Ну вот, бредем мы, шлепая по лужам, а вокруг темно, хоть глаз выколи. Идем, идем и вдруг натыкаемся на проволочную сетку. Что за наваждение? Решили перелезть через нее. Мы же твердо знали, что идем в нужном направлении. Жердев начал взбираться в одном месте, я в другом. Прыгнув на землю, я шагнул вперед и вдруг увидел большие, горящие, как у совы, глаза, а над ними - рога. Подался назад, к изгороди, а глаза и рога - за мной. Вот уже сетка. Я вцепился в нее руками и только стал подтягиваться, как эти самые рога поддали мне под зад. Меня словно катапультой перебросило на другую сторону сетки. Оглянулся и вижу - дикий козел, архар какой-то. Слышу - Жердев кричит: «Костя, тут бизоны!» Бросился ему на помощь. Его тоже взметнуло вверх, и он плюхнулся на землю возле меня…
В общем все обошлось, можно сказать, благополучно. Только у меня и у Жердева оказались распоротыми сзади новенькие галифе. Пришлось попросить девчат зашить эти чертовы прорехи.
- Хороши кавалеры! - послышался голос, показавшийся мне знакомым.
«Березкин!» - обрадовался я.
- Да, дорого обошлось нам свидание, - продолжал Сухов. - Золотые часы Жердева мы еле выкопали - так зубробизон втоптал их в землю… Словом, ты, Славка, заранее запомни все эти тропки.
- Из Березкина я вам не дам сделать такого бродягу, как вы, - перебил я Сухова, входя в комнату.
- Пока не подкреплюсь - безусловно, товарищ командир! - И Слава, все такой же худой и бледный, бодро доложил о прибытии в полк для «дальнейшего прохождения службы».
Потом он не без гордости рассказал, как во время медицинской комиссий вертел рукой, хотя от боли у него искры сыпались из глаз.
Я заметил, что Слава с завистью смотрит на Жердева. Трофимова и Сухова. В полк они прибыли когда-то вместе, а на груди у тех было уже по ордену.
Березкин сказал, что ему давали месячный отпуск, но он отказался и решил сразу же возвратиться в полк.
- Хочешь летать? - спросил я у него.
- Да! - твердо ответил он.
На следующее утро погода была неважная. Мы с Голубевым сходили на море, но ни одного самолета там не встретили. Видимо, немцы перенесли маршрут перелетов. Обдумав план последующих действий, я пошел в штаб дивизии. Там царила какая-то праздничная атмосфера.
- Гости у нас, - шепнул мне дежурный.
В кабинете комдива за накрытым столом сидели несколько незнакомых мужчин и женщин. Оказывается, это делегация из города Мариуполя, наименование которого только что присвоили нашей дивизии.
Усаживаясь рядом с гостями, я вспомнил о предстоящем полете и решил ничего спиртного не пить. Но когда дело дошло до тостов, налили и мне стакан водки.
- Не могу. Сегодня я еще должен лететь на задание. На меня насели с уговорами:
- Командир отменит задание.
- Ради встречи выпейте.
- Мы были о летчиках лучшего мнения.
Комдив подмигнул мне: «Выпей».
Я выпил, закусил, распрощался с шефами, пригласил их побывать в нашем полку и пошел на аэродром. Там меня уже ожидал Речкалов.
Взлетели. Небо было затянуто грязно-серыми облаками.
Над морем вражеских самолетов не оказалось. Мы взяли курс на Одессу. На обратном пути решили проштурмовать хорошо знакомую нам дорогу вдоль берега. Здесь было чем заняться. К Николаеву двигался сплошной поток машин.
Первая атака оказалась удачной: загорелся бензовоз. Делаю второй заход, прицеливаюсь в легковую автомашину и нажимаю на гашетку. Что такое? Очередь прошла мимо.
Раньше я никогда не выпивал перед вылетом. Сегодня по принуждению отступил от этого правила и теперь вот жалел. Опьянение, пусть даже незначительное, мешало точно определять расстояние до цели и рассчитывать упреждение.
Я, как говорится, встряхнулся, мобилизовал свою волю и снова атаковал цель. Вспыхнул второй бензовоз. Наконец-то настроился! Нет, теперь я уж никогда не возьму в рот спиртного перед полетом.
На следующий день Речкалов в составе другой пары отправился «поохотиться» над морем. Почти у самой Одессы они подловили летающую лодку «савойя» и сбили ее.
А я в этот день ходил на прикрытие войск в паре с Березкиным. Из первого вылета он вынужден был возвратиться: забарахлил мотор. Во втором вылете Березкин увеличил свой боевой счет - уничтожил «юнкерс». Вечером он подробно рассказывал ребятам, как заходил в атаку и как прицеливался. Голос его звучал уверенно. Меня это радовало: значит, на него не повлияло ранение и неудача в поединке с «фокке-вульфом-189».
Из-за плохой погоды «свободная охота» стала чуть ли не единственным видом боевой работы авиации. Поэтому штаб армии собрал конференцию, чтобы опыт лучших воздушных «охотников» сделать достоянием всех летчиков.
Прибыв вместе с Голубевым в указанное село, я представился руководителю конференции генералу Савицкому. Мы не виделись с ним с самой Кубани. Он был все такой же энергичный и подтянутый.
Савицкий попросил меня помочь ему составить план работы конференции. Посоветовавшись, мы решили всех участников разделить на две секции: на «охотников» за воздушными целями и мастеров стрельбы по наземным объектам. Руководство первой взял на себя генерал, вторую поручил мне.
В выступлениях участников конференции было высказано немало интересного и поучительного. Обобщив опыт лучших «охотников», мы направили весь этот материал в штаб ВВС в Москву.
В воздухе, над линией фронта, я раньше не раз слышал фамилию ведущего группы Лавриненкова. Он служил в другом полку и часто сменял нас на прикрытии наших войск. Имя летчика, часто звучавшее в эфире, запоминается крепко, потом оно как бы само по себе живет в памяти, требуя новых и новых подробностей о нем. Позже к нам в полк дошла и почти легендарная история этого летчика. На конференции я познакомился с Владимиром Лавриненковым. Здесь легенда ожила для меня в его правдивом рассказе.
Мы обедали, ужинали все за общим столом, деловые беседы сменялись воспоминаниями. Там я увидел этого скромного, молчаливого, державшегося как-то в стороне капитана, имя которого в эти дни было самым популярным среди летчиков. Эту славу он добыл не только своими воздушными боями, которых он провел десятки, но и героическим поступком.
Лавриненков тоже пострадал от немецкой «рамы» - воздушного разведчика и корректировщика «фокке-вульф-189». Он атаковал ее над рекой Миус, там же, где пострадал Березкин, когда во время атаки столкнулся с ней. «Рама» свалилась на землю, а за ней на парашюте и Лавриненков. При раскрытии парашюта оторвало пистолет. На немецкой территории его схватили солдаты, что называется, «за ноги». При нем не было ни орденов, ни документов - только в кармашке гимнастерки последнее письмо из дому.
- Лавриненкоф? Это фамилия нам известно, - обрадовался производивший допрос немецкий офицер.
Капитан, конечно, отрицал, что это его фамилия. Но у немецких разведчиков нашелся альбом фотографий летчиков, среди которых легко можно было узнать характерное, бровастое лицо Лавриненкова. Отпираться дальше было невозможно. На летчика навалились с расспросами о дислокации, о боевых машинах наших полков. Говорить об этом или не говорить - полностью зависело от Лавриненкова, его идейной стойкости, убеждений. Он молчал. Его били. Он молчал.
В простой хате донецкого села, где происходил этот допрос, применялись методы гестаповского застенка. Но они не сломили стойкости летчика-коммуниста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
В общем все обошлось, можно сказать, благополучно. Только у меня и у Жердева оказались распоротыми сзади новенькие галифе. Пришлось попросить девчат зашить эти чертовы прорехи.
- Хороши кавалеры! - послышался голос, показавшийся мне знакомым.
«Березкин!» - обрадовался я.
- Да, дорого обошлось нам свидание, - продолжал Сухов. - Золотые часы Жердева мы еле выкопали - так зубробизон втоптал их в землю… Словом, ты, Славка, заранее запомни все эти тропки.
- Из Березкина я вам не дам сделать такого бродягу, как вы, - перебил я Сухова, входя в комнату.
- Пока не подкреплюсь - безусловно, товарищ командир! - И Слава, все такой же худой и бледный, бодро доложил о прибытии в полк для «дальнейшего прохождения службы».
Потом он не без гордости рассказал, как во время медицинской комиссий вертел рукой, хотя от боли у него искры сыпались из глаз.
Я заметил, что Слава с завистью смотрит на Жердева. Трофимова и Сухова. В полк они прибыли когда-то вместе, а на груди у тех было уже по ордену.
Березкин сказал, что ему давали месячный отпуск, но он отказался и решил сразу же возвратиться в полк.
- Хочешь летать? - спросил я у него.
- Да! - твердо ответил он.
На следующее утро погода была неважная. Мы с Голубевым сходили на море, но ни одного самолета там не встретили. Видимо, немцы перенесли маршрут перелетов. Обдумав план последующих действий, я пошел в штаб дивизии. Там царила какая-то праздничная атмосфера.
- Гости у нас, - шепнул мне дежурный.
В кабинете комдива за накрытым столом сидели несколько незнакомых мужчин и женщин. Оказывается, это делегация из города Мариуполя, наименование которого только что присвоили нашей дивизии.
Усаживаясь рядом с гостями, я вспомнил о предстоящем полете и решил ничего спиртного не пить. Но когда дело дошло до тостов, налили и мне стакан водки.
- Не могу. Сегодня я еще должен лететь на задание. На меня насели с уговорами:
- Командир отменит задание.
- Ради встречи выпейте.
- Мы были о летчиках лучшего мнения.
Комдив подмигнул мне: «Выпей».
Я выпил, закусил, распрощался с шефами, пригласил их побывать в нашем полку и пошел на аэродром. Там меня уже ожидал Речкалов.
Взлетели. Небо было затянуто грязно-серыми облаками.
Над морем вражеских самолетов не оказалось. Мы взяли курс на Одессу. На обратном пути решили проштурмовать хорошо знакомую нам дорогу вдоль берега. Здесь было чем заняться. К Николаеву двигался сплошной поток машин.
Первая атака оказалась удачной: загорелся бензовоз. Делаю второй заход, прицеливаюсь в легковую автомашину и нажимаю на гашетку. Что такое? Очередь прошла мимо.
Раньше я никогда не выпивал перед вылетом. Сегодня по принуждению отступил от этого правила и теперь вот жалел. Опьянение, пусть даже незначительное, мешало точно определять расстояние до цели и рассчитывать упреждение.
Я, как говорится, встряхнулся, мобилизовал свою волю и снова атаковал цель. Вспыхнул второй бензовоз. Наконец-то настроился! Нет, теперь я уж никогда не возьму в рот спиртного перед полетом.
На следующий день Речкалов в составе другой пары отправился «поохотиться» над морем. Почти у самой Одессы они подловили летающую лодку «савойя» и сбили ее.
А я в этот день ходил на прикрытие войск в паре с Березкиным. Из первого вылета он вынужден был возвратиться: забарахлил мотор. Во втором вылете Березкин увеличил свой боевой счет - уничтожил «юнкерс». Вечером он подробно рассказывал ребятам, как заходил в атаку и как прицеливался. Голос его звучал уверенно. Меня это радовало: значит, на него не повлияло ранение и неудача в поединке с «фокке-вульфом-189».
Из-за плохой погоды «свободная охота» стала чуть ли не единственным видом боевой работы авиации. Поэтому штаб армии собрал конференцию, чтобы опыт лучших воздушных «охотников» сделать достоянием всех летчиков.
Прибыв вместе с Голубевым в указанное село, я представился руководителю конференции генералу Савицкому. Мы не виделись с ним с самой Кубани. Он был все такой же энергичный и подтянутый.
Савицкий попросил меня помочь ему составить план работы конференции. Посоветовавшись, мы решили всех участников разделить на две секции: на «охотников» за воздушными целями и мастеров стрельбы по наземным объектам. Руководство первой взял на себя генерал, вторую поручил мне.
В выступлениях участников конференции было высказано немало интересного и поучительного. Обобщив опыт лучших «охотников», мы направили весь этот материал в штаб ВВС в Москву.
В воздухе, над линией фронта, я раньше не раз слышал фамилию ведущего группы Лавриненкова. Он служил в другом полку и часто сменял нас на прикрытии наших войск. Имя летчика, часто звучавшее в эфире, запоминается крепко, потом оно как бы само по себе живет в памяти, требуя новых и новых подробностей о нем. Позже к нам в полк дошла и почти легендарная история этого летчика. На конференции я познакомился с Владимиром Лавриненковым. Здесь легенда ожила для меня в его правдивом рассказе.
Мы обедали, ужинали все за общим столом, деловые беседы сменялись воспоминаниями. Там я увидел этого скромного, молчаливого, державшегося как-то в стороне капитана, имя которого в эти дни было самым популярным среди летчиков. Эту славу он добыл не только своими воздушными боями, которых он провел десятки, но и героическим поступком.
Лавриненков тоже пострадал от немецкой «рамы» - воздушного разведчика и корректировщика «фокке-вульф-189». Он атаковал ее над рекой Миус, там же, где пострадал Березкин, когда во время атаки столкнулся с ней. «Рама» свалилась на землю, а за ней на парашюте и Лавриненков. При раскрытии парашюта оторвало пистолет. На немецкой территории его схватили солдаты, что называется, «за ноги». При нем не было ни орденов, ни документов - только в кармашке гимнастерки последнее письмо из дому.
- Лавриненкоф? Это фамилия нам известно, - обрадовался производивший допрос немецкий офицер.
Капитан, конечно, отрицал, что это его фамилия. Но у немецких разведчиков нашелся альбом фотографий летчиков, среди которых легко можно было узнать характерное, бровастое лицо Лавриненкова. Отпираться дальше было невозможно. На летчика навалились с расспросами о дислокации, о боевых машинах наших полков. Говорить об этом или не говорить - полностью зависело от Лавриненкова, его идейной стойкости, убеждений. Он молчал. Его били. Он молчал.
В простой хате донецкого села, где происходил этот допрос, применялись методы гестаповского застенка. Но они не сломили стойкости летчика-коммуниста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120