На аэродроме узнал, что в этом приморском городке живет наш бывший летчик Викентий Павлович Карпович. С адресом в кармане пошел к нему.
В небольшой комнатке, которую снимал Карпович, собралась уже целая компания. Раньше меня туда пришли Фигичев, Речкалов и Труд.
Карпович встал из-за стола и шагнул мне навстречу. Тут я увидел, что одна рука у него неподвижна. Мы обнялись. Потом он познакомил меня со своей женой.
Стол хозяев не ломился от яств и напитков. А мы тоже после долгих странствий вдали от полка пришли в гости, как говорится, без «снаряжения». Я предложил Карповичу вместе сходить на базар и что-нибудь купить.
Мы вышли на улицу. Ветер доносил шум и запах моря.
- Ну, как тебе живется в тылу?
- Какой же здесь тыл, Саша! Теперь тут край войны. Не передний, конечно. Но куда отступать дальше?.. Я промолчал.
- А насчет жизни, что ж, - продолжал Карпович. - Пока рана не заживет, меня, наверное, будут кое-как снабжать. А потом… из армии не уйду. Как вылечусь - поеду в Москву, попрошусь в академию…
- Верно! - поддержал я. - Где-то на фронте я уже видел такого, как ты, однорукого. Распоряжался исправно.
- Мне еще полетать надо, Саша. Вся война - впереди.
- Да, сражения еще будут. Пружина только сжимается!
- Вот именно - сжимается, - поддержал Карпович. - И скоро разожмется!.. Я верю в это.
Когда мы кое-что купили на базаре и в магазине, Карпович заторопился домой. А я решил прогуляться к морю, пока его жена приготовит закуску.
В памяти снова ожило все пережитое от первого взлета в Новосибирске до последнего изнурительного путешествия. То ли нервы начали сдавать от усталости, то ли море навеяло грустные думы, но на душе у меня стало тоскливо. Постояв несколько минут на берегу, я пошел к Карповичу. Там мы и заночевали всей компанией.
А на следующее утро мы, к огорчению гостеприимного хозяина, стали собираться в путь. Полк покидал город.
- Если оставят в армии, обязательно разыщу вас! - дрогнувшим голосом сказал Карпович, прощаясь с нами.
- Где искать-то будешь? - спросил Речкалов.
- Надеюсь, где-нибудь на Украине, в Молдавии.
- Копи харчи на дорогу - пригодятся. Из кабины автомашины выглянул комиссар полка.
- Наговорились? Счастливо оставаться, Карпович! Грузовик, в кузове которого мы разместились, медленно двинулся по городу. Мимо поплыли низенькие, словно вросшие в землю, домики с плоскими крышами.
За Дербентом мы по предложению комиссара купили несколько мешков яблок. Старая пятитонка стала скрипеть еще больше, особенно на поворотах.
На одном из горных спусков я, услышав какой-то неестественный скрежет в кабине, наклонился к окошку и увидел, что шофер никак не может включить меньшую скорость. Попробовал тормозить - тоже безуспешно.
Я взглянул вперед: дорога с резким поворотом шла круто вниз. Шофер суетился, но у него ничего не получалось. Надо было спасаться.
- Прыгайте! - крикнул я и первым бросился за борт. За мной выскочили все летчики. Последним с подножки прыгнул комиссар и кубарем покатился под откос. Через несколько мгновений машина на бешеной скорости развернулась вправо и исчезла в пропасти.
Большинство из нас отделалось ушибами, а Погребной, Федоров и Шульга пострадали серьезно. Остановив первую же попутную машину, мы добрались до ближайшего городка, где находился госпиталь. Трех товарищей врачи сразу же положили в палату, а остальным оказали помощь.
Когда выходили из госпиталя, я увидел в вестибюле здоровенного детину с бородой. Согнувшись, он чистил сапоги.
- Фадеев!
- А-а, Покрышкин, - весело отозвался он, выпрямившись во весь свой богатырский рост.
- Ты чего здесь?
- После ранения. А теперь вот собираюсь на танцульки! Товарищи уже ожидали меня на улице, но мне не хотелось так быстро расставаться с Вадимом.
- Значит, подлечился, если к девчатам бегаешь?
- Дня через два выпишусь и в Баку подамся.
- Зачем?
- Там теперь собираются все безлошадные, - ответил Вадим и засмеялся.
- Нас тоже туда направляют. Слушай, переходи в наш полк. Вместе будем переучиваться на новые самолеты.
- С превеликим удовольствием, дружище. Где вас там искать?
- Вот подъедет сюда наш штаб - и спросим. Да я тебя еще здесь представлю командиру полка. Если понравишься ему, то…
- Я не барышня, чтобы нравиться, - перебил меня Вадим. - Нужны летчики - пойду и не подведу гвардию.
Вадим так грохотал басом, словно уже сейчас говорил с командиром полка.
Не успели мы закончить разговор, как подъехали наши машины.
- Вот они, легки на помине, - сказал я Фадееву. - Пошли.
Командир стоял в кругу моих недавних спутников и слушал рассказ Искрина о печальном происшествии.
- Товарищ гвардии майор, - обратился я к Краеву. - Вот «завербовал» в наш полк хорошего летчика.
Фадеев сделал шаг вперед и представился. Командир подал ему руку. Вадим так пожал ее, что Краев чуть не вскрикнул.
- Ну и силища!
- Я считал, что гвардейцы намного крепче нас, - пошутил Фадеев. - Извините, товарищ гвардии майор.
- Где ты такой вымахал?
- На Волге.
- Истребитель?
- Конечно.
Летчики с любопытством рассматривали богатыря, на груди у которого красовался орден Красного Знамени.
- Бороду-то зачем отрастил? - спросил Фигичев.
- На страх врагам! - все так же весело ответил Вадим под общий смех.
Переночевав в этом городе, мы двинулись дальше на юг. Полк разместился в небольшом приморском городке. Здесь было много частей, ожидавших получения самолетов. В очереди мы оказались далеко не первыми.
Летчики и техники, привыкшие к напряженной фронтовой жизни, томились от неопределенности и безделья. Перед обедом или ужином у небольшой столовой всегда собиралось много народу. Каждый стремился первым ворваться в столовую, чтобы не париться на жаре и не стоять в очереди у столов. На этой почве нередко возникали ссоры, порой довольно бурные, когда кто-нибудь от скуки переусердствовал в «дегустации» местных вин. В такую историю случайно попал и я.
Во время ужина ко мне и сидевшим рядом Голубеву и Труду пристали трое подвыпивших старших офицеров. Не стерпев грубости и оскорблений, я дал резкий отпор и за нарушение субординации оказался на гауптвахте.
Этим не замедлили воспользоваться уже давно косившиеся на меня командир полка и его друг капитан Воронцов. Вернувшись в полк, я услышал, что уже снят с должности командира эскадрильи и выведен за штат. Решил проверить этот слух и пошел к начстрою полка старшему лейтенанту Павленко. Он сидел один за столом, заваленным ворохом бумаг.
- То, что снят с должности, не самое страшное, - огорошил меня Павленко. - Ведь тебя, капитан, из партии исключили!
- Неужели и на это пошли?
- Вчера на заседании партийного бюро командир тебе все припомнил: споры с ним, самовольство в тактике, или, как он назвал, «нарушения требований устава истребительной авиации». Ну и, конечно, последнюю ссору с начальством соседнего полка.
Пораженный услышанным, я молча смотрел на него.
Как же так? Я честно воевал с самого начала войны, был в коллективе на хорошем счету, сбивал фашистов, а сейчас, в первые же дни пребывания в тылу, - оказался недостойным носить звание коммуниста, быть командиром-гвардейцем.
- Но и это еще не все, - продолжал Павленко. - На тебя передано дело в Бакинский военный трибунал. Почитай вот, какую характеристику на тебя направил туда Краев. Можешь взять себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120