Оба
фактора тесно переплетены, потому что никто не может пережить, например,
гордость вообще: пережить можно только свою гордость чем-то определенным.
Почему же важно, чтобы пациент не только раздумывал о силах, действующих
в нем, а чувствовал их? Интеллектуальное понимание или познание какой-то вещи в
строгом смысле слова не "понимание" и не "познание" вообще: подумав о ней,
мы ее не "поимели" и не "познали", она не стала живой для нас, не стала нашей.
Может быть, умом-то пациент верно понимает проблему; но ум, как зеркало, не
впитывает лучей света, а отражает их, поэтому и прилагает он такие "озарения" не к
себе, а к другим. Или же его гордость своим умом овладевает им со скоростью
света: он гордится, что для него воссияла истина, от которой другие
отворачиваются
Д. Макмюрреи. "Рассудок и чувство".
В истории психоанализа интеллектуальное знание сперва казалось лечащим
фактором. В то время оно означало появление детских воспоминаний. Переоценка
интеллектуального знания в те времена также просматривается в ожидании, что
одного рассудочного признания иррациональности какой-то тенденции уже будет
достаточно, чтобы все пришло в норму. Потом маятник качнулся в другую сторону:
самым важным стало эмоциональное переживание, и с тех пор это всячески
подчеркивалось. Фактически, это смещение акцентов представляется характерным для
прогресса большинства аналитиков. Каждому из них, видимо, понадобилось открыть
самому важность эмоционального переживания. См. Отто Ранк и Шандор Ференци.
"Развитие психоанализа" (Otto Rank and Sandor Ferenczi. "The Developement of
Psychoanalysis". Neurosis and Mental Disease Publ. N40. Washington. 1925). Т. Райх.
"Удивление и психоаналитик" (Theodore Reik. "Surprise and Psychoanalyst". Kegan
Paul. London. 1936.). Дж. Г. Ауэрбах. "Изменение ценностей через психотерапию"
(J. G. Auerbach. "Change of Values through Psychotherapy". Personality. Vol. 1, 1950.).
См. в "Толковом словаре" В. Даля "имать", "познать". В английском тексте
указывается, что корень слова realisation (осознание) - real (реальный, настоящий).
(Прим. перев.).
-287-
Карен Хорни. Невроз и личностный рост
и закрываются; он начинает крутить да вертеть свое открытие и выворачивает
его так, что тут же его мстительность или, например, обидчивость, становятся
полностью разумными реакциями. Или, наконец, власть чистого разума может
показаться ему достаточной для изгнания беса проблемы: увидеть и есть
решить.
Более того, только пережив полностью иррациональность доселе бес-
сознательных или полуосознанных чувств или влечений, мы постепенно узнаем,
какой принудительной силой обладает наше бессознательное. Пациенту
недостаточно согласиться с возможностью того, что его отчаяние из-за любви,
оставшейся без награды, в реальности - чувство, что его унизили, потому что
задета его гордость своей неотразимостью, или тем, что он владеет душой и
теломдругого человека. Он должен прочувствовать унижение и, позднее, власть
его гордости над ним. Недостаточно краем глаза увидеть, что его гнев или
самоупреки, возможно, сильнее, чем оправдано происшедшим. Он должен
прочувствовать всю силу своей ярости или глубину презрения к себе: только
тогда он как следует разглядит мощь (и иррациональность) некоторых
бессознательных процессов. Только тогда у него появится мотив узнать больше о
себе.
Важно также испытывать чувства в их правильном контексте и пытаться
пережить те чувства или влечения, которые еще только понимаешь умом, но не
чувствуешь. Вернемся к примеру женщины, испугавшейся собаки сразу после
того, как она не смогла взойти на вершину горы - сам страх был прочувствован в
полную силу. Ей помогла преодолеть этот страх мысль, что он - результат
презрения к себе. Хотя последнее вряд ли было пережито, ее открытие все равно
означало, что страх она испытала в правильном контексте. Но другие страхи
продолжали находить на нее, пока она не почувствовала, до какой глубины
презирает себя. А переживание презрения к себе в свою очередь помогло ей
только тогда, когда она испытала его в контексте своего иррационального
требования - владеть любой ситуацией.
Эмоциональное восприятие некоторых чувств или влечений, прежде
бессознательных, может случиться внезапно и произвести впечатление
разоблачения. Но чаще оно наступает постепенно, в процессе серьезной работы над
проблемой. Сперва, например, пациент признает, что в его раздражительности есть
элементы мстительности. Он может заметить связь между этим состоянием и уколом
гордости. Но в какой-то момент он должен пережить, как сильно он задет, и как
влияет на его чувства желание отомстить. Другой пример: он сперва может
заметить, что в каком-то случае негодует и оскорблен больше, чем оно того стоит.
Он может признать, что эти чувства возникли в ответ на разочарование в неких
ожиданиях. Он соглашается с предположением аналитика, что это, может быть,
неразумно, но считает свое негодование и обиду совершенно законными.
Постепенно он сам будет замечать у себя ожидания, которые даже его поражают
своей безрассудностью. Позднее он осознает, что это не безвредные желания, а,
скорее, жесткие требования. Со временем ему откроются их размах и фан-
тастический характер. Затем ему предстоит пережить, как он бывает пол-
-288-
Глава 14. Дорога психоаналитической терапии
ностью раздавлен или бешено разъярен, когда они фрустрированы. Наконец до
него доходит их могущество. Но и в этот момент ему все еще далеко до
переживания того, что он скорее умрет, чем откажется от них.
Последняя иллюстрация: он знает, что очень любит "устроиться" или что
иногда ему нравится дурачить или обманывать других. По мере того как он все
больше отдает себе в этом отчет, он может понять, как он завидует тем, которые
"устроились" лучше него, и как он бесится, когда его дурачат или обманывают. Он
все больше будет понимать, как на самом деле гордится своей способностью
обманывать и надувать. И в какой-то момент его должно, что называется, до мозга
костей пронять: его поглощает эта страсть.
Но что же делать, если пациент просто не испытывает определенных чувств,
порывов, стремлений - или чего-то еще? Мы не можем, в конце концов,
искусственно внушать чувства. И все же здесь немного может помочь совместная
убежденность пациента и аналитика в желательности того, чтобы чувства (к чему
бы они ни относились) появились и проявились в полную свою силу. Это настроит
обоих на разницу между работой мысли и эмоциональной вовлеченностью. Кроме
того, это возбудит их интерес к анализу факторов, связанных с эмоциональными
переживаниями. Они могут быть различны по своему охвату, силе и роду.
Аналитику важно установить, мешают ли они испытывать чувства вообще или
только определенные чувства. Выдающаяся роль принадлежит неспособности или
малой способности пациента переживать что-либо предосудительное. Одного
пациента, который считал себя донельзя деликатным человеком, вдруг осенило, что
он бывает неприятно деспотичным. Он поспешил с оценочным суждением, что это
неправильная установка и что он должен это прекратить.
Такие реакции выглядят честным настроем против невротических тенденций и
желанием их изменить. На самом деле в таких случаях пациента раздирают гордость
и страх перед презрением к себе, а потому он поспешно пытается затушевать
неудобную тенденцию, прежде чем успевает понять и прочувствовать ее во всей
полноте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
фактора тесно переплетены, потому что никто не может пережить, например,
гордость вообще: пережить можно только свою гордость чем-то определенным.
Почему же важно, чтобы пациент не только раздумывал о силах, действующих
в нем, а чувствовал их? Интеллектуальное понимание или познание какой-то вещи в
строгом смысле слова не "понимание" и не "познание" вообще: подумав о ней,
мы ее не "поимели" и не "познали", она не стала живой для нас, не стала нашей.
Может быть, умом-то пациент верно понимает проблему; но ум, как зеркало, не
впитывает лучей света, а отражает их, поэтому и прилагает он такие "озарения" не к
себе, а к другим. Или же его гордость своим умом овладевает им со скоростью
света: он гордится, что для него воссияла истина, от которой другие
отворачиваются
Д. Макмюрреи. "Рассудок и чувство".
В истории психоанализа интеллектуальное знание сперва казалось лечащим
фактором. В то время оно означало появление детских воспоминаний. Переоценка
интеллектуального знания в те времена также просматривается в ожидании, что
одного рассудочного признания иррациональности какой-то тенденции уже будет
достаточно, чтобы все пришло в норму. Потом маятник качнулся в другую сторону:
самым важным стало эмоциональное переживание, и с тех пор это всячески
подчеркивалось. Фактически, это смещение акцентов представляется характерным для
прогресса большинства аналитиков. Каждому из них, видимо, понадобилось открыть
самому важность эмоционального переживания. См. Отто Ранк и Шандор Ференци.
"Развитие психоанализа" (Otto Rank and Sandor Ferenczi. "The Developement of
Psychoanalysis". Neurosis and Mental Disease Publ. N40. Washington. 1925). Т. Райх.
"Удивление и психоаналитик" (Theodore Reik. "Surprise and Psychoanalyst". Kegan
Paul. London. 1936.). Дж. Г. Ауэрбах. "Изменение ценностей через психотерапию"
(J. G. Auerbach. "Change of Values through Psychotherapy". Personality. Vol. 1, 1950.).
См. в "Толковом словаре" В. Даля "имать", "познать". В английском тексте
указывается, что корень слова realisation (осознание) - real (реальный, настоящий).
(Прим. перев.).
-287-
Карен Хорни. Невроз и личностный рост
и закрываются; он начинает крутить да вертеть свое открытие и выворачивает
его так, что тут же его мстительность или, например, обидчивость, становятся
полностью разумными реакциями. Или, наконец, власть чистого разума может
показаться ему достаточной для изгнания беса проблемы: увидеть и есть
решить.
Более того, только пережив полностью иррациональность доселе бес-
сознательных или полуосознанных чувств или влечений, мы постепенно узнаем,
какой принудительной силой обладает наше бессознательное. Пациенту
недостаточно согласиться с возможностью того, что его отчаяние из-за любви,
оставшейся без награды, в реальности - чувство, что его унизили, потому что
задета его гордость своей неотразимостью, или тем, что он владеет душой и
теломдругого человека. Он должен прочувствовать унижение и, позднее, власть
его гордости над ним. Недостаточно краем глаза увидеть, что его гнев или
самоупреки, возможно, сильнее, чем оправдано происшедшим. Он должен
прочувствовать всю силу своей ярости или глубину презрения к себе: только
тогда он как следует разглядит мощь (и иррациональность) некоторых
бессознательных процессов. Только тогда у него появится мотив узнать больше о
себе.
Важно также испытывать чувства в их правильном контексте и пытаться
пережить те чувства или влечения, которые еще только понимаешь умом, но не
чувствуешь. Вернемся к примеру женщины, испугавшейся собаки сразу после
того, как она не смогла взойти на вершину горы - сам страх был прочувствован в
полную силу. Ей помогла преодолеть этот страх мысль, что он - результат
презрения к себе. Хотя последнее вряд ли было пережито, ее открытие все равно
означало, что страх она испытала в правильном контексте. Но другие страхи
продолжали находить на нее, пока она не почувствовала, до какой глубины
презирает себя. А переживание презрения к себе в свою очередь помогло ей
только тогда, когда она испытала его в контексте своего иррационального
требования - владеть любой ситуацией.
Эмоциональное восприятие некоторых чувств или влечений, прежде
бессознательных, может случиться внезапно и произвести впечатление
разоблачения. Но чаще оно наступает постепенно, в процессе серьезной работы над
проблемой. Сперва, например, пациент признает, что в его раздражительности есть
элементы мстительности. Он может заметить связь между этим состоянием и уколом
гордости. Но в какой-то момент он должен пережить, как сильно он задет, и как
влияет на его чувства желание отомстить. Другой пример: он сперва может
заметить, что в каком-то случае негодует и оскорблен больше, чем оно того стоит.
Он может признать, что эти чувства возникли в ответ на разочарование в неких
ожиданиях. Он соглашается с предположением аналитика, что это, может быть,
неразумно, но считает свое негодование и обиду совершенно законными.
Постепенно он сам будет замечать у себя ожидания, которые даже его поражают
своей безрассудностью. Позднее он осознает, что это не безвредные желания, а,
скорее, жесткие требования. Со временем ему откроются их размах и фан-
тастический характер. Затем ему предстоит пережить, как он бывает пол-
-288-
Глава 14. Дорога психоаналитической терапии
ностью раздавлен или бешено разъярен, когда они фрустрированы. Наконец до
него доходит их могущество. Но и в этот момент ему все еще далеко до
переживания того, что он скорее умрет, чем откажется от них.
Последняя иллюстрация: он знает, что очень любит "устроиться" или что
иногда ему нравится дурачить или обманывать других. По мере того как он все
больше отдает себе в этом отчет, он может понять, как он завидует тем, которые
"устроились" лучше него, и как он бесится, когда его дурачат или обманывают. Он
все больше будет понимать, как на самом деле гордится своей способностью
обманывать и надувать. И в какой-то момент его должно, что называется, до мозга
костей пронять: его поглощает эта страсть.
Но что же делать, если пациент просто не испытывает определенных чувств,
порывов, стремлений - или чего-то еще? Мы не можем, в конце концов,
искусственно внушать чувства. И все же здесь немного может помочь совместная
убежденность пациента и аналитика в желательности того, чтобы чувства (к чему
бы они ни относились) появились и проявились в полную свою силу. Это настроит
обоих на разницу между работой мысли и эмоциональной вовлеченностью. Кроме
того, это возбудит их интерес к анализу факторов, связанных с эмоциональными
переживаниями. Они могут быть различны по своему охвату, силе и роду.
Аналитику важно установить, мешают ли они испытывать чувства вообще или
только определенные чувства. Выдающаяся роль принадлежит неспособности или
малой способности пациента переживать что-либо предосудительное. Одного
пациента, который считал себя донельзя деликатным человеком, вдруг осенило, что
он бывает неприятно деспотичным. Он поспешил с оценочным суждением, что это
неправильная установка и что он должен это прекратить.
Такие реакции выглядят честным настроем против невротических тенденций и
желанием их изменить. На самом деле в таких случаях пациента раздирают гордость
и страх перед презрением к себе, а потому он поспешно пытается затушевать
неудобную тенденцию, прежде чем успевает понять и прочувствовать ее во всей
полноте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119