-- спросил Леснин.
-- Я вообще чурка, -- сказала я.
-- Чур меня, чур, -- сказал Хозяин.
-- Хотите, я угадаю, во что вы играете?
-- И не пытайся, -- сказал Хозяин.
-- Просим, просим, -- сказал Николай Николаевич.
-- В три листика, -- сказала я.
-- Самое смешное, что ты права, медхен Ленхен.
Неделю назад я ответила бы, что всегда права.
-- Лена, сыграйте что-нибудь на фисгармонии, -- сказал Сандро.
-- Что-нибудь восточное?
-- Не обязательно.
-- Да на ней, что ни играй, все выйдет Бах, -- сказал Николай
Николаевич. -- Баха играют -- Бах, Гедике -- Бах, этюды Шитте --
Бах, "Амурские волны" -- тоже Бах.
Я послушно пошла к фисгармонии и сыграла сначала "Отзвуки
театра", а потом "Болезнь куклы".
-- Как хорошо ты играешь сегодня, -- сказал Хозяин.
-- И вы все играете замечательно, -- сказала я. -- К сожалению,
я не знаю правил, поэтому не могу оценить игру по достоинству;
предусматривается ли в конце выигравший или одни проигравшие?
Эммери неотрывно смотрел на меня поверх карточного веера.
-- Я вам сейчас все объясню, -- сказал Сандро, --
подразумевается и выигравший, и проигравшие. Сумма кона в нашей
компании ограничена, потому, достигнув предела, игроки должны
будут открыть карты. По ходу игры можно вскрыться, посмотреться,
вступить в свару, можно темнить, можно перетемнить. А кто
наберет больше очков, тот и выиграл. Поняли?
-- Конечно, поняла, -- отвечала я. -- Вступили в свару, темнили,
перетемнили, достигли предела, открыли карты, а у кого больше
розовых очков, тот и выиграл.
-- Надежды подает, -- сказал Шиншилла. -- Еще немного, и на
пароль "сдавай" она выучится отвечать отзывом "сними".
-- Да, глядишь, и в мушку, и в баккара будет резаться, -- сказал
Камедиаров.
-- Мой вам совет, Лена, -- сказал Николай Николаевич, -- чтобы
освоиться, начинайте с детских игр, например с "пьяницы", с
"осла", со "свиньи", с "бонжур, мадам, -- пардон, месье".
Помнится, выиграл Сандро, сказавший, по обыкновению: "Зато мне в
любви не везет".
-- Группа белых валунов -- в тени одного из них сидел Ганс, --
начал свой рассказ выигравший, -- только оттеняла и делала еще
темнее вход в пещеру. "Колодец Бархут" притягивал Ганса, как
притягивает пловца водоворот, однако он медлил подчиниться зову
и погрузиться в вечную тьму подземелий. Услышав вначале звук
шагов, вскоре увидел он выходящего из-за одного из валунов бедно
одетого человека с мешком и бурдюком. Не обращая внимания на
Ганса, человек остановился, положил в тень соседнего валуна
бурдюк, развязал мешок и, к удивлению Ганса, достал оттуда
великое множество плоских черных камней. Глянув на солнце и на
собственную тень, человек принялся с величайшим тщанием
выкладывать на песке темный каменный прямоугольник; посреди
одной из сторон прямоугольника сделал он небольшую выемку.
-- Что ты делаешь, путник? -- спросил, недоумевая, Ганс. -- Что
означает твой темный прямоугольник из камней? И зачем ты
таскаешь с собой по пустыне подобную тяжесть? Уж не
зороастрийский ли ты маг, и не заклятие ли ты собираешься
произнести?
-- Я правоверный, сина, -- отвечал человек с камнями, -- и ношу
с собой свою пустынную мечеть. Я только что выложил выемку
посреди обращенной к Мекке стены мечети. Сейчас я войду в мечеть
и буду молиться. Не мешай мне.
Ганс отошел к своему белому валуну, а молящийся вошел в каменный
прямоугольник, опустился на колени, дотронулся лбом до песка
возле выемки, обращенной к Мекке, и стал молиться. Молился он
долго, а потом встал, собрал свою пустынную мечеть в мешок и
взялся за бурдюк.
-- Не хочешь ли воды? -- спросил он Ганса.
-- Выпил бы глоток, -- отвечал тот.
Молящийся угостил его водою, объяснив, что бурдюк он тащит с
собой, дабы подкрепить тело, а мешок с камнями -- чтобы
поддержать душу, и, слава Аллаху, странствие его проходит
спокойно.
-- Ты пришел посмотреть колодец Бархут? -- спросил Ганс.
-- О нет! -- отвечал молящийся. -- Я пришел поклониться могиле
пророка Худа, она тут неподалеку.
-- Не удивительно ли, -- сказал Ганс, -- что врата в ад
расположены рядом с могилой святого?
-- Ничего удивительного я в том не вижу, чужеземец, ибо сказано:
"Нет места темнее, чем под светильником".
-- Не тяжело ли тебе таскать твой мешок?
-- Своя ноша не тянет, -- отвечал паломник.
Попрощавшись с Гансом, он закинул за спину мешок с камнями и
бурдюк с водой и, обогнув скалу, скрылся из виду.
Ганс продолжал, как завороженный, сидеть у входа в пещеру,
именуемую "колодец Бархут", и глядеть в ее темные врата. Дыхание
хриплого, холодного и сухого ветра постепенно овладевало
округой, взвивая песок, будя в невидимых пещерных глубинах эхо,
принося тьму, предупреждающую тьму ночи. Невесть откуда
взявшаяся туча зависла над скалою, над валуном, над головой
Ганса; молния невиданной яркости залила мертвенным,
пронзительным, щедрым на подробности светом померкший пейзаж.
Одновременно с молнией раздался чудовищный раскат грома; в
глубине пещеры полыхнул огненный шар; Гансу показалось, что
молния ударила именно туда. Пещера издала львиный рык, отвечая
громовому раскату всеми пустотами разом; запахло серой. Град
обрушился на голову Ганса, и, не успев поразмыслить, ринулся он
в пещеру, спасаясь от ледяных градин.
Из узкого темного грота, на стене которого виднелся свежий след
молнии, словно высекшей в известняке искру спекшегося и
оплавленного стекловидного зеленого вещества, Ганс попал в
огромный зал, сверкающий полупрозрачными колоннами свисающих с
потолка сталактитов и десятилетиями поднимающихся с пола им
навстречу сталагмитов. Стены и пол представляли собою букеты
белоснежных каменных ромашек и лилий, словно прощающихся с
земными живыми цветами. Среди неувядающих тысячелетиями
лепестков из кальцита и гипса нашел Ганс старую лампу, зажег ее
и пошел в кромешную вечную тьму.
В третьем зале встретил его немолчный крик летучих мышей.
Маленькие существа с перепончатыми крыльями, мягкой, густой и
короткой шерсткой и застывшими в гримасе личиками, невзирая на
непогоду, покидали пещеру, подчиняясь ведомому одним им порядку;
сначала над головой Ганса пролетало по одному нетопырю в минуту,
затем интервалы между вылетами укорачивались, а группы летуний
увеличивались, потом все повторилось в обратной
последовательности, и после вылета последней запоздавшей летучей
мышки в гулком зале настала тишина, прерываемая мерным звуком
капель с потолка.
Перетекающее из помещения в помещение пространство манило Ганса,
не отпускало, поражало разнообразием, словно чуждаясь
повторений, только изредка раздваиваясь, ветвясь, играя в
лабиринт. Попадались ему обезличенные камеры, которые старался
он пробегать побыстрее, потому что клочьями тумана скапливался в
них на полу ядовитый газ, вызывающий удушье, дурноту и легкий
кашель; встречались коридоры из глины, в которых так дорого
давался каждый шаг, ибо липкая засасывающая грязь пуще магнита
притягивала подошвы; потоки ледяных рек и ручьев приходилось ему
пересекать вброд или переходить по камням; на дне ручьев в
прозрачной воде видел он, поднося к водной поверхности лампу,
речной жемчуг; в боковом ответвлении с громадной анфиладой
наполненных водой помещений, куда не рискнул он двинуться,
услышал он грохот обвала и звонкие россыпи камнепада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
-- Я вообще чурка, -- сказала я.
-- Чур меня, чур, -- сказал Хозяин.
-- Хотите, я угадаю, во что вы играете?
-- И не пытайся, -- сказал Хозяин.
-- Просим, просим, -- сказал Николай Николаевич.
-- В три листика, -- сказала я.
-- Самое смешное, что ты права, медхен Ленхен.
Неделю назад я ответила бы, что всегда права.
-- Лена, сыграйте что-нибудь на фисгармонии, -- сказал Сандро.
-- Что-нибудь восточное?
-- Не обязательно.
-- Да на ней, что ни играй, все выйдет Бах, -- сказал Николай
Николаевич. -- Баха играют -- Бах, Гедике -- Бах, этюды Шитте --
Бах, "Амурские волны" -- тоже Бах.
Я послушно пошла к фисгармонии и сыграла сначала "Отзвуки
театра", а потом "Болезнь куклы".
-- Как хорошо ты играешь сегодня, -- сказал Хозяин.
-- И вы все играете замечательно, -- сказала я. -- К сожалению,
я не знаю правил, поэтому не могу оценить игру по достоинству;
предусматривается ли в конце выигравший или одни проигравшие?
Эммери неотрывно смотрел на меня поверх карточного веера.
-- Я вам сейчас все объясню, -- сказал Сандро, --
подразумевается и выигравший, и проигравшие. Сумма кона в нашей
компании ограничена, потому, достигнув предела, игроки должны
будут открыть карты. По ходу игры можно вскрыться, посмотреться,
вступить в свару, можно темнить, можно перетемнить. А кто
наберет больше очков, тот и выиграл. Поняли?
-- Конечно, поняла, -- отвечала я. -- Вступили в свару, темнили,
перетемнили, достигли предела, открыли карты, а у кого больше
розовых очков, тот и выиграл.
-- Надежды подает, -- сказал Шиншилла. -- Еще немного, и на
пароль "сдавай" она выучится отвечать отзывом "сними".
-- Да, глядишь, и в мушку, и в баккара будет резаться, -- сказал
Камедиаров.
-- Мой вам совет, Лена, -- сказал Николай Николаевич, -- чтобы
освоиться, начинайте с детских игр, например с "пьяницы", с
"осла", со "свиньи", с "бонжур, мадам, -- пардон, месье".
Помнится, выиграл Сандро, сказавший, по обыкновению: "Зато мне в
любви не везет".
-- Группа белых валунов -- в тени одного из них сидел Ганс, --
начал свой рассказ выигравший, -- только оттеняла и делала еще
темнее вход в пещеру. "Колодец Бархут" притягивал Ганса, как
притягивает пловца водоворот, однако он медлил подчиниться зову
и погрузиться в вечную тьму подземелий. Услышав вначале звук
шагов, вскоре увидел он выходящего из-за одного из валунов бедно
одетого человека с мешком и бурдюком. Не обращая внимания на
Ганса, человек остановился, положил в тень соседнего валуна
бурдюк, развязал мешок и, к удивлению Ганса, достал оттуда
великое множество плоских черных камней. Глянув на солнце и на
собственную тень, человек принялся с величайшим тщанием
выкладывать на песке темный каменный прямоугольник; посреди
одной из сторон прямоугольника сделал он небольшую выемку.
-- Что ты делаешь, путник? -- спросил, недоумевая, Ганс. -- Что
означает твой темный прямоугольник из камней? И зачем ты
таскаешь с собой по пустыне подобную тяжесть? Уж не
зороастрийский ли ты маг, и не заклятие ли ты собираешься
произнести?
-- Я правоверный, сина, -- отвечал человек с камнями, -- и ношу
с собой свою пустынную мечеть. Я только что выложил выемку
посреди обращенной к Мекке стены мечети. Сейчас я войду в мечеть
и буду молиться. Не мешай мне.
Ганс отошел к своему белому валуну, а молящийся вошел в каменный
прямоугольник, опустился на колени, дотронулся лбом до песка
возле выемки, обращенной к Мекке, и стал молиться. Молился он
долго, а потом встал, собрал свою пустынную мечеть в мешок и
взялся за бурдюк.
-- Не хочешь ли воды? -- спросил он Ганса.
-- Выпил бы глоток, -- отвечал тот.
Молящийся угостил его водою, объяснив, что бурдюк он тащит с
собой, дабы подкрепить тело, а мешок с камнями -- чтобы
поддержать душу, и, слава Аллаху, странствие его проходит
спокойно.
-- Ты пришел посмотреть колодец Бархут? -- спросил Ганс.
-- О нет! -- отвечал молящийся. -- Я пришел поклониться могиле
пророка Худа, она тут неподалеку.
-- Не удивительно ли, -- сказал Ганс, -- что врата в ад
расположены рядом с могилой святого?
-- Ничего удивительного я в том не вижу, чужеземец, ибо сказано:
"Нет места темнее, чем под светильником".
-- Не тяжело ли тебе таскать твой мешок?
-- Своя ноша не тянет, -- отвечал паломник.
Попрощавшись с Гансом, он закинул за спину мешок с камнями и
бурдюк с водой и, обогнув скалу, скрылся из виду.
Ганс продолжал, как завороженный, сидеть у входа в пещеру,
именуемую "колодец Бархут", и глядеть в ее темные врата. Дыхание
хриплого, холодного и сухого ветра постепенно овладевало
округой, взвивая песок, будя в невидимых пещерных глубинах эхо,
принося тьму, предупреждающую тьму ночи. Невесть откуда
взявшаяся туча зависла над скалою, над валуном, над головой
Ганса; молния невиданной яркости залила мертвенным,
пронзительным, щедрым на подробности светом померкший пейзаж.
Одновременно с молнией раздался чудовищный раскат грома; в
глубине пещеры полыхнул огненный шар; Гансу показалось, что
молния ударила именно туда. Пещера издала львиный рык, отвечая
громовому раскату всеми пустотами разом; запахло серой. Град
обрушился на голову Ганса, и, не успев поразмыслить, ринулся он
в пещеру, спасаясь от ледяных градин.
Из узкого темного грота, на стене которого виднелся свежий след
молнии, словно высекшей в известняке искру спекшегося и
оплавленного стекловидного зеленого вещества, Ганс попал в
огромный зал, сверкающий полупрозрачными колоннами свисающих с
потолка сталактитов и десятилетиями поднимающихся с пола им
навстречу сталагмитов. Стены и пол представляли собою букеты
белоснежных каменных ромашек и лилий, словно прощающихся с
земными живыми цветами. Среди неувядающих тысячелетиями
лепестков из кальцита и гипса нашел Ганс старую лампу, зажег ее
и пошел в кромешную вечную тьму.
В третьем зале встретил его немолчный крик летучих мышей.
Маленькие существа с перепончатыми крыльями, мягкой, густой и
короткой шерсткой и застывшими в гримасе личиками, невзирая на
непогоду, покидали пещеру, подчиняясь ведомому одним им порядку;
сначала над головой Ганса пролетало по одному нетопырю в минуту,
затем интервалы между вылетами укорачивались, а группы летуний
увеличивались, потом все повторилось в обратной
последовательности, и после вылета последней запоздавшей летучей
мышки в гулком зале настала тишина, прерываемая мерным звуком
капель с потолка.
Перетекающее из помещения в помещение пространство манило Ганса,
не отпускало, поражало разнообразием, словно чуждаясь
повторений, только изредка раздваиваясь, ветвясь, играя в
лабиринт. Попадались ему обезличенные камеры, которые старался
он пробегать побыстрее, потому что клочьями тумана скапливался в
них на полу ядовитый газ, вызывающий удушье, дурноту и легкий
кашель; встречались коридоры из глины, в которых так дорого
давался каждый шаг, ибо липкая засасывающая грязь пуще магнита
притягивала подошвы; потоки ледяных рек и ручьев приходилось ему
пересекать вброд или переходить по камням; на дне ручьев в
прозрачной воде видел он, поднося к водной поверхности лампу,
речной жемчуг; в боковом ответвлении с громадной анфиладой
наполненных водой помещений, куда не рискнул он двинуться,
услышал он грохот обвала и звонкие россыпи камнепада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25