Но, к
сожалению, с такими "храмами" души людей не уконтролируешь. Тут пока не
храмы, а тюрьмы и концлагеря нужны. Сталин не довел свое дело до конца.
Но не все сказанное нами следует принимать за чистую монету. Много в
наших речах говорится "для красного словца", в шутку, из духа противоречия.
Часто нам самим не ясно, в чем наши расхождения. Часто мы переходим на
противоположные позиции.
СУЕТА
Я люблю мои беседы со случайными людьми и пациентами, специ-ально
разыскивающими меня. Это и есть моя реальная жизнь, а не призрак жизни. Вот
я вошел в дешевое кафе выпить стакан чаю и съесть бутерброд -- все, что я
могу позволить себе сегодня. Какой-то незнако-мый человек делает мне знак из
глубины кафе, зовет к своей стойке. Подхожу. Человек отодвигает грязную
посуду, наливает в стакан какой-то красноватой бурды (у нас это считается
вином), насаживает на вилку какой-то еды со своей тарелки, делает мне знак
пить и закусы-вать.
-- Я сразу заметил,-- говорит он,-- что ты свой парень! Че-ло-век!
Теперь встретить человека трудно. А ты, я вижу, че-ло-век! Ну, ДУЙ!
Я "дую". Он говорит, что я молодец, не брезгую угощением "просто-го
человека". И затем я терпеливо выслушиваю его историю.
-- Отец советовал мне выбрать такую профессию, которая гарантиро-вала
бы кусок хлеба при всех обстоятельствах,-- говорит он.-- Совет прост, да не
так-то легко ему следовать. Кажется, например, совершен-но очевидным, что
профессия продавца продовольственного магазина или повара в общественной
столовой гарантирует упомянутый кусок хлеба. Но это далеко не так. Гарантия
тут кажущаяся. Тут ты имеешь гарантированный кусок лишь тогда, когда все
прочие имеют тот же
самый кусок или кусок получше и без всяких гарантий. Но случись что
серьезное и... У нас в городке, например, когда началась война, высшее
начальство первым делом заполонило все питательные точки своими
родственниками и холуями, а прежних обладателей этих точек вытури-ли, кого в
армию, кого в тюрьму, кого на военные заводы. А почему, вы думаете, нечто
подобное не произойдет в случае будущих неприятных событий большого
масштаба? Зато плясуны и баянисты, над коими до войны все подшучивали, как
над бездельниками, а их занятия за профессию вообще не почитали, всю войну
провели в теплоте и в сыто-сти. И все уцелели!
Когда мои практичные и прозорливые родители решали,-- продолжал
незнакомец,-- кем мне быть, вариант с плясками и баяном обсуждался ими
неоднократно. Отец был против, упирая на то, что я способен играть только на
нервах родителей. Мать же настаивала на том, что баян не скрипка
Студебеккера (она, очевидно, хотела сказать: Страдивари), а пляска не балет,
что свистеть, топать и охать может научиться даже такой бездарный растяпа,
как я. Но в музыкальную школу меня не приняли из-за абсолютного отсутствия
музыкального слуха. Смешно? Бывает абсолютный музыкальный слух. Очень редко,
говорят, бывает. Но еще реже встречается абсолютное отсутствие музыкального
слуха. Так вот, я принадлежу к числу этих исключительных личностей. Для меня
что "до", что "ре", что "соль"-- все едино. Я даже "Чижика" одним пальцем не
смог научиться играть за целый год. Тоже своеобраз-ный рекорд. Так вот, эта
моя уникальная способность и позволила мне стать обладателем самой
уникальной профессии в стране: я специалист по безобразным звукам, с помощью
которых можно парализовать живот-ных. И человека тоже. Собственно говоря,
это и предназначено для людей. Опыты только проводятся на животных. А я пока
единственный человек, способный переносить такие звуки. Не веришь? Я тебе
дам адресок. Приходи. Я тебе такое покажу, что глазам... и ушам, конечно...
своим не поверишь. Нажимаешь кнопку, и даже лошади немедленно с копыт долой.
Ты только об этом не трепись никому, это секрет. Это, брат, посекретнее
атомной бомбы. Хотя какой это секрет-- атомная бомба?
НАШ ЧЕЛОВЕК
-- Ты, Лаптев, в общем и целом наш человек,-- сказал мне тогда товарищ
Горбань,-- но вот мудришь как-то не по-нашему.
-- Я мудрю именно потому, что я есть наш человек,-- сказал я.-- А если
уж наш человек начинает мудрить, то делает это всегда не по-нашему.
Обратитесь к нашей истории, и вы сами...
Покинув товарища Горбаня, я преисполнился чувства преданности идеалам
коммунизма.
Заявляю категорически
И на этом твердо стою,
Что и я в поход исторический Прошагаю в общем строю.
Прозвучит команда -- настанет срок --
"Становись!", "Равняйсь!", "Шагом марш!".Заиграют оркестры не шейк, не
рок,
А забытый походный марш.
В громовом "Ура!" и моя будет часть. Автомат, а не рюмку сожму рукой. И
в атаке общей убитым пасть
Я смогу, как любой другой.
На пересечении улиц Горького и Робеспьера ястолкнулся с Антипо-дом.
-- Что с тобой?-- спросил он.-- Уж не впартию ли вступать собрался?
Услышав это, я несколько сник.
Только дело в том, что атак таких Не дождешься и тысячу лет. Потому
снесу предыдущий стих
Для практических нужд в туалет.
Я И АНТИПОД
-- Каждый человек равен любому другому,-- говорю я.-- Более того, он
равен всему человечеству. Всему космосу. Это одна из моих исходных
предпосылок.
-- Прекрасно,-- усмехается он.-- А младенцы? А старики? А боль-ные? Но
ладно, допустим, что люди одинаковы абсолютно во всем; если отвлечься от их
общественных отношений, то первое, с чем имеют дело люди в своей социальной
жизни, есть неравенство: я имею в виду отношение начальствования и
подчинения, без которого невозможно объединение людей в единое общество. Это
есть неравенство не только в том смысле, что положение начальника в каком-то
отношении пред-почтительнее, чем положение подчиненного, но прежде всего в
самом факте осознания превосходства одного человека над другим. И заметь,
это неравенство всеми признается как нечто справедливое.
-- Я не об этом,-- говорю я.-- Я имею в виду некоторую мораль-ную
установку человека по отношению к другим людям и миру вообще. Для человека
все бытие разделяется на "я" и "не-я" естественным образом.
-- А почему это не на "мы" и "не-мы"?-- возражает он;-- Что является
изначальной личностью-- коллектив или отдельный чело-век, "я" или "мы"?
Причем коллектив достаточно большой и сложный. Исторически "я" есть
вторичное по отношению к "мы". А в условиях нашего общества тем более.
-- Я исхожу уже из факта существования "я",-- говорю я.-- И. настаивая
на своем постулате, я имею в виду не реальное равенство, которого нет (это я
сам знаю), а субъективное состояние "я".
-- Любая,-- говорит он,-- субъективная претензия, не подкреплен-ная
реальными возможностями, вырождается в шизофрению. Ты мо-жешь сколько угодно
внушать себе, что ты равен всякому другому человеку, целому обществу и даже
человечеству. - Но либо это есть мания величия, то есть предмет внимания для
медицины, либо нечто ничего не значащее. Если ты рядовой солдат, то сознание
реальности солдатского положения не может затмить никакая маниакальная
пре-тензия быть равным генералу. Лишь делая военную карьеру и стремясь стать
генералом, ты можешь реализовать свою идею равенства солдата и генерала в
рамках признания реальности своего общества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
сожалению, с такими "храмами" души людей не уконтролируешь. Тут пока не
храмы, а тюрьмы и концлагеря нужны. Сталин не довел свое дело до конца.
Но не все сказанное нами следует принимать за чистую монету. Много в
наших речах говорится "для красного словца", в шутку, из духа противоречия.
Часто нам самим не ясно, в чем наши расхождения. Часто мы переходим на
противоположные позиции.
СУЕТА
Я люблю мои беседы со случайными людьми и пациентами, специ-ально
разыскивающими меня. Это и есть моя реальная жизнь, а не призрак жизни. Вот
я вошел в дешевое кафе выпить стакан чаю и съесть бутерброд -- все, что я
могу позволить себе сегодня. Какой-то незнако-мый человек делает мне знак из
глубины кафе, зовет к своей стойке. Подхожу. Человек отодвигает грязную
посуду, наливает в стакан какой-то красноватой бурды (у нас это считается
вином), насаживает на вилку какой-то еды со своей тарелки, делает мне знак
пить и закусы-вать.
-- Я сразу заметил,-- говорит он,-- что ты свой парень! Че-ло-век!
Теперь встретить человека трудно. А ты, я вижу, че-ло-век! Ну, ДУЙ!
Я "дую". Он говорит, что я молодец, не брезгую угощением "просто-го
человека". И затем я терпеливо выслушиваю его историю.
-- Отец советовал мне выбрать такую профессию, которая гарантиро-вала
бы кусок хлеба при всех обстоятельствах,-- говорит он.-- Совет прост, да не
так-то легко ему следовать. Кажется, например, совершен-но очевидным, что
профессия продавца продовольственного магазина или повара в общественной
столовой гарантирует упомянутый кусок хлеба. Но это далеко не так. Гарантия
тут кажущаяся. Тут ты имеешь гарантированный кусок лишь тогда, когда все
прочие имеют тот же
самый кусок или кусок получше и без всяких гарантий. Но случись что
серьезное и... У нас в городке, например, когда началась война, высшее
начальство первым делом заполонило все питательные точки своими
родственниками и холуями, а прежних обладателей этих точек вытури-ли, кого в
армию, кого в тюрьму, кого на военные заводы. А почему, вы думаете, нечто
подобное не произойдет в случае будущих неприятных событий большого
масштаба? Зато плясуны и баянисты, над коими до войны все подшучивали, как
над бездельниками, а их занятия за профессию вообще не почитали, всю войну
провели в теплоте и в сыто-сти. И все уцелели!
Когда мои практичные и прозорливые родители решали,-- продолжал
незнакомец,-- кем мне быть, вариант с плясками и баяном обсуждался ими
неоднократно. Отец был против, упирая на то, что я способен играть только на
нервах родителей. Мать же настаивала на том, что баян не скрипка
Студебеккера (она, очевидно, хотела сказать: Страдивари), а пляска не балет,
что свистеть, топать и охать может научиться даже такой бездарный растяпа,
как я. Но в музыкальную школу меня не приняли из-за абсолютного отсутствия
музыкального слуха. Смешно? Бывает абсолютный музыкальный слух. Очень редко,
говорят, бывает. Но еще реже встречается абсолютное отсутствие музыкального
слуха. Так вот, я принадлежу к числу этих исключительных личностей. Для меня
что "до", что "ре", что "соль"-- все едино. Я даже "Чижика" одним пальцем не
смог научиться играть за целый год. Тоже своеобраз-ный рекорд. Так вот, эта
моя уникальная способность и позволила мне стать обладателем самой
уникальной профессии в стране: я специалист по безобразным звукам, с помощью
которых можно парализовать живот-ных. И человека тоже. Собственно говоря,
это и предназначено для людей. Опыты только проводятся на животных. А я пока
единственный человек, способный переносить такие звуки. Не веришь? Я тебе
дам адресок. Приходи. Я тебе такое покажу, что глазам... и ушам, конечно...
своим не поверишь. Нажимаешь кнопку, и даже лошади немедленно с копыт долой.
Ты только об этом не трепись никому, это секрет. Это, брат, посекретнее
атомной бомбы. Хотя какой это секрет-- атомная бомба?
НАШ ЧЕЛОВЕК
-- Ты, Лаптев, в общем и целом наш человек,-- сказал мне тогда товарищ
Горбань,-- но вот мудришь как-то не по-нашему.
-- Я мудрю именно потому, что я есть наш человек,-- сказал я.-- А если
уж наш человек начинает мудрить, то делает это всегда не по-нашему.
Обратитесь к нашей истории, и вы сами...
Покинув товарища Горбаня, я преисполнился чувства преданности идеалам
коммунизма.
Заявляю категорически
И на этом твердо стою,
Что и я в поход исторический Прошагаю в общем строю.
Прозвучит команда -- настанет срок --
"Становись!", "Равняйсь!", "Шагом марш!".Заиграют оркестры не шейк, не
рок,
А забытый походный марш.
В громовом "Ура!" и моя будет часть. Автомат, а не рюмку сожму рукой. И
в атаке общей убитым пасть
Я смогу, как любой другой.
На пересечении улиц Горького и Робеспьера ястолкнулся с Антипо-дом.
-- Что с тобой?-- спросил он.-- Уж не впартию ли вступать собрался?
Услышав это, я несколько сник.
Только дело в том, что атак таких Не дождешься и тысячу лет. Потому
снесу предыдущий стих
Для практических нужд в туалет.
Я И АНТИПОД
-- Каждый человек равен любому другому,-- говорю я.-- Более того, он
равен всему человечеству. Всему космосу. Это одна из моих исходных
предпосылок.
-- Прекрасно,-- усмехается он.-- А младенцы? А старики? А боль-ные? Но
ладно, допустим, что люди одинаковы абсолютно во всем; если отвлечься от их
общественных отношений, то первое, с чем имеют дело люди в своей социальной
жизни, есть неравенство: я имею в виду отношение начальствования и
подчинения, без которого невозможно объединение людей в единое общество. Это
есть неравенство не только в том смысле, что положение начальника в каком-то
отношении пред-почтительнее, чем положение подчиненного, но прежде всего в
самом факте осознания превосходства одного человека над другим. И заметь,
это неравенство всеми признается как нечто справедливое.
-- Я не об этом,-- говорю я.-- Я имею в виду некоторую мораль-ную
установку человека по отношению к другим людям и миру вообще. Для человека
все бытие разделяется на "я" и "не-я" естественным образом.
-- А почему это не на "мы" и "не-мы"?-- возражает он;-- Что является
изначальной личностью-- коллектив или отдельный чело-век, "я" или "мы"?
Причем коллектив достаточно большой и сложный. Исторически "я" есть
вторичное по отношению к "мы". А в условиях нашего общества тем более.
-- Я исхожу уже из факта существования "я",-- говорю я.-- И. настаивая
на своем постулате, я имею в виду не реальное равенство, которого нет (это я
сам знаю), а субъективное состояние "я".
-- Любая,-- говорит он,-- субъективная претензия, не подкреплен-ная
реальными возможностями, вырождается в шизофрению. Ты мо-жешь сколько угодно
внушать себе, что ты равен всякому другому человеку, целому обществу и даже
человечеству. - Но либо это есть мания величия, то есть предмет внимания для
медицины, либо нечто ничего не значащее. Если ты рядовой солдат, то сознание
реальности солдатского положения не может затмить никакая маниакальная
пре-тензия быть равным генералу. Лишь делая военную карьеру и стремясь стать
генералом, ты можешь реализовать свою идею равенства солдата и генерала в
рамках признания реальности своего общества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61