Даже в написанной в апологетическом по отношению к президенту духе биографии Г. Трумэна говорится, что «доктрина Трумэна» означала по существу «декларацию войны против любого влияния России за пределами границ, установленных в 1945 г.». И далее: «В тексте доктрины был описан кризис, которого не было в природе, в ней описаны злые люди в Кремле, готовые нанести удар по слабой Америке… позднее американцам удалось убедиться, что… слова Трумэна — преувеличение».
Сенатор от Флориды Пеппер заключил, что такая политика уничтожает все надежды на примирение с Россией. Дочери президент признался, что речь довела его до нервного истощения. (Но через девять дней после произнесения речи Трумэн издал Исполнительный приказ № 9835, вводящий в действие Программу проверки лояльности федеральных служащих). Маккартизм получил невероятный шанс. В течение четырех лет были проверены согласно этому указу 3 млн. государственных служащих. Несколько тысяч были вынуждены уйти в отставку, а 212 человек заставили это сделать. При этом не было найдено ни одного признака шпионажа. Жене он пообещал, что «сможет предотвратить создание НКВД или Гестапо». Но в конечном счете вынужден был признаться, что допустил «ужасную ошибку»).
К моменту провозглашения «доктрины Трумэна» США были единственной страной в мире, владевшей ядерным оружием, они не имели конкурентов на морях — у США был самый большой военно-морской флот и несомненно наиболее мощные военно-воздушные силы. Флот и ВВС пользовались базами, расположенными во всех районах земного шара. Алармизм, содержащийся в «доктрине Трумэна», был рассчитан на расширение и без того огромного для мирного времени военного строительства. Речь шла о помощи проамериканским режимам в сумме сотен миллионов, чуть позже масштаб был увеличен, потребовались миллиарды долларов. На установление контроля над Грецией и Турцией Г. Трумэн запросил 400 млн. долл.
И что предлагают американцы? Ачесон: «Необходимо вмешаться в их внутренние дела и выправит ситуацию». И еще: «Я считаю ошибкой думать, что можно в любое время сесть рядом с русскими и решить проблемы». Сенатор Александер Смит: «Вы планируете такую встречу?» — «С ними бесполезно встречаться». Удивительно то, что как раз через несколько дней именно Ачесон встречался с советским руководством в ходе работы Сессии совета министров иностранных дел в Москве, открывшейся 10 марта 1947 г.
Московская сессия
Весной 1947 г. американское руководство определяет свою политику в германском вопросе. В апреле в Москве начались переговоры министров иностранных дел четырех великих держав (СССР, США, Англии и Франции) о выработке мирного договора с Германией. Мирное воссоединение Германии, ее демилитаризация и нейтральный статус не вписывались в стратегическую концепцию Г. Трумэна, добивавшегося зависимости от США ключевых мировых регионов (а не их нейтрализации). Бевин пишет из Москвы, что «мы приблизились к опасной линии отчуждения… Вежливость еще присутствует, нет повышенных тонов, темперамент сдерживается, но все вокруг холодно». Французский министр иностранных дел Бидо: «Вокруг банкеты, встречи, тосты и другие „замерзшие увеселения“, но ясно, что наступает конец эры».
Во главе американской делегации был госсекретарь Маршалл. Он выглядел уставшим и не подготовленным к решению больших проблем, он не был тем лидером, которого воюющий мир знал в 1941 — 1945 гг. Американская делегация руководствовалась мыслью Ачесона о «бессмысленности переговоров»: «Наша политика изменяется, их политика неизменна. Ни Молотов, ни Сталин, ни Политбюро не могут изменить ее. Это догма. Прочитайте „Красную звезду“ и то, что вы прочтете о капиталистическом мире — это то же, что писалось в 1924 г.»
Главным на сессии было добиться прогресса в германском вопросе. Главным противоречием стали репарации. Как и ожидалось, советская сторона потребовала репараций из текущей немецкой продукции. «Другие вопросы можно было решить быстро», — пишет Дрепер Гуверу 25 апреля 1947 г. Молотов: «Советское правительство не скрывает того факта, что желает получить репарации от Германии, и не скрывает цифры желаемых репараций». Он дает картину разрушенной немцами России: число бездомных, разрушенные города. Уничтоженные железнодорожные станции и пути, угнанный скот. Ни малейшего впечатления. Сталин примирительно говорит, что «пострадала вся Европа». Ни малейшего отклика. На Украине голод, повсеместны случаи каннибализма. Ни малейшего сочувствия. Советская сторона признает, что многое из прежде вывезенного было использовано неэффективно. Молчание моря.
Сталин отмечает, что «в Америке ситуация лучше». Молчание. В дневнике Клей пишет, что «достаточно проехать по России, чтобы убедиться в нуждах русских». Фактически американский администратор в Германии пришел к выводу, что «мы должны дать русским некоторый объем репараций для закупок в Германии». Голос вопиющего во пустыне. 31 марта Клей покинул Москву, давая понять русским, что он не согласен с генеральной западной линией. Но остальные американцы были только счастливы занять жесткую позицию.
Как полагает Д. Йергин, «большинство американцев никогда не понимало проблем, которые обуславливали советские требования. Частично советский стиль выдвижения требований воспринимался как сознательные усилия преодолеть западное сопротивление. Американцы полагали, что повторение советских требований рассчитано Молотовым и его коллегами на то, что Даллес называл „процессом истощения“. Но ни на секунду советская сторона не сомневалась в справедливости своих требований. В разоренной стране с величайшими усилиями восстанавливалась жизнь. Тысячи гибли ежедневно, но лощеных западных дипломатов это не волновало. Прежние западные союзники забыли слово солидарность — именно из-за этого началась „холодная война“.
Американцы заняли железобетонную позицию: «Никаких репараций России». Американский эксперт Киндлбергер: «Молотовская экономика фантастична». Англичане помогали — Бевин считал, что «русские ограбят Германию за наш счет». Между собой американцы и англичане уже решили объединить свои зоны. Они не хотели помогать России ни при каких обстоятельствах: а вдруг это поможет военному укреплению восточного гиганта?
15 апреля, после беседы со Сталиным госсекретарь Маршал пришел к выводу, что русские просто хотят расколоть лагерь Запада. Эта встреча началась в десять часов вечера в Кремле. Внешний вид Сталина удивил Маршала — Сталин чувствовал себя неважно. Он как бы съежился в своей одежде. «Вы такой же, как и прежде, а я уже старик», — сказал Сталин. Далее начались взаимные жалобы. Маршал указал на то, что русские до сих пор не рассчитались по ленд-лизу. Уже в самом начале дискуссий, 15 апреля 1947 г., Дж. Маршалл заявил И. В. Сталину, что различия в подходе двух стран к решению германской проблемы непреодолимы. Глава Советского правительства ответил, что не рассматривает ситуацию столь трагически, что начало крупных дипломатических операций всегда представляет значительные сложности. Но опыт показывает, что при наличии желания и доброй воли достижение компромисса возможно. Маршалл счел возможным увидеть в этих словах не знак ободрения и надежды на успех, а констатацию различий».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219