Конечно, стоит товарищу Гробыке только намекнуть, как
все сделается само собой и без всяких усилий. И в Москве есть мощная
поддержака -- сам Митрофан Лукич. Он не даст в обиду сына своего старого
фронтового друга. Но товарищ Гробыко хочет, чтобы "все было по честному",
чтобы "он там лицом в грязь не ударил", "чтобы Родина получила первосортного
дипломата". Слово "первосортный" товарищ Гробыко употребляет не в силу своей
образованности (в этом его обвинить нельзя), а сугубо профессионально-- как
он говорит о первосорт-ной картошке, капусте и прочих плодах, которые,
повторяю, больше тридцати лет не украшают полки городских магазинов.
ТУНЕЯДЕЦ
Христос был, судя по всему, человеком без определенных заня-тий,
по-нашему-- тунеядец. Как и я. Тунеядец-- это существо, которое на вопрос
"На какие средства ты существуешь?" не мо-жет предъявить справку с места
работы с указанием зарплаты. Это не значит, что тунеядец не работает вообще.
Я работаю не меньше других. Просто у меня нет и не может быть такой,
справ-ки. Раньше я предъявлял в милицию поддельные справки. Те-перь они мне
не верят, если даже я предъявляю настоящую справку (бывает, что я на
короткий срок устраиваюсь на работу). Основные средства я зарабатываю за
счет врачевания и консуль-таций. Это не очень много. Один из источников моих
заработ-ков-- случайные работы, которые приносят мне сразу сумму де-нег,
достаточную для того, чтобы прожить иногда полгода, а то и более. Прожить,
конечно, на моем (минимальном) уровне... В прошлом году, например, я
завербовался красить мосты через сибирские реки. Платили огромные деньги,
поскольку мы работали без всякой техники безопасности. Нас просто спускали
на веревке. Что это такое? Вообразите себя висящим на веревке над могучим
Енисеем. Холодный ветер пронизывает вас насквозь. И вы мечтае-те о том,
чтобы скорее оборвалась эта веревка и вы наконец-то покончите счеты с этой
проклятой жизнью. Формально мы полу-чали огромные деньги (расписывались в
ведомости). Фактически на руки нам доставалось процентов тридцать: остальное
забирали бригадиры, прорабы, инженеры, мастера и прочие. Сколько там было
этих паразитов!
Я болтался на веревке над страшным, безбрежным Енисеем, а надо мною
было по крайней мере десяток таких паразитов. Зато они мне выдавали справку
на огромную, якобы заработан-ную, сумму, которая гарантировала мне право
шесть месяцев "искать новую работу". Такие случайные работы, однако, не
часто бывают. Наконец, "подарки", главным образом от женщин, главным образом
поношенная одежда и обувь, постельное бе-лье.
БОГ
Я спросил людей: "Чего вы хотите?" "Счастья",-- ответили они.
"Хорошо,-- сказал я,-- будьте счастливы". И я устремил на Землю изобилие
счастья. Я заполнил счастьем все живые существа и все мертвое пространство.
Довольный содеянным, я погрузился в высшее счастье -- в
самодо-вольство. Устав от него, я решил взглянуть на осчастливленный мною
род людской. И я был поражен: люди были несчастны! "Чего вы хотите
теперь?!"-- воскликнул я в гневе. "Верни нам наши страдания!"-- в гневе же
кричали они. "Хорошо,-- покорился я их воле,-- страдай-те!"
Сделав это, я погрузился в высшее страдание-- в неудовлетворен-ность
самим собой. Устав от него, я решил взглянуть на удовлетворен-ный мною род
людской. И я увидел: люди по-прежнему были несча-стны. "Так в чем же дело?"
-- воскликнул я, пораженный. "А в том,-- со смехом и бранью ответили они,--
что теперь наше состояние несчастности обоснованно и оправданно".
МОЙ БЫТ
Как я уже говорил, Христос не имел, где приклонить голову, и у меня
тоже нет постоянного жилья. Обычно снимаю угол в комнате или койку,
изредка-- отдельную комнатушку. В чем раз-ница-- снимать угол или койку?
Разница существенная. Снимать угол-- значит снимать часть комнаты, в которой
стоит твое ложе и, возможно, некое сооружение, временно исполняющее функции
сто-лика. Эта часть комнаты может быть отделена от остальной шкафом или
ширмой. Снимать койку-- значит приходить ночевать в данную комнату, где ты
раскладываешь койку, которую рано утром убира-ешь. И покидаешь комнату. Если
снимаешь угол, то можешь в нем находиться и днем. Если снимаешь койку,
должен покинуть комнату и w появляться тут до позднего вечера. За угол
приходится пла-тить пятнадцать, а то и все двадцать рублей в месяц, за
койку-- не более десяти. Хозяевами комнат, в которых сдаются угол или койка,
бывают обычно старые одинокие женщины, получающие ми-зерную пенсию. Но
иногда это бывают и молодые одинокие женщи-ны (иногда-- с внебрачным
ребенком), приобретающие вместе с жильцом удобного любовника, или мужчины,
приобретающие да-ровых любовниц. Однажды я снял угол у молодой женщины. И
сбежал, оставив ей месячную плату (они плату берут вперед). Из-бежать этого
проклятья (снимания угла или койки) невозможно:
у нас лето длится всего три месяца, остальное время -- холодная зима и
слякотные весна и осень. Летом я сплю на скамейках, на траве, в сене, на
вокзале-- это дает существенную экономию средств (можно обновить брюки,
носки, рубашки). Когда я вербу-юсь на временную работу, я сплю в бараке:
тоже экономия. Мож-но было бы, конечно, податься в теплые края. Но мне там с
моей профессией делать нечего. Вернее, делать-то там есть что: лечить
импотентов и ожиревших паразитов. Но не это мое главное дело. Мое главное
дело-- проповедь моего учения. А интерес к нему сейчас проявляют только в
условиях сурового климата. Кроме того, существенную часть моего учения
составляют правила жизни на пределе бытовых удобств и даже немного ниже. С
этой точки зрения моя жизнь есть эксперимент, а мое учение есть обобщение и
осмысление этого эксперимента. Однажды я пришел "домой" слишком поздно.
Жильцы квартиры (с целью наказания и воспита-ния меня) не открыли дверь.
Пришлось коротать ночь на лестнич-ной площадке. В эту ночь я сделал важный
вклад в свое учение. Вот он в двух словах. Спишь ли ты в хрустящих
белоснежных про-стынях на пуховой перине с прекрасной женщиной или,
одинокий, дрожишь от холода на грязной лестничной площадке, время все равно
неумолимо уносится в прошлое. Есть, конечно, некоторые неудобства в
переживании полета времени в таком положении, как мое. Но в нем есть и
достоинство: время тянется при этом беско-нечно долго. За одну эту ночь я
передумал больше, чем иные пере-думывают за всю свою жизнь.
Утром сосед похихикал над моим плачевным положением. "Я слышал
звонок,-- сказал он,-- но подумал, что это какой-нибудь пьяница ломится в
квартиру. А это, оказывается, наш "йогаист-згоист"!.." (он считает меня
йогом и всячески изощряется на этот счет).
ПРОПОВЕДНИК
Отвисли старые штаны
в заду,
в коленях.
Не в человеке дела суть,
но в по-коленьях.
В карманах тщуся я сыскать
от хлеба
крохи.
Не люди сущность бытия,
а лишь
эпохи.
Остановите суету!
Кончайте
споры!
Сейчас я мир переверну.
И без
опоры.
Я -- проповедник, т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
все сделается само собой и без всяких усилий. И в Москве есть мощная
поддержака -- сам Митрофан Лукич. Он не даст в обиду сына своего старого
фронтового друга. Но товарищ Гробыко хочет, чтобы "все было по честному",
чтобы "он там лицом в грязь не ударил", "чтобы Родина получила первосортного
дипломата". Слово "первосортный" товарищ Гробыко употребляет не в силу своей
образованности (в этом его обвинить нельзя), а сугубо профессионально-- как
он говорит о первосорт-ной картошке, капусте и прочих плодах, которые,
повторяю, больше тридцати лет не украшают полки городских магазинов.
ТУНЕЯДЕЦ
Христос был, судя по всему, человеком без определенных заня-тий,
по-нашему-- тунеядец. Как и я. Тунеядец-- это существо, которое на вопрос
"На какие средства ты существуешь?" не мо-жет предъявить справку с места
работы с указанием зарплаты. Это не значит, что тунеядец не работает вообще.
Я работаю не меньше других. Просто у меня нет и не может быть такой,
справ-ки. Раньше я предъявлял в милицию поддельные справки. Те-перь они мне
не верят, если даже я предъявляю настоящую справку (бывает, что я на
короткий срок устраиваюсь на работу). Основные средства я зарабатываю за
счет врачевания и консуль-таций. Это не очень много. Один из источников моих
заработ-ков-- случайные работы, которые приносят мне сразу сумму де-нег,
достаточную для того, чтобы прожить иногда полгода, а то и более. Прожить,
конечно, на моем (минимальном) уровне... В прошлом году, например, я
завербовался красить мосты через сибирские реки. Платили огромные деньги,
поскольку мы работали без всякой техники безопасности. Нас просто спускали
на веревке. Что это такое? Вообразите себя висящим на веревке над могучим
Енисеем. Холодный ветер пронизывает вас насквозь. И вы мечтае-те о том,
чтобы скорее оборвалась эта веревка и вы наконец-то покончите счеты с этой
проклятой жизнью. Формально мы полу-чали огромные деньги (расписывались в
ведомости). Фактически на руки нам доставалось процентов тридцать: остальное
забирали бригадиры, прорабы, инженеры, мастера и прочие. Сколько там было
этих паразитов!
Я болтался на веревке над страшным, безбрежным Енисеем, а надо мною
было по крайней мере десяток таких паразитов. Зато они мне выдавали справку
на огромную, якобы заработан-ную, сумму, которая гарантировала мне право
шесть месяцев "искать новую работу". Такие случайные работы, однако, не
часто бывают. Наконец, "подарки", главным образом от женщин, главным образом
поношенная одежда и обувь, постельное бе-лье.
БОГ
Я спросил людей: "Чего вы хотите?" "Счастья",-- ответили они.
"Хорошо,-- сказал я,-- будьте счастливы". И я устремил на Землю изобилие
счастья. Я заполнил счастьем все живые существа и все мертвое пространство.
Довольный содеянным, я погрузился в высшее счастье -- в
самодо-вольство. Устав от него, я решил взглянуть на осчастливленный мною
род людской. И я был поражен: люди были несчастны! "Чего вы хотите
теперь?!"-- воскликнул я в гневе. "Верни нам наши страдания!"-- в гневе же
кричали они. "Хорошо,-- покорился я их воле,-- страдай-те!"
Сделав это, я погрузился в высшее страдание-- в неудовлетворен-ность
самим собой. Устав от него, я решил взглянуть на удовлетворен-ный мною род
людской. И я увидел: люди по-прежнему были несча-стны. "Так в чем же дело?"
-- воскликнул я, пораженный. "А в том,-- со смехом и бранью ответили они,--
что теперь наше состояние несчастности обоснованно и оправданно".
МОЙ БЫТ
Как я уже говорил, Христос не имел, где приклонить голову, и у меня
тоже нет постоянного жилья. Обычно снимаю угол в комнате или койку,
изредка-- отдельную комнатушку. В чем раз-ница-- снимать угол или койку?
Разница существенная. Снимать угол-- значит снимать часть комнаты, в которой
стоит твое ложе и, возможно, некое сооружение, временно исполняющее функции
сто-лика. Эта часть комнаты может быть отделена от остальной шкафом или
ширмой. Снимать койку-- значит приходить ночевать в данную комнату, где ты
раскладываешь койку, которую рано утром убира-ешь. И покидаешь комнату. Если
снимаешь угол, то можешь в нем находиться и днем. Если снимаешь койку,
должен покинуть комнату и w появляться тут до позднего вечера. За угол
приходится пла-тить пятнадцать, а то и все двадцать рублей в месяц, за
койку-- не более десяти. Хозяевами комнат, в которых сдаются угол или койка,
бывают обычно старые одинокие женщины, получающие ми-зерную пенсию. Но
иногда это бывают и молодые одинокие женщи-ны (иногда-- с внебрачным
ребенком), приобретающие вместе с жильцом удобного любовника, или мужчины,
приобретающие да-ровых любовниц. Однажды я снял угол у молодой женщины. И
сбежал, оставив ей месячную плату (они плату берут вперед). Из-бежать этого
проклятья (снимания угла или койки) невозможно:
у нас лето длится всего три месяца, остальное время -- холодная зима и
слякотные весна и осень. Летом я сплю на скамейках, на траве, в сене, на
вокзале-- это дает существенную экономию средств (можно обновить брюки,
носки, рубашки). Когда я вербу-юсь на временную работу, я сплю в бараке:
тоже экономия. Мож-но было бы, конечно, податься в теплые края. Но мне там с
моей профессией делать нечего. Вернее, делать-то там есть что: лечить
импотентов и ожиревших паразитов. Но не это мое главное дело. Мое главное
дело-- проповедь моего учения. А интерес к нему сейчас проявляют только в
условиях сурового климата. Кроме того, существенную часть моего учения
составляют правила жизни на пределе бытовых удобств и даже немного ниже. С
этой точки зрения моя жизнь есть эксперимент, а мое учение есть обобщение и
осмысление этого эксперимента. Однажды я пришел "домой" слишком поздно.
Жильцы квартиры (с целью наказания и воспита-ния меня) не открыли дверь.
Пришлось коротать ночь на лестнич-ной площадке. В эту ночь я сделал важный
вклад в свое учение. Вот он в двух словах. Спишь ли ты в хрустящих
белоснежных про-стынях на пуховой перине с прекрасной женщиной или,
одинокий, дрожишь от холода на грязной лестничной площадке, время все равно
неумолимо уносится в прошлое. Есть, конечно, некоторые неудобства в
переживании полета времени в таком положении, как мое. Но в нем есть и
достоинство: время тянется при этом беско-нечно долго. За одну эту ночь я
передумал больше, чем иные пере-думывают за всю свою жизнь.
Утром сосед похихикал над моим плачевным положением. "Я слышал
звонок,-- сказал он,-- но подумал, что это какой-нибудь пьяница ломится в
квартиру. А это, оказывается, наш "йогаист-згоист"!.." (он считает меня
йогом и всячески изощряется на этот счет).
ПРОПОВЕДНИК
Отвисли старые штаны
в заду,
в коленях.
Не в человеке дела суть,
но в по-коленьях.
В карманах тщуся я сыскать
от хлеба
крохи.
Не люди сущность бытия,
а лишь
эпохи.
Остановите суету!
Кончайте
споры!
Сейчас я мир переверну.
И без
опоры.
Я -- проповедник, т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61