Возникает явление, которое можно назвать
эмоционально-ценностной сложностью. Все нрав-
ственные понятия,такие, как добро, зло, справедли-
вость, подлость и т. д., наполняются эмоционально
пережитым содержанием и в результате этого при-
обретают для человека определенность и ценность.
Нравственные категории предстают здесь не как
абстрактные черты личности. Отношения меняются
на прямо противоположные - человек оценивается
как личность - носитель категории. Такие опреде-
ления человека, как <добрый>, <честный> и т. д.,
оказываются его неотъемлемыми качествами как
личности, не зависящими ни от чьих-либо конкрет-
ных целей, ни от случайных ситуаций его жизни.
И тут возможен такой негативный поворот -
сдвиг ценности с человека на его образ. Образ
как бы отслаивается, становится статичным, в отли-
чие от самого человека, который всегда в ди-
Одиночество
намике, в развитии. Связано это в большинстве
случаев с тем, что личностное общение всегда на-
правлено на человека, на его самоценность. Поэтому
видеть, чувствовать все то хорошее, что есть в
каждом, является как бы обязательным компо-
нентом такого общения. Очень хорошим примером
такого ценностного подхода к человеку и, вместе
с тем, отделения образа от его носителя является,
на наш взгляд, описание отношения князя Мышкина
к Рогожину в романе Ф. М. Достоевского <Идиот>.
Ведь Мышкин скорее готов быть убитым Рогожи-
ным, чем поверить в то, что тот может быть убийцей.
Поэтому давайте вместе с писателем-психологом
проследим за ходом мыслей и поступков князя
Мышкина, когда он уже не только догадывается,
но и имеет доказательства того, что Рогожин со-
бирается его убить.
<... В самом деле было что-то такое в Рогожине,
то есть в целом сегодняшнем образе этого чело-
века, во всей совокупности его слов, движений,
поступков, взглядов, что могло оправдывать ужас-
ные предчувствия князя и возникающие нашеп-
тывания его демона? Нечто такое, что видится само
собой, но что трудно анализировать и рассказать
невозможно, что, однако же, производит, несмотря
на всю эту трудность и невозможность, совер-
шенно цельное и неотразимое впечатление, неволь-
но переходящее в полнейшее убеждение?..
Убеждение - в чем? (О, как мучила князя чу-
довищность, <унизительность> этого убеждения,
<этого низкого предчувствия> и как обвинял он
себя самого!) Скажи же, если смеешь, в чем?
говорил он беспрерывно себе, с упреком и с вы-
зовом,- формулируй, осмелься выразить всю свою
Выбор личности...
мысль, ясно, точно, без колебания! О, я бесчестен! -
повторял он с негодованием и с краской в лице,-
какими же глазами буду я смотреть теперь всю
жизнь на этого человека!..
...Да что это я, как больная женщина, верю
сегодня во всякое предчувствие!.. Новый, нестер-
пимый прилив стыда, почти отчаяния, приковал
его на месте...> ^.
Чуть раньше князь себя убеждал: <Нет, Рогожин
на себя клевещет; у него огромное сердце, которое
может и страдать и сострадать>.
Но вот уже факт:
<Как ни было темно, но, взбежав на площадку,
князь тотчас же различил, что тут, в этой нише,
прячется зачем-то человек. Князю вдруг захотелось
пройти мимо и не глядеть направо. Он ступил
уже один шаг, но не выдержал и обернулся...
Глаза Рогожина засверкали, и бешеная улыбка
исказила его лицо. Правая рука его поднялась, и
что-то блеснуло в ней: князь не думал ее останав-
ливать. Он помнил только, что, кажется, крикнул:
- Парфен, не верю!..
Затем вдруг как бы что-то разверзлось пред ним:
необычайный внутренний свет озарил его душу.
Это мгновение продолжалось, может быть, пол-
секунды; но он, однако же, ясно и сознательно
помнил начало, самый первый звук своего страш-
ного вопля, который вырвался из груди его сам
собой и который никакой силой не мог бы оста-
новить. Затем сознание его угасло мгновенно, и на-
ступил полный мрак...
...впечатление внезапного ужаса, сопряженного
со всеми другими страшными впечатлениями той
минуты, вдруг оцепенили Рогожина на месте и тем
Одиночество
спасли князя от неизбежного удара ножом, на
него падавшего> ^.
Действительно, отслоение образа от реальной
личности в приведенном отрывке описано чрезвы-
чайно точно. Все же у Достоевского есть что-то
такое, что не позволяет нам оценить такое от-
слоение, отрыв как негативное последствие. Мы бук-
вально чувствуем позитивный потенциал взаимодей-
ствия, основанного на таком типе образа друго-
го. Первое, что можно выделить,- это безуслов-
ная идеализированность образа. Идеализирован-
ность не как приукрашивание другого человека,
а фиксация того лучшего, что в нем есть. Это
действительно идеал, но не абстрактный, а идеал
данной конкретной личности, не то хорошее, что
должно быть у всех людей, а то, что есть у дан-
ного конкретного человека, то,чем он может стать.
При построении такого образа происходит как бы
отбрасывание тех или иных негативных, но реально
существующих свойств и поступков человека.
С точки зрения набора качеств и свойств такой образ
не обладает полнотой. И именно поэтому взаимо-
действие с другим человеком всегда оказывается
затрудненным. Человек здесь во многом непред-
сказуем, а его поведение непрогнозируемо. Князь
Мышкин, хотя видел и понимал, к чему готовился
Рогожин, но не принимал этого личностно. И свое
взаимодействие с Рогожиным строил, не руковод-
ствуясь этим пониманием, а на основе созданного
прежде образа.
И здесь мы подходим к самому трудному момен-
ту анализа. Эмоционально-ценностное представле-
ние о Рогожине^выраженное в возгласе князя Мыш-
кина <Не верю!>, оказалось по своему воздействию
Выбор личности...
намного сильнее, чем любые действия, построен-
ные с учетом <реальных свойств и качеств> Рого-
жина. Оказывается, идеализированный образ может
воздействовать на человека, но само это воздей-
ствие принципиально отличается от того, что мы
называли манипуляцией. Если манипуляция основа-
на на знании того, что есть в человеке, то воз-
действие личностного общения основано на том,
что' может и должно быть в человеке, и уже есть
в нем потенциально. А поэтому манипулятивное
взаимодействие мы оцениваем по эффективности
решаемой им задачи, тогда как личностное обще-
ние эффективностью вообще как таковой не обла-
дает. А оценено оно может быть только с точки
зрения того, раскрывает ли оно в другом человеке
его ценностный и нравственный потенциал или пре-
пятствует такому самораскрытию. Оценка другого,
выраженная как дифференцируемый эмоциональ-
но-ценностный образ, становится для него сред-
ством саморегуляции и саморазвития. Индивид,
сравнивая свой образ <Я> с этой внешней оцен-
кой, начинает менять свое собственное поведение,
чтобы привести эти две системы оценок в соответ-
ствие.
В психологии хорошо известен тот факт, что
социальное и личностное ожидание является одним
из самых мощных регуляторов поведения. Осознан-
ноеили_неосо з на н ное стремление ."индивида Jn^fl-
твердит^ож^дание^соответствовать^вму, зачастую
выступает как сильнейший мотив, объясняющий
поведение и жизнедеятельность человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
эмоционально-ценностной сложностью. Все нрав-
ственные понятия,такие, как добро, зло, справедли-
вость, подлость и т. д., наполняются эмоционально
пережитым содержанием и в результате этого при-
обретают для человека определенность и ценность.
Нравственные категории предстают здесь не как
абстрактные черты личности. Отношения меняются
на прямо противоположные - человек оценивается
как личность - носитель категории. Такие опреде-
ления человека, как <добрый>, <честный> и т. д.,
оказываются его неотъемлемыми качествами как
личности, не зависящими ни от чьих-либо конкрет-
ных целей, ни от случайных ситуаций его жизни.
И тут возможен такой негативный поворот -
сдвиг ценности с человека на его образ. Образ
как бы отслаивается, становится статичным, в отли-
чие от самого человека, который всегда в ди-
Одиночество
намике, в развитии. Связано это в большинстве
случаев с тем, что личностное общение всегда на-
правлено на человека, на его самоценность. Поэтому
видеть, чувствовать все то хорошее, что есть в
каждом, является как бы обязательным компо-
нентом такого общения. Очень хорошим примером
такого ценностного подхода к человеку и, вместе
с тем, отделения образа от его носителя является,
на наш взгляд, описание отношения князя Мышкина
к Рогожину в романе Ф. М. Достоевского <Идиот>.
Ведь Мышкин скорее готов быть убитым Рогожи-
ным, чем поверить в то, что тот может быть убийцей.
Поэтому давайте вместе с писателем-психологом
проследим за ходом мыслей и поступков князя
Мышкина, когда он уже не только догадывается,
но и имеет доказательства того, что Рогожин со-
бирается его убить.
<... В самом деле было что-то такое в Рогожине,
то есть в целом сегодняшнем образе этого чело-
века, во всей совокупности его слов, движений,
поступков, взглядов, что могло оправдывать ужас-
ные предчувствия князя и возникающие нашеп-
тывания его демона? Нечто такое, что видится само
собой, но что трудно анализировать и рассказать
невозможно, что, однако же, производит, несмотря
на всю эту трудность и невозможность, совер-
шенно цельное и неотразимое впечатление, неволь-
но переходящее в полнейшее убеждение?..
Убеждение - в чем? (О, как мучила князя чу-
довищность, <унизительность> этого убеждения,
<этого низкого предчувствия> и как обвинял он
себя самого!) Скажи же, если смеешь, в чем?
говорил он беспрерывно себе, с упреком и с вы-
зовом,- формулируй, осмелься выразить всю свою
Выбор личности...
мысль, ясно, точно, без колебания! О, я бесчестен! -
повторял он с негодованием и с краской в лице,-
какими же глазами буду я смотреть теперь всю
жизнь на этого человека!..
...Да что это я, как больная женщина, верю
сегодня во всякое предчувствие!.. Новый, нестер-
пимый прилив стыда, почти отчаяния, приковал
его на месте...> ^.
Чуть раньше князь себя убеждал: <Нет, Рогожин
на себя клевещет; у него огромное сердце, которое
может и страдать и сострадать>.
Но вот уже факт:
<Как ни было темно, но, взбежав на площадку,
князь тотчас же различил, что тут, в этой нише,
прячется зачем-то человек. Князю вдруг захотелось
пройти мимо и не глядеть направо. Он ступил
уже один шаг, но не выдержал и обернулся...
Глаза Рогожина засверкали, и бешеная улыбка
исказила его лицо. Правая рука его поднялась, и
что-то блеснуло в ней: князь не думал ее останав-
ливать. Он помнил только, что, кажется, крикнул:
- Парфен, не верю!..
Затем вдруг как бы что-то разверзлось пред ним:
необычайный внутренний свет озарил его душу.
Это мгновение продолжалось, может быть, пол-
секунды; но он, однако же, ясно и сознательно
помнил начало, самый первый звук своего страш-
ного вопля, который вырвался из груди его сам
собой и который никакой силой не мог бы оста-
новить. Затем сознание его угасло мгновенно, и на-
ступил полный мрак...
...впечатление внезапного ужаса, сопряженного
со всеми другими страшными впечатлениями той
минуты, вдруг оцепенили Рогожина на месте и тем
Одиночество
спасли князя от неизбежного удара ножом, на
него падавшего> ^.
Действительно, отслоение образа от реальной
личности в приведенном отрывке описано чрезвы-
чайно точно. Все же у Достоевского есть что-то
такое, что не позволяет нам оценить такое от-
слоение, отрыв как негативное последствие. Мы бук-
вально чувствуем позитивный потенциал взаимодей-
ствия, основанного на таком типе образа друго-
го. Первое, что можно выделить,- это безуслов-
ная идеализированность образа. Идеализирован-
ность не как приукрашивание другого человека,
а фиксация того лучшего, что в нем есть. Это
действительно идеал, но не абстрактный, а идеал
данной конкретной личности, не то хорошее, что
должно быть у всех людей, а то, что есть у дан-
ного конкретного человека, то,чем он может стать.
При построении такого образа происходит как бы
отбрасывание тех или иных негативных, но реально
существующих свойств и поступков человека.
С точки зрения набора качеств и свойств такой образ
не обладает полнотой. И именно поэтому взаимо-
действие с другим человеком всегда оказывается
затрудненным. Человек здесь во многом непред-
сказуем, а его поведение непрогнозируемо. Князь
Мышкин, хотя видел и понимал, к чему готовился
Рогожин, но не принимал этого личностно. И свое
взаимодействие с Рогожиным строил, не руковод-
ствуясь этим пониманием, а на основе созданного
прежде образа.
И здесь мы подходим к самому трудному момен-
ту анализа. Эмоционально-ценностное представле-
ние о Рогожине^выраженное в возгласе князя Мыш-
кина <Не верю!>, оказалось по своему воздействию
Выбор личности...
намного сильнее, чем любые действия, построен-
ные с учетом <реальных свойств и качеств> Рого-
жина. Оказывается, идеализированный образ может
воздействовать на человека, но само это воздей-
ствие принципиально отличается от того, что мы
называли манипуляцией. Если манипуляция основа-
на на знании того, что есть в человеке, то воз-
действие личностного общения основано на том,
что' может и должно быть в человеке, и уже есть
в нем потенциально. А поэтому манипулятивное
взаимодействие мы оцениваем по эффективности
решаемой им задачи, тогда как личностное обще-
ние эффективностью вообще как таковой не обла-
дает. А оценено оно может быть только с точки
зрения того, раскрывает ли оно в другом человеке
его ценностный и нравственный потенциал или пре-
пятствует такому самораскрытию. Оценка другого,
выраженная как дифференцируемый эмоциональ-
но-ценностный образ, становится для него сред-
ством саморегуляции и саморазвития. Индивид,
сравнивая свой образ <Я> с этой внешней оцен-
кой, начинает менять свое собственное поведение,
чтобы привести эти две системы оценок в соответ-
ствие.
В психологии хорошо известен тот факт, что
социальное и личностное ожидание является одним
из самых мощных регуляторов поведения. Осознан-
ноеили_неосо з на н ное стремление ."индивида Jn^fl-
твердит^ож^дание^соответствовать^вму, зачастую
выступает как сильнейший мотив, объясняющий
поведение и жизнедеятельность человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53