Терпение? Предзнание, которому не суждено отвечать на вопросы смерти - не прорасти в череп материи. Неспешное окисление, но и способ письма, доходящий до неприемлемой избыточности: п(е)ресечения, не дающие искомого ощущения конца в любой точке всплеска, солучающей ночь с от - - - .Чем отличается суждение от высказывания ? Открой словарь (говоришь). Слово становится словом в нескончаемом приближении уходящего голоса. О снеге в разветвленной фабуле города. Я наклоняюсь к ней, и тончайшая капля разворачивает предо мной время Китая. Это медленно, так же как и снег. Нет. Контаминации города. Тот вяз мы внесем в поле карты. Ворон, не ведающий урона. Вместо того, чтобы приближаться, раскрываясь - удаляется, покуда не пропадает вовсе за пределами фразы.
Весна. И коегде облака.
Этого вполне достаточно.
Остальное занято небом.
Она была сумасшедшей,
потом стала мертвой.
Рассказывай птицам.
Пепел - состояние информации,
превзошедшей допустимую сложность.
Вне него самого расположены
дезоксирибонуклеиновые спирали слова,
серебро фотографий, чернеющих в камне,
браслета и рыб из фольги;
поэзия - не признанье в любви,
языку и возлюбленной ,
но дознание: как в тебе
возникают они, изменяя тебя.-
в сообщение? в плод?
Рассказывай это глиняным зернам,
(возможно и тело схожим образом
рассматривает себя, состоя
из перфорации памяти,
косвенных ожогов вещей,
которые только свод правил -
осей бесплотных друза,
аксонов бессонная паутина в патине,
высохших рос геометрия,
игольчатое полотно очей, cellular automaton:
распластанных в направлениях).
Холодное утро в мае.
Дети в тумане играют в настольный теннис.
Почтальон, как душа всех писем,
пущенных на волю ветра,
не столь бесконечен, чтобы стать
убежищем мысли.
В глубине двора пес искрится,
цепенеет рощей.
Воображение вспять пятится,
подобно волне отлива,
затаскивая в привычное тело
(взрезая оконную гладь)
немудреный свой скарб, и
когда в мозгу возникает краб
(рассудок прибегает к уловке
прибавления согласной)
и свет ржавый мелеет, где море
обвисает на скалах,
и гремучим золотом кишмя блохи
кишат в песке
(произнося чтото об облаках)
я ловит себя на том, что
всю сумму умножающего себя языка
превосходит трещина
раскалывающего его предела...
иероглифов кварцевая воронка,
небо втягивающая в свой
сверкающий шелест.
q
Продолжали быть, но скорлупой, пронизанной отзвуком, умещенным в параллельные эхо. Прозрачной, однако непроницаемой преградой. В мгновении капли, разворачивающей пространство Китая, ты ощущаешь меня мною - перевод - умноженной на ожидание (намеренье речи на предчувствие собственного применения), - бормотания вязкая глина, слепки, углубления ждущей воды. И пеленой, которая всегда одно и то же, - позже вписать: я знал об этом всегда, - то же, лишенное самости . Оставаясь недвижным возрастает до тошноты, тишины (исправляет рука), капли, вязкости. И уже не чтото в форме стола, судебного приговора вещи, предсказания, нищеты, неких корней , надгробного воя, но я сам (с этого момента дознание уже воспроизводит себя) - к двум глазам, будто бы оставленным на утерянном некогда лице. И точно так же, как категория рода не равна родовому различию, так и грамматическое число не является числом математики. Что означает много ? Истинность высказывания нуждается в истинном времени. Сколько прошло с момента, как я заговорил? Я не нуждается в действующих лицах. Поэтому ты - только ты, я - только я, исчезающие в проницаемости. Исполнение.
КОНДРАТИЙ ТЕОТОКОПУЛОС
ПИШЕТ СЫНУ -
Сегодня ночью
ты мне приснился. Шли сумерки.
Люди сосредоточенно плыли.
Мы находились в машине,
и ты - совершенный младенец...
скорее, нечто,
не обретшее пока очертаний, но занявшее
в моих мыслях определенное место.
Мы были вместе,
как в древнем мире, где суть не нуждалась
в отчислениях вести, и планеты двигались безнаказанно
в овечьих орбитах ранами спектра.
Однако сон разматывал вместо речи разлуки немую нить,
хотя мы оба сквозь сумерки приближались к строению -
оно было вполне незнакомо.
Поставь рядом дерево, проведи мелом дорогу,
а на поля введи - exit.
И все же, в этом медленном и непреложном немире,
но приближении, которое сравнить легче с безветрием,
нежели с вихрем, смерчем, метущим подобно дервишу
рукавами времени в кругах сора и пыли -
оканчивалось наше знание - у ног полудня тень,
завершающая служение -
поскольку будущее захлопывает свою дверь,
представая привычно разуму
либо ветошью горящей сально,
оправленной стронциановым льдом,
либо доопытным камнем в доброцветении форм. И что,
несомненно, есть порождение слабости, испытание сном,
а также обучение миру уподоблений, когда
одно исчезает в другом - не превращение,
ибо о нем суждено только слышать...
Но, возможно сказать:
желанием оправдания. Оправдания чего?
Не торопись. Взгляни на красную черепицу,
просто взгляни.
Видишь, облако было ближе. а теперь оно там, где огни,
где градирня - где испаряется город.
Но как ответить тому, что только место в мысли? -
если и руки, говора шелест ведущие неуследимо
по бесстрастной бумаге, не сознают сроков странствия -
призрачны, хотя не утратили очертаний.
Слишком страстно настояние было
(которое перенимаешь
неизвестно откуда) продлить длительность яви
собственными глазами.
Чрезмерна была и печаль, не имущая причины,
но, к счастью, ток чей перестал согревать сна жилу
и слух, стоявший нагой фигурой на пороге деления:
будущее, настоящее, прошлое.
Час этот не имеет границы,
подчиняясь порою рассудку,
либо тому, что именуют любовью,
или (по достижению возраста) стяжением веры.
Много разного проходит сквозь нас,
достоверность чего не вызывает сомнений. Впрочем,
и это уже не имеет значения.
Даже незнанием не станет это.
Остается сказать: возрадуйся в юных лесах песка,
в галактиках реликтовых множеств,
в диком таяньи выворачивающих себя,
в котором, черту разделения преступая всегда, мы,
раскалившие память дотла, приближаясь,
не сдвигаемся с места.
Свободны от прошлого...
Искусству научены обращенья с конца
полуднем, сжигающим уподобления, как
в кварцевом шепоте говора,
петляющем, словно тьма.
На каждом углу круга
вкопано по изваянию ветра.
Лава стрижей вскипает в теснинах высот,
разрушая благозвучие мер,
соотнесенностей.
Ливень пророчат, близнецов разлучение,
значения со смыслом, нити
темные путают на веерах северного цветения,
жадно хватают, пронизывая плоскости света
(так ненасытно нанизываешь деепричастий частицы,
ступень за ступенью спускаясь
на дно глагольной таблицы), онемения зерна.
Эпос или кормление.
Ни высот, ни низин в цикле воды и пламени.
Эрос - только разнонаправленность
единой точки, оставившей позади время :
преступающее себя возвращение.
В прикосновении залегает косвенность
нескончаемого разделения
(задача изнаночного учебника арифметики) -
путники расходятся, как осенние ветви к небу,
обрушив влагу холода и разметав листьев бремя
у изножия изваяний ветра.
Стрижей стаи,
повторяет Теотокопулос , сотни осколков неба.
Каждый как придыхание,
разрывающее парение белки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Весна. И коегде облака.
Этого вполне достаточно.
Остальное занято небом.
Она была сумасшедшей,
потом стала мертвой.
Рассказывай птицам.
Пепел - состояние информации,
превзошедшей допустимую сложность.
Вне него самого расположены
дезоксирибонуклеиновые спирали слова,
серебро фотографий, чернеющих в камне,
браслета и рыб из фольги;
поэзия - не признанье в любви,
языку и возлюбленной ,
но дознание: как в тебе
возникают они, изменяя тебя.-
в сообщение? в плод?
Рассказывай это глиняным зернам,
(возможно и тело схожим образом
рассматривает себя, состоя
из перфорации памяти,
косвенных ожогов вещей,
которые только свод правил -
осей бесплотных друза,
аксонов бессонная паутина в патине,
высохших рос геометрия,
игольчатое полотно очей, cellular automaton:
распластанных в направлениях).
Холодное утро в мае.
Дети в тумане играют в настольный теннис.
Почтальон, как душа всех писем,
пущенных на волю ветра,
не столь бесконечен, чтобы стать
убежищем мысли.
В глубине двора пес искрится,
цепенеет рощей.
Воображение вспять пятится,
подобно волне отлива,
затаскивая в привычное тело
(взрезая оконную гладь)
немудреный свой скарб, и
когда в мозгу возникает краб
(рассудок прибегает к уловке
прибавления согласной)
и свет ржавый мелеет, где море
обвисает на скалах,
и гремучим золотом кишмя блохи
кишат в песке
(произнося чтото об облаках)
я ловит себя на том, что
всю сумму умножающего себя языка
превосходит трещина
раскалывающего его предела...
иероглифов кварцевая воронка,
небо втягивающая в свой
сверкающий шелест.
q
Продолжали быть, но скорлупой, пронизанной отзвуком, умещенным в параллельные эхо. Прозрачной, однако непроницаемой преградой. В мгновении капли, разворачивающей пространство Китая, ты ощущаешь меня мною - перевод - умноженной на ожидание (намеренье речи на предчувствие собственного применения), - бормотания вязкая глина, слепки, углубления ждущей воды. И пеленой, которая всегда одно и то же, - позже вписать: я знал об этом всегда, - то же, лишенное самости . Оставаясь недвижным возрастает до тошноты, тишины (исправляет рука), капли, вязкости. И уже не чтото в форме стола, судебного приговора вещи, предсказания, нищеты, неких корней , надгробного воя, но я сам (с этого момента дознание уже воспроизводит себя) - к двум глазам, будто бы оставленным на утерянном некогда лице. И точно так же, как категория рода не равна родовому различию, так и грамматическое число не является числом математики. Что означает много ? Истинность высказывания нуждается в истинном времени. Сколько прошло с момента, как я заговорил? Я не нуждается в действующих лицах. Поэтому ты - только ты, я - только я, исчезающие в проницаемости. Исполнение.
КОНДРАТИЙ ТЕОТОКОПУЛОС
ПИШЕТ СЫНУ -
Сегодня ночью
ты мне приснился. Шли сумерки.
Люди сосредоточенно плыли.
Мы находились в машине,
и ты - совершенный младенец...
скорее, нечто,
не обретшее пока очертаний, но занявшее
в моих мыслях определенное место.
Мы были вместе,
как в древнем мире, где суть не нуждалась
в отчислениях вести, и планеты двигались безнаказанно
в овечьих орбитах ранами спектра.
Однако сон разматывал вместо речи разлуки немую нить,
хотя мы оба сквозь сумерки приближались к строению -
оно было вполне незнакомо.
Поставь рядом дерево, проведи мелом дорогу,
а на поля введи - exit.
И все же, в этом медленном и непреложном немире,
но приближении, которое сравнить легче с безветрием,
нежели с вихрем, смерчем, метущим подобно дервишу
рукавами времени в кругах сора и пыли -
оканчивалось наше знание - у ног полудня тень,
завершающая служение -
поскольку будущее захлопывает свою дверь,
представая привычно разуму
либо ветошью горящей сально,
оправленной стронциановым льдом,
либо доопытным камнем в доброцветении форм. И что,
несомненно, есть порождение слабости, испытание сном,
а также обучение миру уподоблений, когда
одно исчезает в другом - не превращение,
ибо о нем суждено только слышать...
Но, возможно сказать:
желанием оправдания. Оправдания чего?
Не торопись. Взгляни на красную черепицу,
просто взгляни.
Видишь, облако было ближе. а теперь оно там, где огни,
где градирня - где испаряется город.
Но как ответить тому, что только место в мысли? -
если и руки, говора шелест ведущие неуследимо
по бесстрастной бумаге, не сознают сроков странствия -
призрачны, хотя не утратили очертаний.
Слишком страстно настояние было
(которое перенимаешь
неизвестно откуда) продлить длительность яви
собственными глазами.
Чрезмерна была и печаль, не имущая причины,
но, к счастью, ток чей перестал согревать сна жилу
и слух, стоявший нагой фигурой на пороге деления:
будущее, настоящее, прошлое.
Час этот не имеет границы,
подчиняясь порою рассудку,
либо тому, что именуют любовью,
или (по достижению возраста) стяжением веры.
Много разного проходит сквозь нас,
достоверность чего не вызывает сомнений. Впрочем,
и это уже не имеет значения.
Даже незнанием не станет это.
Остается сказать: возрадуйся в юных лесах песка,
в галактиках реликтовых множеств,
в диком таяньи выворачивающих себя,
в котором, черту разделения преступая всегда, мы,
раскалившие память дотла, приближаясь,
не сдвигаемся с места.
Свободны от прошлого...
Искусству научены обращенья с конца
полуднем, сжигающим уподобления, как
в кварцевом шепоте говора,
петляющем, словно тьма.
На каждом углу круга
вкопано по изваянию ветра.
Лава стрижей вскипает в теснинах высот,
разрушая благозвучие мер,
соотнесенностей.
Ливень пророчат, близнецов разлучение,
значения со смыслом, нити
темные путают на веерах северного цветения,
жадно хватают, пронизывая плоскости света
(так ненасытно нанизываешь деепричастий частицы,
ступень за ступенью спускаясь
на дно глагольной таблицы), онемения зерна.
Эпос или кормление.
Ни высот, ни низин в цикле воды и пламени.
Эрос - только разнонаправленность
единой точки, оставившей позади время :
преступающее себя возвращение.
В прикосновении залегает косвенность
нескончаемого разделения
(задача изнаночного учебника арифметики) -
путники расходятся, как осенние ветви к небу,
обрушив влагу холода и разметав листьев бремя
у изножия изваяний ветра.
Стрижей стаи,
повторяет Теотокопулос , сотни осколков неба.
Каждый как придыхание,
разрывающее парение белки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19