Римско-греческий. Мне показалось, что
прямоугольное окошечко ниши и сама она покрыты пылью; на бюро
лежала тряпочка со следами туши; я стала вытирать пыль в
комнатке бронзовой чтицы и, проведя по потолку, обнаружила в
верхней, скрытой от глаз плоскости небольшое отверстие. Руки у
меня детские; мизинец и до сих пор, как у десятилетнего ребенка;
подобно грудному дитяти, хватающему что ни попадя и лезущему
всюду, я, недолго думая, сунула мизинец в дырочку в бюро.
Мизинец на дне отверстия натолкнулся на жесткую металлическую
преграду, подавшуюся внезапно в глубину, словно я нажала кнопку
или сжала пружину. И из верхнего выступа бюро, из серединного
постамента (на нем, между двумя подсвечниками по бокам выступа,
всегда стояла бело-голубая китайская ваза) вылетел почти
бесшумно, выдвинулся вперед потайной ящик. Повинуясь волне
любопытства, восторга и легкого страха, я придвинула лесенку (с
нее доставали с верхних полок библиотеки книги) и заглянула
внутрь тайника. На дне ящика лежала вишневая бархатная маска,
обшитая по краям тонкой витой золотой нитью, не полумаска, а
именно маска, закрывающая лицо от подбородка до лба. В правом
ближайшем уголке стоял маленький хрустальный флакончик с круглой
граненой пробкою. А за маской, в самой отдаленной части
открывшейся емкости, увидела я связку пожелтевшей, в пятнах,
старой бумаги, очевидно, писем, перевязанных шелковой тесемкою.
Оторопев, смотрела я в тайник, конечно, в следующую минуту я
стала бы проверять содержимое флакона, есть ли в нем капля
чернил, как в сказке Сандро; но, уловив -- затылком? чутьем
дикого животного? -- движение со стороны комнаты в направлении
зашторенной библиотеки, я, не успев подумать, нажала на переднюю
стенку ящика, он ответил мне и бесшумно защелкнулся, отошел на
прежнее место, превратился в глухую плоскость верхнего
выступа-подставки. На прежнее место, к книжным полкам, водворила
я лестницу и, сдерживая дыхание, запыхавшись, забралась,
лицемерка, на верхнюю ступеньку, вытащила наудачу с верхней
полки книжку без обложки, а также без начала и конца, и
погрузилась в чтение. Чувствуя сердцебиение, видимо, заметное со
стороны невооруженным глазом, я прочла на впопыхах открытой
странице следующее:
"Восток -- родник в жару, не утоляющий жажды европейца; а если
он станет настаивать, этот сина, то ледяные глотки будут стоить
ему отека гортани, и он умрет от жажды над ручьем, под
перевернутым древом, врастающим ветвями в песок, в чьих корнях
сияет неумолимо и равнодушно звезда Аль-Кальб".
Шторы заколыхались, и появился Камедиаров с бокалом вина.
Я оторвалась от книги, артистично глянула на него и вымолвила,
как во МХАТе:
-- Ваше появление означает, что партия в трик-трак завершилась?
-- Не вполне, -- отвечал Камедиаров, с интересом разглядывая
меня, -- еще доигрывают. А я выбыл из игры. И, само собой, это
не трик-трак.
-- По мне, хоть покер, -- сказала я, -- хоть "пьяница", все
едино. У меня карточный идиотизм. Типа пространственного.
-- И никогда в карты не играли?
-- Мало того что мне наплевать, выиграю я или проиграю, я еще и
правила выучить не могу и смысла в них не вижу.
-- Смысла вообще, может, никакого и нет, -- сказал Камедиаров.
-- Стало быть, вы не азартны, Лена?
-- Ну, почему же? Я люблю биться об заклад, то есть спорить на
то или другое; люблю бегать на лыжах, кто быстрее. Чем не
проявление азарта?
-- В вас ничего нет от игрока, видимо.
-- Надо думать, -- сказала, по возможности, беззаботно, -- игрок
-- дяденька, а я полу женскаго.
Я начинала усваивать их манеру выражаться.
-- Как интересно! И в самом деле. Игрок. Игрунья.
-- Игрушка. А есть и игрец.
-- А что вы читаете?
-- Сама не знаю, -- сказала я, -- что-то достала без
опознавательных знаков и зачиталась. Про путешествия.
-- Позволите взглянуть?
-- После меня, хорошо? Я ежели в книжку вцепилась, мне из рук не
выпустить. Я возьму ее почитать, а вы потом. Договорились?
-- Да вы хоть вслух отрывок зачитайте -- в каком это роде?
И я опять открыла наугад и прочла:
"Был он дервиш из дервишей, питался сушеными скорпионами,
называл Венеру разными именами -- в зависимости от времени
суток, -- Арсо, Азизо, целый сераль в лице одной звезды любви;
но что ему была любовь и все девы мира, юродивому в рваном
халате, путнику с посохом, претерпевающему всё и вся, в том
числе и китайцев, даже голубоглазых".
--%-3> Блистательно! -- вскричал Камедиаров. -- Я за вами! А ять
в тексте есть?
-- Нету, -- сказала я, слезая с лестницы, -- современная.
-- Интересно, что означает пассаж с голубоглазыми китайцами?
-- Стилистика, -- загадочно отвечала я, выходя из библиотеки.
Компьютер в голове у меня лихорадочно работал; знает ли сам
Хозяин о тайнике? Если да, то скрывает, никогда не упоминал.
Откуда знает о нем Сандро? Вряд ли маска и флакончик -- простое
совпадение. Надо ли мне задавать вопросы Хозяину? Я
остановилась. Ибо мелькнуло: не тайник ли искали, когда
обыскивали квартиру?
-- Что с тобой, медхен Ленхен? -- спросил Хозяин.
-- Можно, я возьму книжку почитать?
-- Да ради бога. А какую?
-- Про китайцев.
-- "Крещеный китаец", что ли? -- спросил Николай Николаевич.
-- Вы доиграли? -- сказала я. -- Сандро, сегодня вторая белая
ночь. Я жду продолжения.
-- Мы все ждем, -- откликнулся Шиншилла, устраиваясь поудобнее
на диване.
-- Ладно, -- сказал Сандро, -- где наша не пропадала. Слушайте
дальше.
-- И вы помните, на чем остановились? -- спросил Леснин.
-- Я и начать-то не успел. Итак, Ганс оказался в пустыне -- все
из-за купленного Анхен ковра -- неподалеку от оазиса,
скрывавшего развалины некоего строения, скорее всего, некогда
служившего постоялым двором.
-- Про развалины речи не было, -- сказал Николай Николаевич.
-- Он их издали и не видел, а как до оазиса дошел, обнаружились
и развалины. На камнях грелись ящерицы. По песку бегали
скорпионы. Зато в тени деревьев можно было укрыться от зноя,
подкрепиться смоквою, финиками и тутовыми ягодами и запить их
глотком ключевой воды.
-- Ледяной, -- сказала я.
-- И ты туда же, Ленхен, а раньше ты другим перебивать не
велела. Ганс нашел в развалинах укромный уголок с остатками
крыши и старого топчана и решил переночевать в предоставленном
ему судьбой убежище. Знаете ли вы, какие ночи на Востоке? Какие
громадные, удивительно ясные косматые звезды висят над головою?
Вот семизвездие Плеяд, а вот Весы. В то же небо глядел
превратившийся в аиста калиф, и аравийские пророки, и храбрые
воины, и тысячу лет назад везшие со своим караваном смирну и
ладан бесстрашные купцы. Сквозь дыры в кровле Ганс в полудремоте
видел светила; стоило вглядеться в них попристальней, они
начинали качаться, впадали в легкое движение маятника,
останавливаясь, лишь если отведешь от них взор. Внезапно светила
исчезли, их перекрыл появившийся над Гансом на крыше силуэт.
Ганс вскрикнул. Пришелец бесшумно вскочил в его ночное обиталище
и присел на корточки.
-- Ты человек или призрак? -- спросил он Ганса.
-- На каком языке? -- спросил Камедиаров.
-- Да все на глухонемецком, -- отозвался Хозяин.
-- Фарси! -- откликнулся Шиншилла.
-- По-латыни, -- высказал предположение Леснин.
-- На эблаите, -- вступил всезнающий Николай Николаевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
прямоугольное окошечко ниши и сама она покрыты пылью; на бюро
лежала тряпочка со следами туши; я стала вытирать пыль в
комнатке бронзовой чтицы и, проведя по потолку, обнаружила в
верхней, скрытой от глаз плоскости небольшое отверстие. Руки у
меня детские; мизинец и до сих пор, как у десятилетнего ребенка;
подобно грудному дитяти, хватающему что ни попадя и лезущему
всюду, я, недолго думая, сунула мизинец в дырочку в бюро.
Мизинец на дне отверстия натолкнулся на жесткую металлическую
преграду, подавшуюся внезапно в глубину, словно я нажала кнопку
или сжала пружину. И из верхнего выступа бюро, из серединного
постамента (на нем, между двумя подсвечниками по бокам выступа,
всегда стояла бело-голубая китайская ваза) вылетел почти
бесшумно, выдвинулся вперед потайной ящик. Повинуясь волне
любопытства, восторга и легкого страха, я придвинула лесенку (с
нее доставали с верхних полок библиотеки книги) и заглянула
внутрь тайника. На дне ящика лежала вишневая бархатная маска,
обшитая по краям тонкой витой золотой нитью, не полумаска, а
именно маска, закрывающая лицо от подбородка до лба. В правом
ближайшем уголке стоял маленький хрустальный флакончик с круглой
граненой пробкою. А за маской, в самой отдаленной части
открывшейся емкости, увидела я связку пожелтевшей, в пятнах,
старой бумаги, очевидно, писем, перевязанных шелковой тесемкою.
Оторопев, смотрела я в тайник, конечно, в следующую минуту я
стала бы проверять содержимое флакона, есть ли в нем капля
чернил, как в сказке Сандро; но, уловив -- затылком? чутьем
дикого животного? -- движение со стороны комнаты в направлении
зашторенной библиотеки, я, не успев подумать, нажала на переднюю
стенку ящика, он ответил мне и бесшумно защелкнулся, отошел на
прежнее место, превратился в глухую плоскость верхнего
выступа-подставки. На прежнее место, к книжным полкам, водворила
я лестницу и, сдерживая дыхание, запыхавшись, забралась,
лицемерка, на верхнюю ступеньку, вытащила наудачу с верхней
полки книжку без обложки, а также без начала и конца, и
погрузилась в чтение. Чувствуя сердцебиение, видимо, заметное со
стороны невооруженным глазом, я прочла на впопыхах открытой
странице следующее:
"Восток -- родник в жару, не утоляющий жажды европейца; а если
он станет настаивать, этот сина, то ледяные глотки будут стоить
ему отека гортани, и он умрет от жажды над ручьем, под
перевернутым древом, врастающим ветвями в песок, в чьих корнях
сияет неумолимо и равнодушно звезда Аль-Кальб".
Шторы заколыхались, и появился Камедиаров с бокалом вина.
Я оторвалась от книги, артистично глянула на него и вымолвила,
как во МХАТе:
-- Ваше появление означает, что партия в трик-трак завершилась?
-- Не вполне, -- отвечал Камедиаров, с интересом разглядывая
меня, -- еще доигрывают. А я выбыл из игры. И, само собой, это
не трик-трак.
-- По мне, хоть покер, -- сказала я, -- хоть "пьяница", все
едино. У меня карточный идиотизм. Типа пространственного.
-- И никогда в карты не играли?
-- Мало того что мне наплевать, выиграю я или проиграю, я еще и
правила выучить не могу и смысла в них не вижу.
-- Смысла вообще, может, никакого и нет, -- сказал Камедиаров.
-- Стало быть, вы не азартны, Лена?
-- Ну, почему же? Я люблю биться об заклад, то есть спорить на
то или другое; люблю бегать на лыжах, кто быстрее. Чем не
проявление азарта?
-- В вас ничего нет от игрока, видимо.
-- Надо думать, -- сказала, по возможности, беззаботно, -- игрок
-- дяденька, а я полу женскаго.
Я начинала усваивать их манеру выражаться.
-- Как интересно! И в самом деле. Игрок. Игрунья.
-- Игрушка. А есть и игрец.
-- А что вы читаете?
-- Сама не знаю, -- сказала я, -- что-то достала без
опознавательных знаков и зачиталась. Про путешествия.
-- Позволите взглянуть?
-- После меня, хорошо? Я ежели в книжку вцепилась, мне из рук не
выпустить. Я возьму ее почитать, а вы потом. Договорились?
-- Да вы хоть вслух отрывок зачитайте -- в каком это роде?
И я опять открыла наугад и прочла:
"Был он дервиш из дервишей, питался сушеными скорпионами,
называл Венеру разными именами -- в зависимости от времени
суток, -- Арсо, Азизо, целый сераль в лице одной звезды любви;
но что ему была любовь и все девы мира, юродивому в рваном
халате, путнику с посохом, претерпевающему всё и вся, в том
числе и китайцев, даже голубоглазых".
--%-3> Блистательно! -- вскричал Камедиаров. -- Я за вами! А ять
в тексте есть?
-- Нету, -- сказала я, слезая с лестницы, -- современная.
-- Интересно, что означает пассаж с голубоглазыми китайцами?
-- Стилистика, -- загадочно отвечала я, выходя из библиотеки.
Компьютер в голове у меня лихорадочно работал; знает ли сам
Хозяин о тайнике? Если да, то скрывает, никогда не упоминал.
Откуда знает о нем Сандро? Вряд ли маска и флакончик -- простое
совпадение. Надо ли мне задавать вопросы Хозяину? Я
остановилась. Ибо мелькнуло: не тайник ли искали, когда
обыскивали квартиру?
-- Что с тобой, медхен Ленхен? -- спросил Хозяин.
-- Можно, я возьму книжку почитать?
-- Да ради бога. А какую?
-- Про китайцев.
-- "Крещеный китаец", что ли? -- спросил Николай Николаевич.
-- Вы доиграли? -- сказала я. -- Сандро, сегодня вторая белая
ночь. Я жду продолжения.
-- Мы все ждем, -- откликнулся Шиншилла, устраиваясь поудобнее
на диване.
-- Ладно, -- сказал Сандро, -- где наша не пропадала. Слушайте
дальше.
-- И вы помните, на чем остановились? -- спросил Леснин.
-- Я и начать-то не успел. Итак, Ганс оказался в пустыне -- все
из-за купленного Анхен ковра -- неподалеку от оазиса,
скрывавшего развалины некоего строения, скорее всего, некогда
служившего постоялым двором.
-- Про развалины речи не было, -- сказал Николай Николаевич.
-- Он их издали и не видел, а как до оазиса дошел, обнаружились
и развалины. На камнях грелись ящерицы. По песку бегали
скорпионы. Зато в тени деревьев можно было укрыться от зноя,
подкрепиться смоквою, финиками и тутовыми ягодами и запить их
глотком ключевой воды.
-- Ледяной, -- сказала я.
-- И ты туда же, Ленхен, а раньше ты другим перебивать не
велела. Ганс нашел в развалинах укромный уголок с остатками
крыши и старого топчана и решил переночевать в предоставленном
ему судьбой убежище. Знаете ли вы, какие ночи на Востоке? Какие
громадные, удивительно ясные косматые звезды висят над головою?
Вот семизвездие Плеяд, а вот Весы. В то же небо глядел
превратившийся в аиста калиф, и аравийские пророки, и храбрые
воины, и тысячу лет назад везшие со своим караваном смирну и
ладан бесстрашные купцы. Сквозь дыры в кровле Ганс в полудремоте
видел светила; стоило вглядеться в них попристальней, они
начинали качаться, впадали в легкое движение маятника,
останавливаясь, лишь если отведешь от них взор. Внезапно светила
исчезли, их перекрыл появившийся над Гансом на крыше силуэт.
Ганс вскрикнул. Пришелец бесшумно вскочил в его ночное обиталище
и присел на корточки.
-- Ты человек или призрак? -- спросил он Ганса.
-- На каком языке? -- спросил Камедиаров.
-- Да все на глухонемецком, -- отозвался Хозяин.
-- Фарси! -- откликнулся Шиншилла.
-- По-латыни, -- высказал предположение Леснин.
-- На эблаите, -- вступил всезнающий Николай Николаевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25