Оленей, конечно, жаль.
Компания старцев не нарушает моего одиночества из-за страшного
расстояния, которое нас разделяет. Но мысленно могу слетать к ним. Там, в
далеком космическом далеке, мы вместе сидим у костра и молчим. Нам не надо
произносить слова, чтобы понять друг друга. Мы сидим и думаем разные думы
обо всем на свете, отчего нам безмерно хорошо. Сегодня мы еще не расстались,
а я уже начинаю мечтать о том, что завтра опять будет вечер и мы снова
увидимся.
Думы старцев полны космической печали об устройстве мира, они знают
все, только сказать не могут, поэтому мы их не слышим и не знаем точно, о
чем им мечтается.
Я не пытался останавливать свои мысли о суетном прошлом - их не
остановить специально. Даю им зеленый свет, и они, пометавшись в
пространстве ума и сообразив, что на них не обращают внимания, постепенно
затихают и вскоре утихомириваются совсем. Я как будто перестаю существовать.
На что это похоже? На любовь с женщиной, но только не в нижней части
туловища, как это обычно происходит, а внутри черепа.
К сожалению, полеты в небесах когда-нибудь заканчиваются. Они не могут
быть вечными и в этом их прелесть тоже.
Когда долго летаешь на параплане - надоедает. В один момент вдруг
чувствуешь себя не летящим, а просто подвешенным на стропах высоко над
землей: пора приземляться. Хухэ Мунхэ Тэнгри. Козел в чаще угомонился,
наконец, и я иду спать.
Пришло утро и начался день. Его невозможно удержать и сохранить. Он
неизбежно пройдет и исчезнет, оставив за собой след в виде сомнения о его
всамделишном существовании.
Лежу в спальнике и смотрю вверх, думая о прелести бессмысленного и
бесцельного существования. Я просто живу, унося свое тело, мысли и душу в
плавном течении времени на пути в никуда. Я вижу бездну.
Цель, наверное, выдумывается для того, чтобы оправдать способ своего
существования, которым мы не совсем довольны и не знаем до конца, что с этим
существованием делать. Цель вредна, потому что уничтожает таинство. Прелесть
мира в таинственности, а суть тайны в ее нераскрытости. Тайна дарит нам путь
без конечного пункта, без цели. Поиск смысла - это препарирование таинства,
а постановка цели - его заведомое уничтожение.
Вылез из палатки и увидел Байкал. Он был раскрашен по-утреннему
ненавязчиво в нежнейшие волшебные полутона, которые только намекали о
существовании чего-то вечного и прекрасного.
Я думал про любовь и вспоминал друга Ваню, который купил за сумасшедшие
деньги землю у воды. Я пытался понять Ваню еще раз с большого расстояния и
не смог. Даже представил, что мне предложили купить кусок земли где-нибудь
здесь, где хорошо. Сосредоточился, но так и не понял, зачем это может
понадобиться. Я стоял и смотрел на Байкал, и не было нужды покупать то
место, на котором стоял. Я счастлив на нем совершенно бесплатно. На
мгновение даже стало неловко от того, что как будто живу даром. А может
быть, жизнь даром и есть та свобода, о которой все только и делают что
мечтают? Жизнь даром...
Пошел прогуляться в падь Марта в надежде обнаружить следы ночного
чудища и ничего не нашел. Неужели все показалось?!
Готовить завтрак не стал, просто доел то, что оставалось в котелке
после ужина. Процесс поедания пищи перестает меня увлекать, видимо, от
одиночества. В обществе за собой такого не замечал: при виде товарища
аппетит растет. Большинство желаний - продукт коллективного творчества.
Одиночество оставляет для тела только самые необходимые потребности. В этом
состоянии природа человеческая сориентирована в основном на то, чтобы только
не мешать жить. Одиночество - чудодейственный бальзам для тела и духа.
Покидая падь Марта, я попрощался с ночным чудищем - горным козлом, и
взял курс на мыс Вора - Елга.
Плавая по обширной водной поверхности, живешь в двух стихиях: Воздухе и
Воде. Мир представляется объемным и просторным. Осознаешь величие
пространства. Это особое состояние, никоим образом не связанное с жизнью на
суше. Земля маячит где-то в стороне и как бы между прочим. Она
представляется картинкой и кажется не очень реальной. Любуешься ею, но
всерьез не воспринимаешь.
Все чаще стали появляться величественные утесы, а после мыса
Крестовский начались настоящие прижимы. Я оказался в царстве скал и воды.
Все, что видел до этого, можно запомнить отдельно и подвести черту.
Путешествие начиналось заново, в новой стране и в другое время. Если не
удаляться на значительное расстояние от берега, что очень опасно, то полнеба
перегородят огромнейшие скалы. Это сбивает с толку, и непонятно, как себя
надо чувствовать: среди скал, среди моря или среди неба?
Если подойти совсем близко к берегу, то создается впечатление, будто
попал под землю. А там страшно, там царствует могучий и грозный Эрлен-Хан со
свитой многочисленных помощников.
Прижимы за мысом Крестовским поражают своей мощью, и хотя берег рядом,
как убежище перестал существовать. Получалось так, что я вдруг оказался в
открытом море.
Те места, к которым действительно нельзя пристать, на карте явно не
обозначены, об их существовании можно только догадываться. А то, что берег
изображен достаточно крутым и обрывистым, тоже ни о чем, как правило, не
говорит, так что я никогда не знал наперед какая протяженность прижима.
Только здесь, за мысом Крестовским, впервые почувствовал себя
оторванным от берега. Если стихия вздумает разгуляться, то до безопасного
места добраться не удастся. Я не мог полностью надеяться на непотопляемость
моей лодки, которая травила воздух довольно серьезно и ее постоянно
приходилось подкачивать. Последняя оставшаяся в живых помпа тоже не внушала
особого доверия.
Стало страшно неуютно. Я вдруг почувствовал себя далеко от всего: от
людей, от спасительного берега и от цивилизации. Стало одиноко.
Раньше в подобных ситуациях я обычно стискивал зубы, напрягал волю и
переживал неприятность. Но сейчас вдруг до меня дошло, что нет толку для
души от такого преодоления, как не бывает толку от попыток завладеть
чем-либо с помощью силы. Можно добиться только видимости покорения. К
сущности так не приблизиться, как нельзя силой добиться любви. Можно
совершить в точности все механические действия , которые проделывают
влюбленные, но любви не достичь, потому что она не достигается.
Вспомнилась вся прошлая жизнь и показалась до обидного зряшной. Я
развернул оглобли и взял курс в открытое море, уплывая все дальше и дальше.
Исполинские скалы уменьшались в размерах, пока не превратились в условные
обозначения. И странно было думать, какое впечатление величия и могущества
они создают вблизи. Скалы показались нереальными, а страхи - выдуманными.
Стало ужасно жаль себя за то, что прожил долго, так и не успев
сообразить, что в этом мире вообще делаю. Стало жаль себя за то, что не
приблизился к истине ни на шаг, проделав путь в 37 лет. Я лег на спину и
мной овладело удивительное спокойствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Компания старцев не нарушает моего одиночества из-за страшного
расстояния, которое нас разделяет. Но мысленно могу слетать к ним. Там, в
далеком космическом далеке, мы вместе сидим у костра и молчим. Нам не надо
произносить слова, чтобы понять друг друга. Мы сидим и думаем разные думы
обо всем на свете, отчего нам безмерно хорошо. Сегодня мы еще не расстались,
а я уже начинаю мечтать о том, что завтра опять будет вечер и мы снова
увидимся.
Думы старцев полны космической печали об устройстве мира, они знают
все, только сказать не могут, поэтому мы их не слышим и не знаем точно, о
чем им мечтается.
Я не пытался останавливать свои мысли о суетном прошлом - их не
остановить специально. Даю им зеленый свет, и они, пометавшись в
пространстве ума и сообразив, что на них не обращают внимания, постепенно
затихают и вскоре утихомириваются совсем. Я как будто перестаю существовать.
На что это похоже? На любовь с женщиной, но только не в нижней части
туловища, как это обычно происходит, а внутри черепа.
К сожалению, полеты в небесах когда-нибудь заканчиваются. Они не могут
быть вечными и в этом их прелесть тоже.
Когда долго летаешь на параплане - надоедает. В один момент вдруг
чувствуешь себя не летящим, а просто подвешенным на стропах высоко над
землей: пора приземляться. Хухэ Мунхэ Тэнгри. Козел в чаще угомонился,
наконец, и я иду спать.
Пришло утро и начался день. Его невозможно удержать и сохранить. Он
неизбежно пройдет и исчезнет, оставив за собой след в виде сомнения о его
всамделишном существовании.
Лежу в спальнике и смотрю вверх, думая о прелести бессмысленного и
бесцельного существования. Я просто живу, унося свое тело, мысли и душу в
плавном течении времени на пути в никуда. Я вижу бездну.
Цель, наверное, выдумывается для того, чтобы оправдать способ своего
существования, которым мы не совсем довольны и не знаем до конца, что с этим
существованием делать. Цель вредна, потому что уничтожает таинство. Прелесть
мира в таинственности, а суть тайны в ее нераскрытости. Тайна дарит нам путь
без конечного пункта, без цели. Поиск смысла - это препарирование таинства,
а постановка цели - его заведомое уничтожение.
Вылез из палатки и увидел Байкал. Он был раскрашен по-утреннему
ненавязчиво в нежнейшие волшебные полутона, которые только намекали о
существовании чего-то вечного и прекрасного.
Я думал про любовь и вспоминал друга Ваню, который купил за сумасшедшие
деньги землю у воды. Я пытался понять Ваню еще раз с большого расстояния и
не смог. Даже представил, что мне предложили купить кусок земли где-нибудь
здесь, где хорошо. Сосредоточился, но так и не понял, зачем это может
понадобиться. Я стоял и смотрел на Байкал, и не было нужды покупать то
место, на котором стоял. Я счастлив на нем совершенно бесплатно. На
мгновение даже стало неловко от того, что как будто живу даром. А может
быть, жизнь даром и есть та свобода, о которой все только и делают что
мечтают? Жизнь даром...
Пошел прогуляться в падь Марта в надежде обнаружить следы ночного
чудища и ничего не нашел. Неужели все показалось?!
Готовить завтрак не стал, просто доел то, что оставалось в котелке
после ужина. Процесс поедания пищи перестает меня увлекать, видимо, от
одиночества. В обществе за собой такого не замечал: при виде товарища
аппетит растет. Большинство желаний - продукт коллективного творчества.
Одиночество оставляет для тела только самые необходимые потребности. В этом
состоянии природа человеческая сориентирована в основном на то, чтобы только
не мешать жить. Одиночество - чудодейственный бальзам для тела и духа.
Покидая падь Марта, я попрощался с ночным чудищем - горным козлом, и
взял курс на мыс Вора - Елга.
Плавая по обширной водной поверхности, живешь в двух стихиях: Воздухе и
Воде. Мир представляется объемным и просторным. Осознаешь величие
пространства. Это особое состояние, никоим образом не связанное с жизнью на
суше. Земля маячит где-то в стороне и как бы между прочим. Она
представляется картинкой и кажется не очень реальной. Любуешься ею, но
всерьез не воспринимаешь.
Все чаще стали появляться величественные утесы, а после мыса
Крестовский начались настоящие прижимы. Я оказался в царстве скал и воды.
Все, что видел до этого, можно запомнить отдельно и подвести черту.
Путешествие начиналось заново, в новой стране и в другое время. Если не
удаляться на значительное расстояние от берега, что очень опасно, то полнеба
перегородят огромнейшие скалы. Это сбивает с толку, и непонятно, как себя
надо чувствовать: среди скал, среди моря или среди неба?
Если подойти совсем близко к берегу, то создается впечатление, будто
попал под землю. А там страшно, там царствует могучий и грозный Эрлен-Хан со
свитой многочисленных помощников.
Прижимы за мысом Крестовским поражают своей мощью, и хотя берег рядом,
как убежище перестал существовать. Получалось так, что я вдруг оказался в
открытом море.
Те места, к которым действительно нельзя пристать, на карте явно не
обозначены, об их существовании можно только догадываться. А то, что берег
изображен достаточно крутым и обрывистым, тоже ни о чем, как правило, не
говорит, так что я никогда не знал наперед какая протяженность прижима.
Только здесь, за мысом Крестовским, впервые почувствовал себя
оторванным от берега. Если стихия вздумает разгуляться, то до безопасного
места добраться не удастся. Я не мог полностью надеяться на непотопляемость
моей лодки, которая травила воздух довольно серьезно и ее постоянно
приходилось подкачивать. Последняя оставшаяся в живых помпа тоже не внушала
особого доверия.
Стало страшно неуютно. Я вдруг почувствовал себя далеко от всего: от
людей, от спасительного берега и от цивилизации. Стало одиноко.
Раньше в подобных ситуациях я обычно стискивал зубы, напрягал волю и
переживал неприятность. Но сейчас вдруг до меня дошло, что нет толку для
души от такого преодоления, как не бывает толку от попыток завладеть
чем-либо с помощью силы. Можно добиться только видимости покорения. К
сущности так не приблизиться, как нельзя силой добиться любви. Можно
совершить в точности все механические действия , которые проделывают
влюбленные, но любви не достичь, потому что она не достигается.
Вспомнилась вся прошлая жизнь и показалась до обидного зряшной. Я
развернул оглобли и взял курс в открытое море, уплывая все дальше и дальше.
Исполинские скалы уменьшались в размерах, пока не превратились в условные
обозначения. И странно было думать, какое впечатление величия и могущества
они создают вблизи. Скалы показались нереальными, а страхи - выдуманными.
Стало ужасно жаль себя за то, что прожил долго, так и не успев
сообразить, что в этом мире вообще делаю. Стало жаль себя за то, что не
приблизился к истине ни на шаг, проделав путь в 37 лет. Я лег на спину и
мной овладело удивительное спокойствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73