- Никак вы из духовенных? - обратился бородатый солдат к батюшке?
- Есть грех... Священнослужитель из с. Антропова.
- Вот дьяволы какие, эти самые краснозадые, - злобно проговорил вто-
рой солдат. - Даже духовенные от них должны бежать.
- Им, анафемам, только в руки попадись... С живых шкуру спустят, -
сказал Карп Иваныч, хлебая щи.
- Ну, да и мы тоже ихнего брата, - сказал бородатый, вздохнув. - Мно-
го их на деревьях качается... Папаша дозволь щец хлебнуть. Пятые сутки
горяченького не видал... Ах, сволочи, как они нам нашпарили.
- Увы, - воскликнул батюшка. - Даже неисповедимо все вышло... Почитай
в Питере вы были, на Невском.
- Да и были бы... Измена вышла. Англия, вишь ты, задом завертела,
подмоги не дала. Надо бы ей с флотом быть, тогда наш левый фланг не
обошли бы. Эстонцы тоже помощи не оказали. Ну, и господа офицеры наши
вроде как свирепствовали с мужиком. Мужик, знамо, этого не любит... Вот
и...
- Да, да, - вздохнул батюшка. - Свершается реченное... Брат брата
бьет... Нате, христолюбивые воины, картошечки вам... А в Питере мы будем
скоро... Вера горами движет... Факт!
Из тьмы резко и пронзительно:
- Васильев! Васильев!.. Самохва-алов!! Айда скорей! Господин поручик
прибыли...
- А кляп с ним, с порутчиком-то, - сказал бородач и, перебрасывая с
ладони на ладонь горячую картошку, закричал: - Сей минут! Идем!!

* * *

Сыпал мелкий снег. Вершины сосен сонно брюзжали под легким ветром. У
потухавших костров стихли звуки и движенья.
Ночь. Николай Ребров спит, свернувшись на сене, у костра. Сон его
прерывист, сбивчив. "Встань, иди... А то умрешь..." - "Сейчас", - гово-
рит он и быстро вскакивает. Глаза его мутные, ничего не понимающие. Но
вот мысль и решимость озаряет их. Он тоскливо и медлительно оглядывается
кругом, как бы прощаясь с теми, с кем коротал далекий путь. Оглобли тес-
ного табора приподняты. Лошади понуро опустили головы, дремлют. Карп
Иваныч храпит под двумя шубами в обнимку с сыном. Его лицо пышет теплом:
снег тает и бежит ручейками в открытый рот. На возу чернеет скорченная
фигура священника. Помещица спит возле коровы. Ее муж подбрасывает в
костер топливо и насвистывает веселую. Где-то тонко и лениво тявкает со-
бачонка.
Николай Ребров перекрестился и, пошатываясь, зашагал к дороге. Тьма
становилась зыбкой, расплывчатой. Вверху, упав на снеговые тучи, дрожал
рассвет. Николай Ребров двигался по дороге, как лунатик, безжизненно и
слепо. Брошенные возы, таратайки, походные кухни казались ему то ползу-
щими копнами сена, то невиданными чудовищами. Вот слон больно ударил его
бивнем в лоб. Юноша отпрянул, открыл глаза: приподнятая, вставшая на пу-
ти оглобля.
"Спеши... А то умрешь"... Кто-то захохотал среди шагающих рядом с ним
сосен, и близко взлаяла собачка. "Спеши, спеши, спеши", твердило сердце,
но голову обносил угар, и нельзя понять, туда ли он идет. Ученическая
шинелишка расстегнута, картуз с медным значком наползает на глаза, сзади
треплется холщевый мешок с вещами, давит плечи, и юноше кажется, что в
мешке ненужный груз: песок и камни. Он хочет его сбросить, он уже занес
руку, но мешок вдруг стал легким, и ноги зашагали уверенней.
- Куда землячок?
Он оглянулся. Чуть позади его шагает, тяжело припадая на ноги, обод-
ранный парень.
- А ты куда?
- Прямо. Я из Красной армии удрал. - Красноармеец легонько снял с Ни-
колая Реброва торбу и перекинул через свое плечо: - Видать, устал земля-
чок. Ничо... Я подсоблю...
- Захворал я, - сказал юноша. - В тепло хочется, в хату. Верстах в
двадцати отсюда поместье Мусиной-Пушкиной... Там, говорят, пункт. Меди-
цинская помощь.
- Лазарет, что ли? Я тоже чуть жив... Ноги поморозил... Как поем, так
сблюю. Да и жрать-то нечего... Ослаб...
- Скоро утро, - вяло и задумчиво сказал Николай Ребров. Во рту сухо,
в виски стучало долотом, каждый шаг болезненно отзывался во всем теле. -
Я больше не могу, - сказал он. - Вот костер горит. Пойду, попрошусь,
прилягу...
- Жаль, землячок... А то пойдем... Вместях-то веселей быдто... Я поп-
летусь, а то ноженьки зайдутся, беда. Вишь, обутки-то какие... На тор-
бу-то... Прощай... А ты откудова?
- Из Луги.
- А я Скопской... Прощай, товарищ... - И вдогонку крикнул, как запла-
кал: - Матерь у меня померла в деревне!.. С голодухи, знать. Земляк ска-
зывал, билизованный... Хрестьянин... Померла, брат, померла. - Красноар-
меец громко сморкнулся и покултыхал вперед.

Глава II

Золотое и красное. Бездонный колодец. Мария

Какое-то все золотое и красное. Поют птицы, перекликаются ангельские
голоса. И не хочется уходить, отрываться от этих грез. А надо.
- Спит еще, - сказал ангел.
- Пусть спит... Он кажется очень нездоров, - сказал другой ангел.
- Какой он хорошенький.
- Я бы его поцеловала. Очень красивые брови... И все.
- А глаза голубые.
- Откуда знаешь?.. Он защурившись. Спит.
- Мне думается, голубые... При светлых волосах это всегда. Кажется
чайник ушел. Где чай?
- Давай лучше заварим кофе. А почему ж у него брови черные? Значит,
глаза карие... Достань-ка масла.
- А где оно?..
Ангелы говорили очень тихо. Но где-то вблизи загромыхала русская ма-
терная брань, рай провалился вдруг, и юноша поднял каменные веки. Два
ангела в синих, отороченных серой мерлушкой, шубках улыбчиво глядели на
него.
- Здравствуйте, с добрым утром! - приветливо воскликнули они. - Хоро-
шо ли спали? Бедный, вы больны?
- Я - Варя, - подошла черненькая, с маленькими алыми губами. - Поз-
вольте познакомиться.
- Мы помещики из Гдовского уезда, - сказала белокурая - Кукушкины. А
папа ушел проверять скот.
- Мы же со всем имуществом... Ах, какой ужас эта революция!
Ругань на дороге становилась ядреней и жарче. Поднимали кувырнувшийся
в канаву воз. - Эй, кобылка!.. так-так-так-так... Иди, пособляй!..
так-так.. - Становь дугу! А на дугу вагу... Неужели не смыслишь,
так-так-так. - Ага! Пошла-пошла-пошла!.. Понукай хорошень кнутом!.. Ну,
сек вашу век!.. Ну!!
Юноше хотелось провалиться.
- Благодарю вас за приют!.. - крикнул он. - Мне очень стыдно... Я
ночью так ослаб... Извините...
- Ах, что вы! Пожалуйста... А мы пробираемся на Юрьев. Там папочка
ликвидирует скот, и мы чем-нибудь займемся, - лепетала черненькая Варя,
помешивая закипающее в котелке молоко. - Это в том случае, конечно, если
генерал Юденич не очистит Россию от красных банд.
- Ах, пожалуйста! - воскликнула белокурая Нина, и ее строгие брови
сдвинулись к переносице. - Какую с папочкой вы городите чушь... Извини
меня...
- Брось, сестра, никогда мы с тобой не сойдемся. Там бы и оставалась
со своими красными. А вот и папочка...
К костру подошел с быстрыми черными глазами чернобородый человек.
- Ага! Вы уже проснулись? А ведь только еще 10 часов, - заговорил он
сиплым простуженным голосом. - Ну, батенька, и хороши вы были вчера. Эх,
жалко термометр далеко. Дайте-ка голову... Ого! Жарок изрядный.
На большом ковре пили кофе и горячее молоко. Лопнул стакан. Кукушкин
злобно бросил его в снег. Парень-работник в рваном овчинном пиджаке во-
зился у костра: переставлял рогульки с повешенными на них котелками, ру-
бил баранью ногу, подбрасывал дрова. Белый понтер, Цейлон, спал у самого
костра на сене и дрожал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33