Я тщательно собирал мелкие редкие крохи всего, что можно назвать не
обычным - добрым, бескорыстным, красивым - до сего дня в моей памяти яр-
ко вспыхивают эти искры счастья видеть человека - человеком. Но -
все-таки я был душевно голоден и одуряющий яд книг не насыщал меня. Мне
хотелось какой-то разумной работы, подвига, бунта и, порою, я кричал:
- Шире бери!
- Держи карман шире! - иронически ответил мне Н. Ф. Анненский, у ко-
торого всегда было в запасе меткое словечко.
К этому времени относится очень памятная мне беседа с В. Г. Королен-
ко.
Летней ночью я сидел на "Откосе", высоком берегу Волги, откуда хорошо
видно пустынные луга Заволжья и сквозь ветви деревьев - реку. Незаметно
и неслышно на скамье, рядом со мною, очутился В. Г., я почувствовал его
только тогда, когда он толкнул меня плечом, говоря:
- Однако, как вы замечтались! Я хотел шляпу снять с вас, да подумал -
испугаю!
Он жил далеко, на противоположном конце города. Было уже более двух
часов ночи. Он, видимо, устал, сидел, обнажив курчавую голову и отирая
лицо платком.
- Поздно гуляете, - сказал он.
- И вы тоже.
- Да. Следовало сказать: гуляем. Как живете? что делаете?
После нескольких незначительных фраз, он спросил:
- Вы, говорят, занимаетесь в кружке Скворцова? Что это за человек?
П. Н. Скворцов был в то время одним из лучших знатоков теории Маркса,
он не читал никаких книг, кроме "Капитала", и гордился этим. Года за два
до издания "Критических заметок" П. Б. Струве, он читал в гостиной адво-
ката Щеглова статью, основные положения которой были те же, что и у
Струве, но - хорошо помню - более резки по форме. Эта статья поставила
Скворцова в положение еретика, что не помешало ему сгруппировать кружок
молодежи; позднее многие из членов этого кружка играли весьма видную
роль в строении с.-д. партии. Он был поистине человек "не от мира сего".
Аскет, он зиму и лето гулял в летнем легком пальто, в худых башмаках,
жил впроголодь и, при этом, еще заботился о "сокращении потребностей" -
питался, в течение нескольких недель, одним сахаром, с'едая его по две
осьмых фунта в день, - не больше и не меньше. Этот опыт "рационального
питания" вызвал у него общее истощение организма и серьезную болезнь по-
чек.
Небывалого роста, он был весь какой-то серый, а светло-голубые глаза
улыбались улыбкой счастливца, познавшего истину, в полноте недоступную
никому, кроме него. Ко всем инаковерующим он относился с легким пренеб-
режением, жалостливым, но не обидным. Курил толстые папиросы из дешевого
табака, вставляя их в длинный, вершков десяти, бамбуковый мундштук, - он
носил его за поясом брюк, точно кинжал.
Я наблюдал Павла Николаевича в табуне студентов, которые коллективно
ухаживали за приезжей барышней, - существом редкой красоты. Скворцов,
соревнуя юным франтам, тоже кружился около барышни и был величественно
нелеп со своим мундштуком, серый в облаке душного серого дыма. Стоя в
углу, четко выделяясь на белом фоне изразцовой печи, он методически спо-
койно, тоном старообрядческого начетчика изрекал тяжелые слова отрицания
поэзии, музыки, театра, танцев и непрерывно дымил на красавицу.
- Еще Сократ говорил, что развлечения - вредны, - неопровержимо дока-
зывал он.
Его слушала изящная шатенка, в белой газовой кофточке и, кокетливо
покачивая красивой ножкой, натянуто любезно смотрела на мудреца темными,
чудесными глазами, - вероятно, тем взглядом, которым красавицы Афин
смотрели на курносого Сократа; взгляд этот немо, но красноречиво спраши-
вал:
- Скоро ты перестанешь, скоро уйдешь?
Он доказал ей, что Короленко - вреднейший идеалист и метафизик, что
вся литература - он ее не читал - "пытается гальванизировать гнилой труп
народничества". Доказал и, наконец, сунув мундштук за пояс, торжественно
ушел, а барышня, проводив его, в изнеможении - и, конечно, красиво -
бросилась на диван, возгласив жалобно:
- Господи, это же не человек, а - дурная погода!
В. Г., смеясь, выслушал мой рассказ, помолчал, посмотрел на реку,
прищурив глаза и негромко, дружески заговорил:
- Не спешите выбрать верования, я говорю - выбрать, потому что мне
кажется теперь их не вырабатывают, а именно - выбирают. Вот, быстро вхо-
дит в моду материализм, соблазняя своей простотой... Он особенно привле-
кает тех, кому лень самостоятельно думать. Его охотно принимают франты,
которым нравится все новое, хотя бы оно и не отвечало их натурам, вку-
сам, стремлениям...
Он говорил задумчиво, точно беседуя сам с собою, порою прерывал речь
и слушал, как где-то внизу, на берегу, фыркает пароотводная трубка, гу-
дят сигналы на реке.
Говорил он о том, что всякая разумная попытка об'яснить явления жизни
заслуживает внимания и уважения, но следует помнить, что "жизнь слагает-
ся из бесчисленных, странно спутанных кривых" и что "крайне трудно зак-
лючить ее в квадраты логических построений".
- Трудно привести даже в относительный порядок эти кривые, взаимно
пересекающиеся линии человеческих действий и отношений, - сказал он,
вздохнув и махая шляпой в лицо себе.
Мне нравилась простота его речи и мягкий вдумчивый тон. Но - по су-
ществу, все, что он говорил о марксизме было уже - в других словах -
знакомо мне. Когда он прервал речь, я торопливо спросил его: почему он
такой ровный, спокойный?
Он надел шляпу, взглянул в лицо мне и, улыбаясь, ответил:
- Я знаю, что мне нужно делать, и убежден в полезности того, что де-
лаю. А - почему вы спросили об этом?
Тогда я начал рассказывать ему о моих недоумениях и тревогах. Он
отодвинулся от меня, наклонился - так ему было удобнее смотреть в лицо
мне - и молча внимательно слушал.
Потом тихо сказал:
- В этом не мало верного. Вы наблюдаете хорошо.
И - усмехнулся, положив руку на плечо мне.
- Не ожидал, что вас волнуют эти вопросы. Мне говорили о вас, как о
человеке иного характера... веселом, грубоватом и враждебном интеллиген-
ции...
И, как-то особенно крепко, он стал говорить об интеллигенции: она
всегда и везде была оторвана от народа, но это потому, что она идет впе-
реди, таково ее историческое назначение.
- Это - дрожжи всякого народного брожения и первый камень в фундамен-
те каждого нового строительства. Сократ, Джордано Бруно, Галилей, Ро-
беспьер, наши декабристы, Перовская и Желябов, все, кто сейчас голодают
в ссылке, с теми, кто в эту ночь сидит за книгой, готовя себя к борьбе
за справедливость, - а прежде всего, конечно, в тюрьму, - все это - са-
мая живая сила жизни, самое чуткое и острое орудие ее.
Он взволнованно поднялся на ноги и, шагая перед скамьей взад и впе-
ред, продолжал:
- Человечество начало творить свою историю с того дня, когда появился
первый интеллигент; миф о Прометее - это рассказ о человеке, который на-
шел способ добывать огонь и этим сразу отделил людей от зверей. Вы пра-
вильно заметили недостатки интеллигенции, книжность, отрыв от жизни, -
но еще вопрос: недостатки ли это? Иногда, для того чтобы хорошо видеть,
необходимо именно отойти, а не приблизиться. - А главное, что я вам дру-
жески советую, считая себя более опытным, чем вы, - обращайте больше
внимания на достоинства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64