"Музыка не обращена к зрению, разве что к духу, -- писал он
графине Урусовой, -- однако есть у меня один навязчивый
зрительный образ, связанный с Иоганном Себастьяном Бахом
(кто-то, верно, называл его Гансом): в одном из его опусов
внезапно повторяющаяся, поворачивающаяся вокруг своей оси музыка
напоминает мне спиралевидную галактику в окуляре телескопа".
Тот же образ преследовал с детства и меня. Я знала, о какой вещи
Баха идет речь.
Всю пачку надо было немедленно вернуть, положить в тайник.
С трудом дождавшись приличествующих звонку восьми утра, я
набрала номер Шиншиллы; после того как взял он трубку,
послышался щелчок, и слышимость стала ослепительной.
Договорившись о встрече, я прождала до девяти и позвонила
Хозяину с просьбой позволить мне еще раз позаниматься у него в
библиотеке. Он обещал мне оставить ключ под половиком, лежавшим
на ступеньке при входе.
-- Не знаю, зачем я тебя и вызвала.
Мы шли с Шиншиллой по залитому солнцем мосту.
-- Я подслушала нечаянно один разговор...
-- Ох, да ты еще и разговоры подслушиваешь?
-- Перестань. Я не собиралась. Так вышло. Мне могут помешать
положить бумаги на место. Я и прежних воров вспомнила, тех, со
шмоном. В общем, я просто боюсь оказаться в квартире одна с этим
пакетом.
-- Да ладно. Вызвала и вызвала. Я тебе ведь обещал, шантажистка
несчастная.
Мы зашли в подворотню.
Я достала из-под коврика ключ и собиралась открыть дверь.
Со стороны двора, из темной, продолжающей поворачивать влево
арки вышел Леснин.
-- Мне бы хотелось, ребятки, -- сказал он негромко, -- взглянуть
на бумаги. Я их просмотрю, потом вы их вернете.
-- С какой стати вы должны на них взглядывать? -- спросила я.
-- С той же стати, с какой взяла их ты, -- сказал Леснин.
-- Уже и ты? -- сказала я. -- Мы на брудершафт с вами не пили.
Я решила не открывать дверь и не входить. Перспектива оказаться
с Лесниным в тесном помещении квартиры Хозяина, как в западне,
мне не улыбалась вовсе.
У него за спиной был глухой двор-колодец. За нами по набережной
Фонтанки ездили машины и ходили прохожие. Я не думала, что он
решится скандалить на людях. Леснин быстро обошел Шиншиллу и
встал спиной к Фонтанке, перегородив нам отступление на
набережную. Подворотня шла под углом, мы были в глубине, с улицы
почти не видны.
-- Будьте благоразумны, -- сказал Леснин миролюбиво, -- мы
вполне можем все уладить по-хорошему. Я беру пакет, приношу его
вечером, и вы кладете его на место. Все остается между нами.
-- Что же это, ваши сотрудники или подчиненные так плохо обучены
обыски производить? Вдобавок наследили, все в квартире
перевернули. Плохо работаете с кадрами, инженер человеческих
душ, -- сказала я.
Мне пришло в голову отвлечь Леснина и дать Шиншилле возможность
выбежать на Фонтанку. Если только он догадается выскочить из
подворотни.
-- Не надо играть со мной в казаки-разбойники, -- сказал Леснин.
-- У меня в руке оружие, и я его применю в случае чего.
-- Писатель, кто же говорит "у меня в руке оружие"? -- сказала
я.
Похоже, его мое замечание задело.
-- Если вы меня подстрелите, -- сказал Шиншилла, -- как вы потом
перед начальством оправдаетесь? И перед милицией?
-- Не волнуйся, что-нибудь сочиню, -- сказал Леснин.
Правую руку держал он в кармане, конечно же, с пистолетом, не на
пушку берет, и ведь выстрелит, скотина, и выйдет сухим из воды.
-- Оцени обстановку, -- обратился Леснин к Шиншилле, -- к чему
тебе портить карьеру? Я люблю стрелять по ногам, как потом
танцевать будешь, солист? Отдай мне письма. Никто ничего не
узнает. Я даю слово, что принесу их вечером обратно.
-- Много ли стоит твое слово, сексот? -- сказал Шиншилла,
отступая к стене.
-- Хамить-то не надо, -- сказал Леснин. -- Это лишнее. Побежишь
на улицу, убью.
Он шагнул за Шиншиллой, вынул руку с маленьким пистолетом из
кармана, молниеносно взмахнул рукой, целясь Шиншилле рукоятью
пистолета в висок, но тот, изящным движением танцовщика
отклонившись в сторону, ушел от удара, и Леснин костяшками
пальцев врезал по стене, кисть его окрасилась алым, он здорово
ободрал руку, лицо его исказила гримаса боли, но в следующую
минуту, переложив пистолет в левую руку, он ударил Шиншиллу в
лицо, рассек ему бровь, по веку и щеке Шиншиллы полилась струйка
крови, на секунду он, по-моему, отключился, и Леснин стукнул его
носком ботинка по голени. Шиншилла сполз на асфальт. Я никогда
не видела, как бьют ногами, и когда Леснин поддал Шиншилле ногой
в живот, я закричала. Леснин обернулся ко мне.
-- Будешь орать, я кого-нибудь из вас пристрелю. Тихо веди себя,
дура.
-- Бездарный графоман, -- сказала я тихо, -- супермена-то хоть
не разыгрывай. Вы всегда в охранке ногами бьете? Знала бы, с кем
пью, тараканьего мора бы тебе в бокал подсыпала да еще бы с
радостью смотрела, как ты подыхаешь, убийца, тварь, садист,
ублюдок фашистский.
Я старалась говорить дольше, потому что за спиной Леснина
Шиншилла поднимался, натренирован своим балетом он был
прекрасно. Он встал все-таки, и когда Леснин рывком обернулся к
нему, Шиншилла съездил ему по уху. От неожиданности Леснин
опешил, последовала пауза, в которой Шиншилла бросил мне пакет.
Я открыла дверь, влетела в квартиру, заперлась. Прижавшись к
двери, я слушала, что там происходит.
-- Человек последовательный, -- сказал Леснин раздельно, --
прострелил бы тебе колено, твое счастье, что я человек
непоследовательный. Я тебя просто сгною в тюрьме, пидор
проклятый, да прослежу, чтобы ты попал в камеру к уголовным
гомосекам и ишачил там, сука, падла, всеобщей женой.
-- А это, беллетрист хренов, сюжет из дешевой мелодрамы дурного
вкуса, -- хрипло ответил Шиншилла. -- Стреляй быстрей и вали
отсюда.
Из-за поворота арки зазвучал сценический глас
материализовавшейся в глубине двора дворничихи:
-- Пьяницы, хулиганы, сейчас засвищу, вызову участкового,
постового, прекратите нарушать, пошли вон.
Леснин выматерился. Я слышала его удаляющиеся шаги,
растворившиеся в шумах Фонтанки. Через минуту Шиншилла поскребся
в дверь, я ему открыла. Бровь у него была рассечена, вид
сползшей кожи и крови испугал меня, я заплакала и кинулась к
аптечке искать йод, перекись, пластырь и стрептоцид.
Морщась, Шиншилла сказал:
-- Молодца, фершалица, да ты вроде не на медицинском факультете.
-- Я из медицинской семьи, -- отвечала я. -- Но теперь тебе надо
пойти к травматологу.
-- Что я там скажу? За углом на чей-то кулак наткнулся?
-- Это ведь не милиция. Скажи -- бытовая травма.
Он засмеялся.
-- Да, приду и скажу: выпал из ванны, разбил лбом унитаз,
бытовая травма, романтика буден.
-- Шиншилла, -- сказала я, -- ведь это я тебя втравила. Прости
меня.
-- Что уж теперь, -- сказал он. -- Вот только спектакль через
три дня, какой же я принц с фингалом и с порченой вывеской. Но,
будь ты одна, он бы у тебя пакет отобрал. Не знаю, какие такие
шпионские карты и шифрованные сведения у тебя в пакете...
Я его перебила.
-- Какие карты? Какие сведения? Личные письма, личные дела,
интимная жизнь, понял?
-- Хозяин вряд ли заслужил, чтобы кто ни попадя совал нос в его
интимные дела, даже ты, правда? А тем более Леснин, а с ним
целый коллектив профессиональных ищеек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25