В центре села стояло много военных грузовиков, тягачей, орудий. Я протиснулся сквозь беспорядочно забитую транспортом площадь к группе высших командиров, прислушался, о чем они говорят.
Черниговка, Андреевка, Володарское… Упоминание об этих селах мне сказало все. Никто из них не называл Мелитополя, Акимовки… Значит, наши войска в этом районе уже не наступают, а отходят.
Я вижу мощные орудия. Но на их лафетах и на машинах ни одного ящика со снарядами. По петлицам определяю, что здесь и пехотинцы, и артиллеристы, и связисты - все смешались. Каждый из них, отдельно взятый, обладает силой, готовностью сражаться, но вместе они просто обыкновенная толпа, которую объединяет одно стремление: двигаться на восток. Я тоже такой. Я тоже хочу немедленно уехать отсюда, чтобы не быть отрезанным от своих, чтобы меня не накрыли здесь бомбы. Я не имею права задерживаться здесь долго. Поэтому я слушаю, стараясь определить, кто из них самый сильный, самый решительный, за кем можно было бы пойти на все опасности. Я решил, что буду держаться именно этой группировки войск, спаянной одним твердым намерением.
Совет командиров решил: выступаем завтра на рассвете.
Возвратясь к своей машине, над которой возвышался киль самолета, я увидел на ней еще больше солдат, чем было. Как только я сообщил им, что выезжаем утром, люди разошлись устраиваться на ночлег.
Мы тоже подъехали к незанятой хате. Во дворе увидели хозяйку. Сержант первым выпрыгнул из кабины, очевидно не полагаясь на мое умение завязывать контакты с местным населением. Нам, сидевшим в кузове, был слышен их разговор. Он начал издалека, о трудном времени, о том, что уже почти сутки он и его товарищи ничего не ели. Но хозяйка сразу разрушила все хитросплетения его речи:
- Ой, бидненьки ж мои! То заизжайте ж у двир. Оце тильки перед вечером бомбами таких гарних валашкив побыло. Наварю вам и нажарю. Ижте, бидненьки мои!..
Поужинали мы очень плотно и сытно. Я поручил сержанту распределить, кто и когда будет стоять на посту у машины, он повторил мое приказание и удалился. Попросив разбудить меня на рассвете, я, уставший, сразу уснул. Проснулся я сам и глазам своим не поверил: за окном уже стоял почти день. Машина так и стояла под хатой.
Одеваясь, бросился искать солдат. Неужели покинули меня?
Куда там покинули! Они все блаженно спали у соседей. Я начал их тормошить и ругать. Тут я понял свою роковую ошибку - бутыль-то со спиртом в хату не забрал, она оставалась в машине! Когда я уснул, они, орлы, пили-гуляли почти всю ночь.
Отчитал как следует виновников, пригрозил наказаниями, какие были в моей власти. Да что с этого? Потерянного времени не возвратишь. Машины, тягачи, броневички, стоявшие вчера на площади, на поддержку и дружбу которых мы рассчитывали, уже были далеко отсюда. А в утренней тишине отчетливо слышалась западнее и восточное Большого Токмака гулкая артиллерийская перестрелка.
Что делать? Как быть? Двигаться одному на восток -бессмысленно. Наскочат вражеские мотоциклисты, сразу перестреляют нас, и конец. Патронов у нас очень мало, людей всего пятеро.
Но терять время тоже нельзя. Решаю ехать до ближайшего большого села, расположенного западнее, - до Черниговки. Я запомнил рисунок этого села во время полета над ним: оно узкой полосой тянется по балке на много километров. Не может быть, чтоб там не нашел попутчиков!..
Ехали проселочными дорогами, вдоль посадок. Самолет мой грохотал на крутых поворотах, на переездах через канавы, на спусках. До чего дошло - мотаюсь с ним по степным оврагам… И неизвестно, выкарабкаемся ли мы с ним из этой дыры. Повсюду стреляют, и кажется, что эти звуки сплетаются над тобой, скрещиваются, а ты под ними словно в яме.
У крайних хат Черниговки мы увидели наших военных.
Сразу стало веселее. Я подошел к молодому артиллерийскому командиру, представился, сказал, кто я, откуда и что со мной случилось.
- Держись с нами, - сказал он, не глядя мне в глаза. - Мы ведем арьергардные бои, сдерживаем наступающие немецкие части.
По его тону не трудно было понять, что дела плохи.
- Вон там штаб укладывается. Свяжитесь с ними, - посоветовал мне командир.
Со штабными машинами, среди которых был и броневичок, мы выбрались на другую окраину села. Тут, у лесополосы, собралось уже несколько десятков машин, самоходных гаубиц, много солдат и командиров, по виду - преимущественно штабного народа. Стояли и совсем брошенные, с открытыми дверцами, наполовину «раздетые» грузовые автомобили.
Когда над нами появились вражеские самолеты, все убежали от машин и орудий в лесополосу. Но вот настала тишина, мы возвратились к колонне. Стоим, чего-то ждем. Я перехожу от одной кучки людей к другой, пытаюсь расслышать что-то более определенное о здешней обстановке, о намерениях командиров. Говорят, что днем никуда прорваться нельзя. Надо ждать ночи, собраться всем в один кулак и двигаться.
Ясно - будем ждать ночи.
А может быть, самим попробовать? Может, вся эта боязнь и суматоха лишь порождение паники? Может, там, южнее, тишина и спокойствие?
Осматривая брошенные грузовики, я заметил, что одна новенькая полуторка была совсем исправна. Горючее тоже есть. Позвал сержанта. Тот продул бензопровод - завелась. Теперь мы можем двигаться двумя машинами. Я сел за руль. Пассажиров сразу набежало и ко мне полным-полно.
Нет, стоять до вечера не будем, и мы отправляемся в объезд Черниговки. Немного проехали - увидели в лесочке «эмку», какую-то спецмашину. Завернули туда в надежде разузнать что-нибудь от начальства. Вижу, по дорожке между деревьями возбужденно прохаживается, скорее мечется молодой, красивый, статный генерал. Я спрашиваю, как можно добраться с моим самолетом до Володарского.
Он так подавлен своими заботами, так сосредоточен на чем-то, что некоторое время просто молча смотрит на меня невидящими глазами.
- Что за самолет? - вдруг обронил генерал. Я понял, что нечего мне было соваться к нему с такими вопросами. Он, видимо, ничего не знает о расположении наших и вражеских войск, как и я, и думает, наверно, сейчас о десятках, о сотнях своих бойцов, которых потерял, о том, как и куда ему вывести остатки дивизии.
Мне стало не по себе от взгляда этих невидящих, красных, воспаленных от пыли, недосыпания, а может быть, и слез, молодых глаз.
- Как мне быть, товарищ генерал? - все же решился я повторить вопрос, объяснив еще раз, кто я и чего хочу от него.
- Как быть?.. Вон там, ниже, в овражке, штаб ВВС. Пусть они советуют.
ВВС - это звучит знакомо и обнадеживающе. Значит, здесь штаб какой-то армии, ибо только при армиях есть штабы военно-воздушных сил. Мне нужно увидеть авиационного командира.
В овраге - пепел сожженных бумаг, разбросанные противогазы, какие-то перевернутые ящики. Среди людей издали узнал по голубым петлицам авиатора. Это был полный, невысокого роста генерал-майор, дававший какие-то указания штабным командирам. Я так обрадовался ему и другим авиаторам, что не дождался даже окончания разговора.
- Разрешите обратиться, товарищ генерал-майор?
- Обращайтесь, - ответил он.
Я рассказал о своем путешествии с МИГом на прицепе. Генерал внимательно посмотрел на меня. В его спокойных, но уставших глазах я прочел одобрение того, что я делал до сих пор. Но он не высказал мне его.
- Знаешь что, старший лейтенант, - заговорил он, продолжая заниматься своим - запихивать в разбухшую полевую сумку какой-то сверток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120