярии никого не было,
встал, одернул рубаху, кашлянул и дрогнувшим голосом сказал ад'ютанту:
- Ваше благородие... А ваш нашивочник-то новый с Ножовым путается.
Все вдвоем, да все вдвоем. Куда-то ходят...
Мускулы крепкого лица поручика Баранова нервно передернулись:
- Не твое дело! - крикнул он. - Тебя я спрашивал? Отвечать только на
вопросы! Я тебя заставлю дисциплину вспомнить!
Масленников по-идиотски разинул рот и сел.
За последнее время поручик Баранов раздражителен и желчен. Виски его
заметно начали седеть, крепкий упрямый подбородок заострился. Из центра,
правда, в секретных бумагах, приходили неутешительные вести: северо-за-
падную армию вряд ли будут вновь формировать, и всему личному составу
грозит остаться не у дел. Об этом знал и Николай Ребров: кой-какие слу-
чайно подхваченные обрывки фраз между генералом и поручиком, кой-какие
прошедшие чрез его руки бумаги, лаконичные и мрачные записки от Сергея
Николаевича и, главное, широкая осведомленность прапорщика Ножова.
- Ихнее дело, товарищ, швах...
- Чье? - спрашивал Николай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33