ЯК-3 должен иметь три пушки, но из-за конструктивных трудностей серийные машины предполагалось выпускать лишь с одной. Это снижало боевые возможности самолета. Кроме того, расположение приборов в кабине создавало для летчика определенные неудобства.
Дома меня ожидал сюрприз: Мария предстала передо мной такой нарядной, какой я не видел ее никогда. Красивая и сияющая, стояла она посреди комнаты, демонстрируя свое преображение. Теперь она охотно согласилась пойти в театр, и мы отправились на спектакль. Хотелось побывать везде, наверстать упущенное.
Поздно вечером, возвращаясь в гостиницу, мы медленно шли по ночным улицам, наслаждаясь тишиной. Мы испытывали настоящее счастье от этого покоя и близости, зная, что через несколько дней окажемся снова на фронте.
После новых полетов Федрови, наконец, повел меня к авиаконструктору. Александр Сергеевич Яковлев сидел у горящего камина, пошевеливая кочергой угли. Федрови доложил ему обо мне, о моих полетах и замечаниях. Конструктор слушал, не переставая шуровать в камине. И мне показалось, что мои суждения о машине для него совершенно не интересны.
Разговор не получился.
…Целый день мы с женой занимались подготовкой к отъезду. Вечером к нам в дверь кто-то постучал. Я пригласил. В комнату вошел генерал. Он подал руку и назвал свою фамилию: Лавочкин.
- Решил побеспокоить, - присаживаясь, заговорил он. - Я работаю над самолетом, который будет посильнее ЛА-5. Буду благодарен, если вы взглянете на него глазами фронтовика.
Семен Алексеевич долго расспрашивал меня о воздушных боях, о летчиках, известных ему по прессе, рассказал о своих творческих планах. Уходя, он пригласил меня на завод, где готовилась к испытанию машина ЛА-7.
В цехе, куда я пришел на следующее утро, уже знали, что к ним заглянет летчик с фронта. Меня встретили рабочие, мастера. Я смотрел на их усталые, но энергичные лица, на крепкие руки, и мне захотелось как можно дольше побыть среди них. Здесь все говорило о напряженном и творческом труде людей, об их стремлении дать летчикам самое надежное оружие для окончательного разгрома врага.
- Что вы устанавливаете на новом самолете: пушки или пулеметы? - поинтересовался я, остановившись возле площадки, на которой монтировалось вооружение.
- Зачем же пулеметы? Что же, фашист по вас будет снарядами палить, а вы по нему пулями? Так не годится. Плата врагу должна быть достойной! - ответил мне старик мастер, поглаживая седые усы. - Верно я говорю?
- Очень верно, отец! - ответил я.
- Сам погляди, что делаем, - предложил он. Да, это был замечательный истребитель! Подобные ему машины, правда, уже появились на фронте, но далеко не такие. Чудесная техника! Я невольно вспомнил «чайки», МИГи, «ишаки», на которых мы сражались в первые дни войны, и тех храбрецов, что даже на таких машинах смело шли на огонь пушек бронированных «мессершмиттов». Эх, если бы теперь Миронов, Соколов, Овсянкин, Дьяченко увидели, какие у нас истребители!..
Я поблагодарил рабочих за их самоотверженный труд, за все, что они делают во имя победы. Посещение завода и конструкторского бюро Лавочкина окончательно убедило меня в том, что я поступил правильно, отказавшись от должности в Москве. Надо было немедленно возвращаться на фронт. Теперь наши летчики располагали всем необходимым для скорейшего разгрома хваленой авиации Геринга.
Лавочкин, к сожалению, не смог предложить мне готовой, окончательно испытанной новой машины для опробования ее в воздухе. Но он обещал сразу же сообщить мне на фронт, как только будут выпущены первые ЛА-7, с тем чтобы мы взяли несколько самолетов и испытали их в бою.
В гостинице я получил приятную весть: из штаба ВВС сообщили, что мне присвоено звание подполковника и что Главный маршал авиации хочет еще раз побеседовать со мной. Я немедленно явился к нему. Расспросив меня о поездке по заводам и встречах с конструкторами, Новиков спросил:
- Значит, все-таки не хочешь оставаться здесь, отправляешься на фронт?
- Да, товарищ маршал.
- Хорошо. Отпускаем тебя, чтобы ты там еще подумал о нашем предложении.
По его улыбке я понял, что эти слова сказаны между прочим. Маршал отлично знал, что на фронте я буду думать только о боях.
…В вагоне поезда, который мчался на юг, я долго не мог уснуть. Отдаляясь от Москвы, думал о ее бурной, многогранной жизни, о ее большой, поистине исторической роли в происходящей войне, о ее людях. Заводы, институты, штабы, театры - все здесь жило фронтом, работало на победу. И все-таки война была далеко от нее.
Когда я буду еще в Москве? Редко кому из фронтовиков удавалось в это время побывать в столице. Теперь она стала глубоким тылом…
Меня ждали на юге родной полк, друзья, новые сражения.
В таврийских степях весна была в полном разгаре. Черниговка утопала в грязи. Туманы и низкие облака приковали самолеты к земле. Но мои однополчане и в этих условиях почти ежедневно проводили тренировочные полеты. Клубов, Речкалов, Бабак, Труд, Лукьянов, Жердев «вывозили» молодежь. Среди новых летчиков были двое, которые помогли нам перегнать с Кавказа в Черниговку полученные машины.
- Почему они еще здесь? - спросил я у Речкалова.
- Отказались возвращаться в тыл.
- Как так?
- Они летчики и хотят воевать.
- Но командование полка, где они служили, все равно их потребует.
- Уже требовало.
- Что же вы ответили?
- Пока отмалчиваемся. Ребята хорошие, летают исправно, рвутся в бой.
«Ну что ж, - подумал я, - будем отстаивать их. Кто просится на фронт, тот в бою плохим не будет».
Мы готовились к перелету на передовые аэродромы, изучали обстановку на нашем фронте. А пока мы «загорали» в Черниговке, наши наступающие войска вышли на юге почти на те рубежи, где начиналась война. В сводках Совинформбюро теперь упоминались плацдармы на правом берегу Днепра, появилось тираспольское направление. Ветераны нашего полка горели желанием скорее приземлиться на знакомых аэродромах, где мы стояли три года назад, и в боях над Днестром отплатить врагу за трагические дни незабываемого июня.
Мы уже знали: перелет намечен на первую половину апреля, и все жили будущими сражениями, мечтой о преследовании врага до его логова. Вдруг меня срочно вызвали в ставку Главного маршала авиации.
Я полетел туда на боевом самолете со своим ведомым Голубевым. Совершая по маршруту посадки на некоторых аэродромах, мы познакомились со многими соратниками по оружию, с которыми потом пришлось воевать под Берлином и кончать войну.
Командир корпуса генерал Александр Утин и командир полка Анатолий Кожевников помогли нам устроиться, чтобы пересидеть плохую погоду, а мне еще - побывать в знакомом городе.
Я обошел все улицы Ново-Николаевки, проведал квартиру, впервые встретился с Мироновым и Панкратовым. В это время наша армия воевала уже там, где находились могилы этих погибших летчиков.
Когда мы прилетели на конечный пункт, здесь было не до нас. В этот день был тяжело ранен командующий фронтом генерал армии Н. В. Ватутин. К кому бы я в штабе ни обращался с расспросами, мне кратко отвечали:
- Устраивайтесь ночевать, завтра поговорим.
- А зачем нас вызвали?
- Неизвестно.
Меня тревожили такие ответы.
На второй день я был принят Главным маршалом.
- Знаешь, зачем вызвали? - спросил он.
- Не знаю.
- Назначаем тебя командиром авиаполка, который находится в резерве штаба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Дома меня ожидал сюрприз: Мария предстала передо мной такой нарядной, какой я не видел ее никогда. Красивая и сияющая, стояла она посреди комнаты, демонстрируя свое преображение. Теперь она охотно согласилась пойти в театр, и мы отправились на спектакль. Хотелось побывать везде, наверстать упущенное.
Поздно вечером, возвращаясь в гостиницу, мы медленно шли по ночным улицам, наслаждаясь тишиной. Мы испытывали настоящее счастье от этого покоя и близости, зная, что через несколько дней окажемся снова на фронте.
После новых полетов Федрови, наконец, повел меня к авиаконструктору. Александр Сергеевич Яковлев сидел у горящего камина, пошевеливая кочергой угли. Федрови доложил ему обо мне, о моих полетах и замечаниях. Конструктор слушал, не переставая шуровать в камине. И мне показалось, что мои суждения о машине для него совершенно не интересны.
Разговор не получился.
…Целый день мы с женой занимались подготовкой к отъезду. Вечером к нам в дверь кто-то постучал. Я пригласил. В комнату вошел генерал. Он подал руку и назвал свою фамилию: Лавочкин.
- Решил побеспокоить, - присаживаясь, заговорил он. - Я работаю над самолетом, который будет посильнее ЛА-5. Буду благодарен, если вы взглянете на него глазами фронтовика.
Семен Алексеевич долго расспрашивал меня о воздушных боях, о летчиках, известных ему по прессе, рассказал о своих творческих планах. Уходя, он пригласил меня на завод, где готовилась к испытанию машина ЛА-7.
В цехе, куда я пришел на следующее утро, уже знали, что к ним заглянет летчик с фронта. Меня встретили рабочие, мастера. Я смотрел на их усталые, но энергичные лица, на крепкие руки, и мне захотелось как можно дольше побыть среди них. Здесь все говорило о напряженном и творческом труде людей, об их стремлении дать летчикам самое надежное оружие для окончательного разгрома врага.
- Что вы устанавливаете на новом самолете: пушки или пулеметы? - поинтересовался я, остановившись возле площадки, на которой монтировалось вооружение.
- Зачем же пулеметы? Что же, фашист по вас будет снарядами палить, а вы по нему пулями? Так не годится. Плата врагу должна быть достойной! - ответил мне старик мастер, поглаживая седые усы. - Верно я говорю?
- Очень верно, отец! - ответил я.
- Сам погляди, что делаем, - предложил он. Да, это был замечательный истребитель! Подобные ему машины, правда, уже появились на фронте, но далеко не такие. Чудесная техника! Я невольно вспомнил «чайки», МИГи, «ишаки», на которых мы сражались в первые дни войны, и тех храбрецов, что даже на таких машинах смело шли на огонь пушек бронированных «мессершмиттов». Эх, если бы теперь Миронов, Соколов, Овсянкин, Дьяченко увидели, какие у нас истребители!..
Я поблагодарил рабочих за их самоотверженный труд, за все, что они делают во имя победы. Посещение завода и конструкторского бюро Лавочкина окончательно убедило меня в том, что я поступил правильно, отказавшись от должности в Москве. Надо было немедленно возвращаться на фронт. Теперь наши летчики располагали всем необходимым для скорейшего разгрома хваленой авиации Геринга.
Лавочкин, к сожалению, не смог предложить мне готовой, окончательно испытанной новой машины для опробования ее в воздухе. Но он обещал сразу же сообщить мне на фронт, как только будут выпущены первые ЛА-7, с тем чтобы мы взяли несколько самолетов и испытали их в бою.
В гостинице я получил приятную весть: из штаба ВВС сообщили, что мне присвоено звание подполковника и что Главный маршал авиации хочет еще раз побеседовать со мной. Я немедленно явился к нему. Расспросив меня о поездке по заводам и встречах с конструкторами, Новиков спросил:
- Значит, все-таки не хочешь оставаться здесь, отправляешься на фронт?
- Да, товарищ маршал.
- Хорошо. Отпускаем тебя, чтобы ты там еще подумал о нашем предложении.
По его улыбке я понял, что эти слова сказаны между прочим. Маршал отлично знал, что на фронте я буду думать только о боях.
…В вагоне поезда, который мчался на юг, я долго не мог уснуть. Отдаляясь от Москвы, думал о ее бурной, многогранной жизни, о ее большой, поистине исторической роли в происходящей войне, о ее людях. Заводы, институты, штабы, театры - все здесь жило фронтом, работало на победу. И все-таки война была далеко от нее.
Когда я буду еще в Москве? Редко кому из фронтовиков удавалось в это время побывать в столице. Теперь она стала глубоким тылом…
Меня ждали на юге родной полк, друзья, новые сражения.
В таврийских степях весна была в полном разгаре. Черниговка утопала в грязи. Туманы и низкие облака приковали самолеты к земле. Но мои однополчане и в этих условиях почти ежедневно проводили тренировочные полеты. Клубов, Речкалов, Бабак, Труд, Лукьянов, Жердев «вывозили» молодежь. Среди новых летчиков были двое, которые помогли нам перегнать с Кавказа в Черниговку полученные машины.
- Почему они еще здесь? - спросил я у Речкалова.
- Отказались возвращаться в тыл.
- Как так?
- Они летчики и хотят воевать.
- Но командование полка, где они служили, все равно их потребует.
- Уже требовало.
- Что же вы ответили?
- Пока отмалчиваемся. Ребята хорошие, летают исправно, рвутся в бой.
«Ну что ж, - подумал я, - будем отстаивать их. Кто просится на фронт, тот в бою плохим не будет».
Мы готовились к перелету на передовые аэродромы, изучали обстановку на нашем фронте. А пока мы «загорали» в Черниговке, наши наступающие войска вышли на юге почти на те рубежи, где начиналась война. В сводках Совинформбюро теперь упоминались плацдармы на правом берегу Днепра, появилось тираспольское направление. Ветераны нашего полка горели желанием скорее приземлиться на знакомых аэродромах, где мы стояли три года назад, и в боях над Днестром отплатить врагу за трагические дни незабываемого июня.
Мы уже знали: перелет намечен на первую половину апреля, и все жили будущими сражениями, мечтой о преследовании врага до его логова. Вдруг меня срочно вызвали в ставку Главного маршала авиации.
Я полетел туда на боевом самолете со своим ведомым Голубевым. Совершая по маршруту посадки на некоторых аэродромах, мы познакомились со многими соратниками по оружию, с которыми потом пришлось воевать под Берлином и кончать войну.
Командир корпуса генерал Александр Утин и командир полка Анатолий Кожевников помогли нам устроиться, чтобы пересидеть плохую погоду, а мне еще - побывать в знакомом городе.
Я обошел все улицы Ново-Николаевки, проведал квартиру, впервые встретился с Мироновым и Панкратовым. В это время наша армия воевала уже там, где находились могилы этих погибших летчиков.
Когда мы прилетели на конечный пункт, здесь было не до нас. В этот день был тяжело ранен командующий фронтом генерал армии Н. В. Ватутин. К кому бы я в штабе ни обращался с расспросами, мне кратко отвечали:
- Устраивайтесь ночевать, завтра поговорим.
- А зачем нас вызвали?
- Неизвестно.
Меня тревожили такие ответы.
На второй день я был принят Главным маршалом.
- Знаешь, зачем вызвали? - спросил он.
- Не знаю.
- Назначаем тебя командиром авиаполка, который находится в резерве штаба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120