Мой сверстник улыбнулся.
Бовтрочук и Ломов со вчерашнего дня не расстаются со мной. Они уже рассказали о себе, о том, как стали специалистами, сообщили, кто теперь где из наших товарищей.
Узенькие коридоры, низкие комнаты класса. Неужели они всегда были такими? Приятно очутиться у того стола, где ты отвечал урок, у станка, где сдавал первую отшлифованную деталь.
Ребята плотно окружили, смотрят, ждут, что скажу. Я пожелал им успехов в учебе и попросил:
- Дайте-ка мне напильник, друзья!
- Не забыл ли? - бросает мне широкоплечий Ломов.
- Попробую…
Фабзавучники теснятся, ищут щелку между сомкнутых плеч, чтобы проследить за моей работой. И мастер - моего учителя я, к сожалению, не застал - косит требовательным взглядом: не испорчу ли ценную заготовку? Пришлось, конечно, постараться. Ну, принимай деталь. И вот она в руках мастера, по ней забегал кронциркуль. Под общий смех и гул одобрения объявляется оценка.
Нет, не забыта наука, полученная в этих стенах! И мне очень дорого это признание. Теперь я здесь свой, фабзавучники окружают меня еще плотней, приглашают посмотреть общежитие, столовую…
- До свиданья, фабзайцы!
Мы идем вдоль разрытых котлованов, недостроенных стен - завод разрастается. Но вот и огромные корпуса, которых не было. Здесь голос металла, механизмов, клокотанье труда. Дым, вспышки, звон, шум, движение. Но все это сразу отступает, когда поднимается волна радостных восклицаний собравшихся на встречу. Люди создали этот завод-гигант, они дали фронту оружие, они ждут от нашей армии полного разгрома врага. Их вдохновляют наши победы в боях, меня восхищает их труд, поток оружия, идущего из моего родного города к берегам Вислы.
Они показывают мне свои станки, совершенные автоматы, я пожимаю им руки, разглядываю уставшие, бледные лица. Молодая женщина смотрит на меня полными слез глазами и тут же отводит взгляд в сторону, наклоняется к станку. Сделав несколько шагов, я оглянулся. Женщина, обхватив ладонями лицо, плачет.
- Вчера получила извещение о своем, - тихо говорит Бовтрочук.
Тыловой город чувствует войну и трудностями, и напряжением в работе, и жертвами.
Передо мной наспех написанный броский плакат: «Трудиться для победы, как сражается Покрышкин!» Улыбающиеся девушки в красных косынках, совсем похожие на тех, которые помнятся со времен первой пятилетки, преподносят мне сибирские осенние цветы. Хочется задержаться у их станков, рассказать о парнях-летчиках, я не прочь назвать даже имена моих друзей из 16-го, которым порой не хватает ласкового письмеца, но впереди такие же лица, девушки, ожидающие у станков рабочие. Они тоже хотят увидеть три Золотые Звезды на груди их земляка…
На второй день - другие заводы, иные встречи. В одном из цехов я заметил девочку лет четырнадцати, которая стояла перед кучкой небольших деталей и утирала глаза.
Я спросил ее:
- Что случилось?
Она быстро оправилась от растерянности, привела себя в порядок. Ответила все так же, сквозь слезы:
- Да вот, старалась, и не признали меня первой в соцсоревновании.
- Стоит ли так переживать!
- Я всегда занимала первое место, а сейчас вот…
- Что же ты делаешь? - спросил я.
Она, маленькая ростом, шустрая, сразу воспрянула духом, быстро взяла несколько деталей, сложила их, и я увидел краник из бронзы.
- Притираю, чтобы плотно приставали… Чтобы не было течи.
Удержаться от похвалы ее искусству я не мог, не имел права. Ведь эта, казалось бы, незначительная работа ее еще детских рук непосредственно относилась к боевому делу, она влияла на судьбу каждого летчика. Мы-то знаем, чем угрожает самолету пусть самая маленькая течь в бензокране.
Директор заметил, что эта девочка - лучший специалист на заводе по этому делу, и я от души поблагодарил ее от имени летчиков.
Митинги на заводах, встречи в школах, учреждениях забрали почти все время. Пришел срок улетать на фронт. Обком партии «выпросил» у маршала Новикова еще «один денек для комсомола», городские организации которого на самом деле заслужили благодарное слово фронтовиков. За время моего пребывания в Новосибирске они развернули сбор средств на подарок гвардейцам-летчикам. Двенадцать миллионов рублей внесли мои земляки на приобретение самолетов для летчиков нашей дивизии.
Вот она, юность Новосибирска!.. Люди пришли сюда, чтобы передать горячий привет воинам нашего фронта. Пламенные речи, вдохновенные лица, крепкие рукопожатия. Бушует море рукоплесканий. Я смотрю, слушаю и мысленно переношусь к своим товарищам, на аэродром у Вислы. Титанический труд сотен тысяч этих людей, их ненависть к врагу поднимают нас, ведут в бой.
Я говорю об этом юношам и девушкам, я заверяю их, что мы готовы отдать свою жизнь за то, чтобы победила наша страна, чтобы расцветали мой город и другие города и села, чтобы молодежь наша больше никогда не знала войны.
На митинге избирается делегация молодежи, которая направляется одновременно со мной в Москву для вручения подаренных самолетов.
Утром, очень рано, в холодной мгле, у нашего ЛИ-2 я снова вижу знакомых людей. Они желают боевых успехов на фронте, жена и мать - скорейшего возвращения домой.
Кинооператоры задерживают камеры на нас с Марией, а нам тяжело, очень тяжело расставаться. Шесть дней промчались, как один день. Мы не успели даже обо всем переговорить.
До свидания, родная сторона! До встречи, близкие мои!
На фронт!
По пути подобрали в Свердловске Речкалова. В Москве получили ЛА-7 и вскоре вылетели на фронт.
Мокшишув я узнал издалека. Когда мы приземлились, сбежался весь полк. Красивые, мощные истребители вызывали гордость - они были намного лучше «аэрокобр».
Хозяин дома, увидев меня, поднялся с завалинки. Мне показалось, что он хочет что-то сказать, я даже приостановился перед ним. Но он, заметив три звезды, только выпрямился и вдруг, торчком поставив руку, по-польски отдал честь. Меня тронула его искренность.
В комнате на столе лежала целая кипа газет. Рассматривая их, наткнулся на снимок, под которым стояла подпись:
«Подарок будущему ребенку трижды Героя».
Сибирячки преподносили Марии распашонки. Снова все ожило в памяти. Дни, проведенные дома, отозвались добрым эхом здесь, на польской земле:
«Ребенку…» Теперь очень часто буду об этом думать.
Сегодня канонада переднего края слышится в моей хате раскатами позднего грома.
22. Затишье перед бурей
Железный узел фронтов все туже стягивался вокруг фашистской Германии. С севера наши войска подступили к Пруссии, с юга надвигались через Венгрию, Чехословакию. Плечом к плечу с нашей армией вставали народные вооруженные силы Польши, Румынии, Болгарии, Югославии. С нами рядом воевала армия чешского генерала Свободы.
Осень сорок четвертого года уже писала приговор тем, кто развязал войну и натворил в мире столько бед.
На нашем фронте прочно держалось затишье. Истребители изредка вылетали на прикрытие передовых позиций. Но чем дальше на запад продвигались войска соседних фронтов, тем больше чувствовалась необходимость наступления с сандомирского плацдарма.
Весь октябрь, солнечный и теплый, на аэродромах не утихал гул тренировочных полетов. «Аэрокобры» теперь все чаще отдыхали, «Лавочкины» не остывали с утра до вечера. Переучивание на новые машины стало нашей первой боевой задачей. ЛА-7 для всего полка еще не поступили, их ожидали со дня на день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120